В 1949 году СССР взорвал «двойника» американской бомбы

Самый пикантный аспект создания советской ядерной бомбы связан, естественно, с «атомным шпионажем». По мнению Судоплатова, Оппенгеймер и некоторые другие ученые, не являясь агентами в общепринятом смысле слова, считали передачу атомных секре

Первая советская атомная бомба, испытанная 29 августа 1949 года на Семипалатинском полигоне, была скопирована с американского образца.

Об этом рассказал на пресс-конференции в Москве советник директора Курчатовского института Андрей Гагаринский.

По его словам, были изготовлены два плутониевых заряда: «один полностью на основе западных технологий, другой — по оригинальному нашему проекту».

Поскольку руководство СССР интересовал, в первую голову, не научный, а политический результат, решили « взрывать то, что уже было испытано».

В следующий раз использовали второй заряд, который также успешно сработал.

По словам Гагаринского, он был лучше американского аналога, поскольку при такой же мощности весил меньше.

Сам ученый пришел в Курчатовский институт в 1961 году, но еще застал многих ветеранов — участников первого испытания.

По их словам, конкретная дата до последнего момента была известна только высшим руководителям, но все узнали о приближении «события» примерно за неделю — по тому, что солдат на проходных объектов Семипалатинского полигона сменили полковники.

Работал ли Оппенгеймер на СССР?

Пресс-конференция проводилась в рамках совместного проекта РИА Новости, газеты «Известия» и радиостанции «Эхо Москвы», посвященного «белым пятнам» истории.

Самый пикантный аспект создания советской ядерной бомбы связан, естественно, с «атомным шпионажем».

«Очень большое количество информации было, разумеется, получено», — признал Андрей Гагаринский.

По словам другого участника пресс-конференции, историка Ирины Быстровой, особенно велика была роль разведки на начальном этапе, в 1942-1946 годах.

Известно, что научный руководитель проекта Игорь Курчатов не только регулярно получал донесения разведчиков, но и давал им указания, что именно желательно было бы выяснить.

Особенно большой «вклад» внес знаменитый Клаус Фукс, передавший советской разведке полные чертежи американской атомной бомбы.

В то же время, по словам Быстровой, несколько лет занимавшейся этим вопросом, нет документальных подтверждений шпионской работы кого-либо из ключевых участников проекта «Манхэттен», в том числе Роберта Оппенгеймера.

Таким образом, показанный в прошлом году телеканалом НТВ фильм, в котором Оппенгеймер сотрудничает с советской разведкой и даже встречается со Сталиным, является художественным вымыслом.

В опубликованных в 1994 году мемуарах высокопоставленный чекист Павел Судоплатов, возглавлявший во время войны «атомное направление», утверждал, что ситуация была неоднозначной.

По мнению Судоплатова, Оппенгеймер и некоторые другие ученые, не являясь агентами в общепринятом смысле слова, считали передачу атомных секретов СССР желательной в целях сохранения мирового баланса, и проявляли чрезмерную откровенность в разговорах на научные темы, хотя догадывались, что результатом может стать утечка информации.

Фактор времени

При всем том неправомерно говорить, что СССР банально «украл бомбу у американцев», утверждает Андрей Гагаринский.

«Никто за нас не мог добыть уран, создать огромную промышленность, материалы на атомном уровне чистоты», — говорит он.

По его словам, советские специалисты иногда предлагали более удачные решения. Например, вертикальная компоновка каналов реактора для выработки оружейного плутония на комбинате «Маяк» оказалась эффективнее горизонтальной, которую использовали американцы.

В других случаях ученые двух стран независимо друг от друга мыслили параллельно.

Так, в 1950-х годах и в США, и в СССР разрабатывались проекты самолета с атомным двигателем, от которого впоследствии отказались по соображениям экологической безопасности. Когда много лет спустя коллеги получили возможность сравнить старые чертежи, они поразились их практически полной идентичности.

По словам Гагаринского, самым главным вкладом США в советский ядерный проект стало успешное испытание в пустыне Аламогордо: «Когда стало ясно, что сделать это в принципе возможно, больше никакой информации можно было бы не получать — мы все равно бы сделали».

Участник создания советской атомной и водородной бомбы академик Юлий Харитон в своих воспоминаниях также писал, что он и его коллеги могли бы выполнить работу самостоятельно, но это заняло бы намного больше времени. Разведывательная информация позволяла не отвлекаться на проверку уже отработанных американцами бесперспективных вариантов.

Эксперты ЦРУ в свое время прогнозировали появление у СССР ядерного оружия в середине 1950-х годов. В своей оценке советского экономического и научного потенциала они оказались недалеки от истины, а вот «шпионского фактора» не учли.

Письмо Флерова

Другая сенсационная история связана с так называемым «письмом Флерова».

Летом 1942 года будущий академик и основатель Объединенного центра ядерных исследований в Дубне, а тогда молодой физик и лейтенант-авиатехник Георгий Флеров написал с фронта письмо Сталину, в котором объяснял, почему необходимо делать атомную бомбу, и как ее можно сделать.

Флеров бил тревогу в связи с тем, что еще перед войной в открытой научной печати перестали появляться статьи крупнейших иностранных ученых, занимавшихся проблемой деления ядер урана. Следовательно, заключил он, те занялись секретными военными проектами.

Решение Государственного комитета обороны о создании в Казани спецлаборатории, из которой впоследствии вырос Курчатовский институт, последовало 28 сентября 1942 года.

Версия о том, что «лейтенант Сталину глаза раскрыл», звучит увлекательно, однако, по словам Ирины Быстровой, имеет мало общего с реальностью: толчком к созданию спецлаборатории послужило не письмо Флерова, а донесения разведки о работах американских и британских физиков.

Известно, что Сталин письмо читал, однако молодого ученого отозвали с фронта в распоряжение Курчатова только в начале 1943 года.

«Кто их видел, эти атомы?»

На пресс-конференции был оглашен еще один любопытный факт: по имеющимся данным, Сталин вплоть до взрывов над Хиросимой и Нагасаки очень слабо верил в возможность создания атомной бомбы.

В своем скептицизме он был не одинок. В литературе и Интернете широко циркулирует рассказ о том, как кто-то из советских маршалов (по одним сведениям, Ворошилов, по другим, Жуков) заявил: «Кто их видел, эти атомы? Может, никаких атомов нет, и ученые просто морочат нам голову?».

Физики в существовании атомов и в возможности выделения колоссальной энергии в результате деления их ядер, разумеется, не сомневались. Но одно дело теоретические выкладки, другое — реальное оружие.

Корифеи советской науки 1930-х годов — Абрам Иоффе, Петр Капица и Сергей Вавилов — по информации Ирины Быстровой, «не то, чтобы напрямую отказывались, но не горели желанием участвовать в работе, к которой относились скептически».

Когда в 1940 году при Академии наук СССР была создана так называемая «урановая комиссия», ее возглавил Владимир Вернадский — бесспорно, великий ученый, но не физик, а геолог.

В сентябре 1942 года научным руководителем атомного проекта был назначен Иоффе, но уже через полгода его сменил Игорь Курчатов.

44-летний Курчатов в то время не имел большого научного авторитета, зато беззаветно верил в успех и был полон энергии.

Известно, что решение назначить Курчатова принял лично Сталин.

Физики «вождь народов» не знал, но в людях разбираться умел.

Эхо Хиросимы

«Во время войны проект финансировался не просто плохо, а из рук вон плохо, на очень голодном пайке сидели атомщики», — рассказала Ирина Быстрова.

Созданный в сентябре 1942 года комитет по атомной проблеме при ГКО возглавлял нарком химической промышленности Михаил Первухин, обремененный массой других забот. Сохранились его докладные записки о нехватке всего на свете, вплоть до гвоздей и шурупов.

От политбюро проект курировал Вячеслав Молотов, который, по словам Андрея Гагаринского, «все провалил».

Однако испытание атомной бомбы в Аламогордо, о котором Трумэн сообщил Сталину во время Потсдамской конференции, и особенно бомбардировка Хиросимы и Нагасаки, произвели в Москве сильное впечатление.

Известно, что на 17 августа 1945 года намечалось большое совещание с военачальниками, на которое из Германии был вызван Жуков, а с Дальнего Востока — Василевский, хотя боевые действия против Японии еще не закончились.

В последний момент Сталин отменил мероприятие без объяснения причин. Прилетевшие в Москву маршалы получили указание возвращаться к местам службы.

Современный историк Игорь Бунич предполагает, что на совещании «вождь» собирался поставить задачи по подготовке к войне с Америкой, но в свете произошедших событий тема потеряла актуальность.

Спустя три дня, 20 августа 1945 года, вышло секретное постановление о создании Спецкомитета и Первого главного управления при Совмине СССР — предтечи будущего министерства среднего машиностроения.

Эффективный менеджер

Первое управление возглавил крупнейший организатор военной промышленности Борис Ванников, а Спецкомитет — Лаврентий Берия.

По словам Быстровой, как бы ни относиться к Берии, его решающий вклад в советский атомный проект не вызывает сомнений.

Возможно, в устных разговорах он и угрожал кого-то расстрелять или «стереть в лагерную пыль», но все его письменные резолюции (а их сохранились сотни) носили исключительно деловой характер.

С этого момента ресурсы на создание бомбы выделялись неограниченные.

Сколько тратилось денег, не знал даже министр финансов.

Бомба для фюрера

Еще один вопрос, вызывающий неослабный интерес у любителей альтернативной истории — был ли у нацистов шанс первыми создать атомную бомбу?

Имеют хождение версии о том, что фюреру не хватило считанных месяцев для создания «оружия возмездия», и что этим планам не дали осуществиться то ли немецкие ученые-антифашисты, то ли советская разведка.

По мнению Ирины Быстровой, подобный вариант был полностью исключен по объективным причинам.

США были единственным государством, экономически способным в ходе войны создавать еще и атомную бомбу.

И в СССР, и в рейхе все ресурсы шли на повседневные нужды фронта.

«Где Риль?»

Между тем, толковые физики в Германии были.

Известно о роли в «манхэттенском проекте» исследователей из Европы.

Над созданием советской атомной бомбы тоже работали иностранцы — 39 немецких ядерщиков, которых в июне 1945 года поместили в специальный центр под Сухуми.

По данным Быстровой, советские кураторы организовывали работу немцев так, чтобы каждый знал свой узкий участок и не представлял общей картины.

Но одному из них, профессору Николасу Рилю, довелось внести вклад огромной важности: его рекомендации помогли запустить центрифуги по разделению изотопов урана на обогатительном заводе в Ижевске, которые никак не хотели работать.

После испытания 29 августа 1949 года Берия представил 32 участников проекта к званию Героя Социалистического Труда, и 52 — к крупным денежным премиям.

На полях списка сохранилась собственноручная пометка Сталина: «А где Риль?».

Количество Героев Соцтруда увеличилось до 33.

В конце 1950-х годов советские власти не только позволили Рилю вернуться на родину, причем не в ГДР, а в ФРГ, но и выплатили компенсацию в валюте за подаренный ему правительством коттедж в Москве.

Участие немцев в советском атомном проекте хранилось в секрете до 1990-х годов, но Андрей Гагаринский, по его словам, знал о нем с семилетнего возраста.

Живя с отцом-физиком на территории одного из десяти закрытых ядерных объектов СССР, он играл с немецкими детьми.

Артем Кречетников. Би-би-си, Москва