Украинско-российские отношения: информационное противостояние

Информационное противостояние двух соседей, Украины и России, во время газового конфликта – это лишь верхушка айсберга. Корни такого перманентного противостояния нужно искать в разном мировосприятии. И из-за этого в ближайшее время ничего в отношениях дву

Информационное противостояние двух соседей, Украины и России, во время газового конфликта – это лишь верхушка айсберга. Корни такого перманентного противостояния нужно искать в разном мировосприятии. И из-за этого в ближайшее время ничего в отношениях двух стран не изменится. По крайней мере, так считают эксперты.

На днях состоялась подиумная дискуссия на эту тему при поддержке Фонда Конрада Аденауэра, Немецкого общества внешней политики и Академии украинской прессы. Журналисты и ученые из Украины и Германии попробовали очертить проблему и найти ее причины. Нужно сразу признать – задание не самое простое, поскольку каждая из сторон, и Россия, и Украина, и Германия, видит эту проблему по-своему.

Украинская сторона в глазах европейских журналистов, выглядела не лучше, чем российская. Кристоф Веземанн, свободный журналист из Магдебурга (работает в Одессе), говорит, что самой большой проблемой для журналиста во время этого конфликта был поиск не просто достоверной информации, а вообще какой-нибудь информации. По его словам, европейские журналисты относились с недоверием к заявлениям, звучащим с обеих сторон. Этот же тезис подтвердила немецкий эксперт Дана Шульце. «У нас в Германии есть проблема с источниками. Мы не знаем, кому верить в Украине и России» – сказала она. Господин Веземанн, как и другие немецкие эксперты, также отметил, что на этот раз критики Украины в немецких СМИ было больше, чем во время первого газового противостояния в 2006 году. И этому есть свое объяснение – не оправдавшие себя в конечном итоге посторанжевые ожидания европейцев на быструю демократизацию Украины. Юдит Роте, представлявшая Центр Восточной и Центральной Европы Фонда Роберта Боша и немецкое общество внешней политики, уверенна, что украинско-российский конфликт – это конфликт с историческими корнями.

Говорили и о том, почему Украина так плохо выглядела в этом информационном газовом противостоянии. Главными причинами эксперты называли:
 — отсутствие доверия к украинским и российским источникам информации;
 — отсутствие профессиональных спикеров (в наибольшей степени это касается Украины);
 — отсутствие быстрого реагирования Украины на заявления противоположной стороны;
 — плохая представленность Украины в мировом информационном пространстве (в этом контексте говорили, в том числе, и об отсутствии корпунктов украинских медиа в других странах, и одновременно – об отсутствии корпунктов заграничных медиа в Киеве).

Ниже вы можете ознакомиться с некоторыми экспертными комментариями.

Юрий Дуркот, Львов, украинский журналист (пишет для немецких СМИ):

«Позиция западных масс-медиа относительно конфликта была и остается довольно амбивалентной. Интерес к газовому конфликту был с самого начала значительным. На ВВС это была первая новость, на CNN – это была первая новость, только позже израильско-арабская война вышла на первое место. Нужно сказать, что попытка или желание освещать позиции обеих сторон практически не наблюдалась.

Можно очертить несколько тенденций.

Во-первых, в течение последних лет в работе западной прессы после большого газетного кризиса на европейском рынке в 2000-2001 году наблюдается тенденция к бульваризации. Это происходит как в сфере принтмедиа, так и в сфере электронных средств массовой информации. Конечно, печально говорить о том, что потребитель информации в Украине крайне непритязателен. Это действительно так. Но таким же непритязательным является и потребитель информации в мире. Это ситуация принципиально у нас не отличается от общемировой тенденции.

Во-вторых, подача информации электронными СМИ: на телевидении существовала тенденция к упрощению. Это специфика телевидения. Там используется набор определенных штампов. И этот набор штампов и клише очень часто мы слышали в коротких информационных сообщениях на телеканалах, в первую очередь немецких. Иная ситуация в польских масс-медиа, которые позволили себе посвятить украинско-российскому газовому конфликту несколькочасовые аналитические программы.

В-третьих, специфика немецких медиа в том, что все национальные газеты имеют свои корпункты в Варшаве, а телевидение и радио имеет свои корпункты в Москве. И, на мой взгляд, на телевидении освещение событий газового конфликта было более односторонним, чем в большинстве печатных изданий.

У вас как у журналиста всегда есть проблемы, вы поневоле попадаете в ловушку, даже если пытаетесь честно подать информацию и осветить ее с обеих сторон. Когда вы начинаете свой меседж с того, что Россия утверждает, что Украина крадет газ, после этого вы можете долго объяснять украинскую позицию. Но в сознании остается первое предложение. Или это Россия так говорит, или так и есть на самом деле, разбираться фактически не нужно. И до читателя, слушателя, зрителя очень трудно в таких условиях донести аргументы другой стороны.

В целом реакция западной прессы является достаточно характерной. В первую очередь, в связи с тенденцией к бульваризации, ее интересует так называемая журналистика катастроф. Как фрилансер, работающий с разными немецкими изданиями и радио, могу сказать по собственному опыту, что это сложно. В 2006 году во время первого газового противостояния интерес был большим, хотя на самом деле тогда Европа пострадала от этого противостояния меньше. Но тогда были определенные посторанжевые настроения и в западных масс-медиа, и в западном обществе в целом.

Противостоять тенденции бульваризации очень важно с точки зрения перспектив дальнейшей работы в медийном пространстве.
В 90-х годах у многих западных медиа были свои корпункты в Киеве, которые со временем закрылись. И причину этого лучше всего выразил в разговоре со мной с прямотой, столь характерной для немецкого издания Der Spiegel, заместитель главного редактора. Когда я спросил, почему Der Spiegel, имевший корпункт в Киеве в 90-х годах, закрыл его, он ответил: «Очень просто, в Украине мало стреляют». И эту тенденцию мы наблюдаем среди большинства западных изданий.

Другая проблема, это профессионализм спикеров, министерств, государственных компаний, правительства и просто отсутствие достаточного количества людей, способных понятным для европейцев языком объяснять конкретные вещи. Сегодня круг людей, способных давать какие-то комментарии по-английски на правительственном или парламентском уровне, ограничен».

Георгий Почепцов, медиа-аналитик, профессор Национальной академии госуправления при Президенте Украины:

«Термина «информационная война» в профессиональной среде нет. Это журналистский термин. Есть термин «информационные операции». Военные это объясняют следующим образом: информационной войной нельзя заниматься в мирное время, а информационными операциями можно заниматься всегда. В стандартах военных даже записано, что бомбардировка телевизионной башни – это информационная атака, бомбардировка телефонной станции – это информационная атака, потому что она уничтожает возможность осуществлять информационные действия.

Первый тезис. На постсоветском пространстве существуют неэквивалентные социальные системы. И потому автоматически будут возникать подобные конфликтные ситуации. Две социальные системы развиваются и видят прошлое, будущее и настоящее под разным углом зрения.

Второй тезис. Это реально другой вариант холодной войны, который сегодня развивается на постсоветском пространстве. Если раньше холодная война была идеологически ориентирована, то сегодня она экономически ориентирована. И это норма нашей жизни на ближайшие годы.

Действительно, Россия и Украина по-разному видят прошлое. Украина не берет советский период, Россия берет. Мы по-разному видим альтернативное будущее и настоящее. Но все равно мы отталкиваемся от России, а Россия почему-то отталкивается от нас. Мы никогда не говорим: вот в Польше так, мы скорее говорим – в России так.

Полное информационное несоответствие: того уровня, который есть у России относительно Украины (в том числе и благодаря телевидению, работающему на территории Украины), у Украина по отношению к России нет.

Кстати, сейчас у нас по УТ-1 вертится ролик, где Кремль бьется в истерике. Это что-то страшное. Такие вещи нельзя делать. Даже когда заканчивался кубинский кризис, у американцев была установка – не кричать о победе, потому что противоположной стороне будет не очень приятно.

Имея такое информационное инфраструктурное несоответствие, нам трудно говорить о возможности наших побед, поскольку у нас нет самого информационного ресурса. Это то же самое, если бы мы говорили, что победили на конкурсе скрипачей, не имея скрипки. А мы играли на стиральной доске.

Еще одно информационное несоответствие. У нас ведь нет новостей. Если снять Юлию Владимировну с Виктором Андреевичем, и автоаварии (я ни в одной стране не видел, чтобы новости начинались с автоаварии на житомирской трассе…), то не останется ничего. Мои «любимые» новости – в воскресенье: ни одной украинской новости, условно: в Зимбабве родился слоненок с четырьмя головами, и вся страна должна на это смотреть. Но если в стране нет новостей, то возникает вопрос, есть ли страна?

Путь, кстати, избранный Украиной, принципиально не верен. Она просто «вырубила» российское телевидение. В кратковременной перспективе, может, она и достигает успеха. Но в будущем… Наш минус в том, что мы не создаем интересного контента, и тогда люди ищут другой.

Относительно сериальных мыльных опер, триллеров. Это массово культурное пространство только кажется несущественным и ненужным. Оно единственное, на базе которого может формироваться социальная идентичность. Нельзя декретом создать сначала ленинскую комнату, а потом комнату украинской идентичности – и думать, что уже все сделано. Ничего не сделано. Для этого нужно иметь этот массово культурный поток, на базе которого будет формироваться отчасти случайно, отчасти в ситуации определенного управления, эта идентичность.

Также существует определенная неэквивалентность (несоответствие), частично объективно существующая, а частично созданная нами. Объективно, потому что Россия и Украина двигаются различными путями, потому есть несовпадение моделей мира, и в ситуации, когда они начинают пересекаться, возникает конфликт. Так случилось, что на постсоветском пространстве для построения избрана конфронтационная модель. Ясно почему – потому что она более легкая, все ею довольны. Но если мы на ближайшие годы будем программировать такой конфронтационный вариант, мы будем получать то же, что получаем сегодня.

Кроме того, отсутствует быстрое реагирование. У нас работают до шести. А в России в таких случаях работают 24 часа в сутки. Если нет быстрого реагирования, в эфире находятся аргументы той стороны, которая произвела это быстрое реагирование. Если ты пошел на обед, в это время противоположная сторона выдаст аргумент, который будет вертеться в нашем пространстве, потому что других новостей нет.

Украина не могла выиграть информационную войну в столь неэквивалентной информационной структуре».