Главная слабость Владимира Путина

Один из распространенных аргументов в пользу авторитаризма состоит в том, что он способствует экономическому развитию. Этим оправдывать существующие в России порядки. Но современный российский авторитаризм отличается от традиционного.

Один из распространенных аргументов в пользу авторитаризма состоит в том, что он способствует экономическому развитию. В России этот аргумент, обычно сопровождаемый ссылками на опыт Чили и некоторых стран Восточной Азии, утвердился в СМИ еще в 90-х. Он по сей день играет важную роль в идеологии той части «либеральной общественности», которая считает нужным – в силу служебных обязанностей или идейного выбора – оправдывать существующие в России порядки, пишет Григорий Голосов на сайте Slon.ru.  

Частью официальных  пропагандистских кампаний вроде «модернизации» тезис о благотворных экономических последствиях авторитаризма не стал лишь по той причине, что власти выдают Россию за демократию. Это, однако, не мешает пропагандистам ссылаться на опыт «авторитарных модернизаций» при каждом удобном и не очень удобном случае. Так что тема заслуживает разговора. Она тем более заслуживает разговора, что некоторые авторитарные режимы действительно достигли в 1960–1970-х годах довольно впечатляющих экономических успехов. Это не фикция.

Скорее, фикция – это бытующее со времен перестройки представление о том, что демократия сама по себе служит стимулом к экономическому росту. Вовсе не обязательно. Демократия – это политический механизм, который  может использоваться для проведения разумной экономической политики. Но, как и любой механизм, допускает другие варианты использования.  

В истории любой страны бывают ситуации, когда необходимыми становятся, с одной стороны, концентрация государственных ресурсов для поддержки самых перспективных проектов экономического развития, а с другой – повышение нормы эксплуатации во всех секторах экономики, «затягивание поясов».  

В условиях демократии проблематичным может быть и то, и другое. Первое – по той причине, что обиженными чувствуют себя фракции правящего класса, которые никакой инновационной деятельности не ведут, но при этом привыкли к государственным преференциям. Второе – по той причине, что основная масса населения обычно относится к «затягиванию поясов» без всякого энтузиазма. У проводящих такую политику правительств обычно возникают проблемы на выборах: против них складываются коалиции ущемленных привилегированных групп и недовольных масс.

Неудивительно, что реакция демократий на вызовы, требующие ускоренного экономического развития и структурных реформ, часто оказывается замедленной. В конечном счете, проблемы решаются. Инновационным фракциям правящего класса удается убедить население в том, что старая экономическая политика ведет в тупик. Не то чтобы реформаторы – такие краснобаи, но в какой-то момент массы начинают чувствовать это собственным карманом.  И тогда сторонники реформ побеждают на выборах. Именно так произошло в Великобритании и многих других западноевропейских странах на рубеже 70–80-х гг., потом – в массовом порядке – в Латинской Америке, да и много где еще. Но, конечно же, демократический путь к реформам требует времени.

В условиях авторитаризма, напротив, все можно сделать очень  быстро. Сопротивление консервативных фракций правящего класса можно подавить: их партии – запретить, самих – посадить в тюрьму или выдавить в эмиграцию, газеты – заставить заткнуться. А у населения, конечно, можно и не спрашивать, на то он и авторитаризм. И вперед, к реформам.

Конечно, так гладко дело обстоит только на бумаге. Нейтрализовав политическую конкуренцию, авторитарные реформаторы устраняют политический контроль над собственными действиями. Хорошо, если они святые. Но это большая  редкость. К тому же даже святые, если они пользуются неограниченной властью, через некоторое время начинают проводить такую политику, что она как бы невзначай способствует обогащению неких заинтересованных лиц – как правило, самих правителей и их ближайших друзей. Ну, как-то так получается.  

Дальше – больше, и  через некоторое время оказывается, что стратегические цели реформ потеряны, а на первый план вышли корыстные интересы, которые к  этим целям не имеют никакого отношения. Именно поэтому наследием «авторитарной  модернизации» обычно оказывается чудовищный уровень коррупции, а набравшая темп экономика начинает сдавать обороты. Выйти из этой ситуации позволяет переход к демократии, который сам по себе сложен и зачастую хоронит многие из реальных достижений авторитарного режима.

Но важнее другое. Для того, чтобы выйти на старт непопулярной экономической политики, авторитарный режим должен быть очень жестким. Он должен быть по-настоящему способным разделаться с оппозицией. Именно такими были режимы «экономических чудес» – чилийского, южнокорейского, тайваньского, бразильского и прочих. И если в последние годы об авторитарных экономических чудесах что-то не слышно, то это именно потому, что современные авторитарные режимы, как правило, иные. Какие именно – мы хорошо знаем по собственному опыту.

Электоральный авторитаризм, подобный современному российскому, отличается от традиционного по обоим параметрам, важным для проведения экономических реформ. Во-первых, он не отсекает консервативные фракции правящего класса, а инкорпорирует их. База режима – настолько зыбкая, что ни один из потенциально важных игроков не должен оставаться на обочине. А поскольку политического контроля нет, то сохранение этих игроков в системе означает, что у каждого из них остается своя коррупционная делянка, свой канал доступа к бюджетным благам и иным источникам ренты. Концентрация ресурсов для проведения целенаправленной экономической политики в этих условиях невозможна.

Во-вторых, не предоставляя населению реального политического выбора, такие режимы все же нуждаются в его электоральной поддержке, потому что другого механизма легитимации у них нет. Призывать к «затягиванию поясов» они не могут просто потому, что подобные призывы чреваты взаимной ответственностью власть имущих и избирателей. А она имеет смысл лишь тогда, когда власть может смениться в результате выборов. Если же их результат предрешен, то и ответственности за исход избиратели не несут. Всё, на что они рассчитывают от властей в обмен на демонстрацию поддержки, – это подачки, маленькие материальные выгоды.  В карикатурно последовательном виде логику авторитарной избирательной кампании недавно продемонстрировал Александр Лукашенко, ценой переизбрания которого стал экономический коллапс.

С точки зрения экономической  политики, электоральный авторитаризм – это худший из миров. У него нет ни тех преимуществ авторитаризма, которые породили «экономические чудеса» 60–70-х гг., ни тех преимуществ демократии, которые позволили исправить последствия этих «чудес» и проложили путь к беспрецедентному росту развивающихся рынков в 90-х и «нулевых».