Поделят ли Украина и Россия Киевскую Русь

Спичрайтеры Порошенко попали в ту же ловушку: они говорят об Украине в тех местах, где у Путина стоит “Россия”, меняя “единый русский народ” на “украинскую нацию”.

Недавно я прочитал текст выступления Петра Порошенко на праздновании Дня святого Владимира. Он меня заинтересовал лишь потому, что по просьбе друга из президентского окружения я готовил несколько тезисов в ответ на пропаганду Владимира Путина о Крещении Руси. Оказалось, что в финальный вариант речи попал только один, но главный: принимая христианство, Владимир Великий включил Русь в европейскую цивилизацию, а не, как утверждает Кремль, заложил основы “русского мира”.

Чтобы выяснить, какое из двух утверждений является историческим, а какое — пропагандой, достаточно посмотреть на эту статистику: из 52 междинастических браков киевских князей три четверти пришлись на западные страны — Англию, Скандинавию, Польшу, Германию, Венгрию и Францию.

Этот и другие примеры подает опубликованная в Гарварде Кyivan Rus in Medieval Europe. Не буду пересказывать книгу, ограничусь выводом: почти за 250 лет существования (от Крещения 988 года до упадка центральной киевской власти в 1146 году) Русь была полноправной частью тогдашней Европы.

Нечто подобное пытался рассказывать и Борис Акунин в своей недавней Истории Российского государства. Для автора Русь — возможность европейского развития, которую Россия упустила. Акуниновскую либерально-западную версию российской истории можно было бы с легким сердцем рекомендовать к прочтению, если бы не ошибки, допущенные автором, и домыслы вроде существования единого народа славяно-русов. Акунин невольно привязал себя к колеснице кремлевской пропаганды: как ни крути, Русь у него — это ранняя форма “Российского государства”.

Спичрайтеры Порошенко попали в ту же ловушку: они говорят об Украине в тех местах, где у Путина стоит “Россия”, меняя “единый русский народ” на “украинскую нацию”. С точки зрения историка, украинская версия не правдивее российской. Русь не была ни российской, ни украинской державой, да и державой ее сложно назвать. Как писал классик, “прошлое — это другая страна, там все по‑другому”.

Понимаю: выступление Порошенко писали в качестве “нашего ответа Чемберлену”. Однако сомневаюсь, что войну с Путиным можно выиграть его методами. Вот почему я предлагаю вывести российско-украинский исторический клинч из‑за Владимира и Руси на более широкие просторы. В частности, сравнить с немецко-французской борьбой за имя и корону Карла Великого.

Этот конфликт считался самой длинной войной в Западной Европе, конец которой положили федеральный канцлер ФРГ Конрад Аденауэр и французский лидер Шарль де Голль только в 1952‑м. За год до этого они подписали договор о стали и угле — главном предмете битвы за спорные территории Эльзаса и Лотарингии. Причем в прагматическую часть документа об интересах они добавили пункт о примирении вокруг прошлого. В качестве места примирения был выбран Аахен: город, где в 962‑м короновался на императора Священной Римской империи Оттон (тоже Великий), внук Карла. Именно с этого события берет начало немецко-французский конфликт. Логика Аденауэра и де Голля была правильной: как в войне, так и в мире без истории не обойдешься.

Немецко-французское примирение стало краеугольным камнем, а Карл Великий — символом объединенной Европы. Подобно ему, Владимир Великий мог бы стать символом новой Европы на Востоке. Это не фантазия, а реальная цель, которую доказывает история польско-украинских отношений, считающаяся самой продолжительной враждой в Восточной Европе. Она длилась с похода Владимира в 862‑м году “на ляхов” до Волынской резни 1943‑го и акции Висла в 1947‑м. Но после падения коммунизма полякам и украинцам все же удалось примириться и стать стратегическими союзниками.

Польско-украинское примирение можно сравнить с немецко-французским: оно стало геополитической революцией на востоке Европы. Но без России революция не завершена. Конечно, многие в этом месте пожмут плечами. Но подумайте — кто из немцев или французов в 1942‑м мог себе представить, что через десять лет все будет иначе? В любом случае, фигура Аденауэра появилась после поражения Гитлера. А я не знаю таких экспертов, которые могли бы гарантировать, что Путин и его режим продержатся дольше десяти лет.

Но пока этого не произошло, я выступаю за внутриукраинское примирение. Условно говоря, между Львовом, Киевом, Днепропетровском, Харьковом и Одессой. Собственно, там живет класс, готовый к этому: молодые образованные жители метрополий. Как показывают опросы, среди них менее заметны региональные отличия. К тому же они значительно ближе к своим европейским ровесникам, чем к украинцам моего поколения. А поскольку большая часть из них русскоговорящие, то потенциально они являются тем вирусом, запустив который в Россию, можно будет вырастить там русского Аденауэра.

Ярослав Грицак

Источник: Новое время