Поп-расстрига: история провинциального епископа Диомида

Моего родственника низвергли из сана священнослужителя, батюшки сельского прихода. О чем он мне иронично и весело поведал в своем письме, присланном из глухой деревни по электронной (тем не менее!) почте.

Моего родственника низвергли из сана священнослужителя, батюшки сельского прихода. О чем он мне иронично и весело поведал в своем письме, присланном из глухой деревни по электронной (тем не менее!) почте.

Низвергли вполне заслуженно, — за пьянство и несовместимые с занимаемой должностью, порочащие действия. Но чтоб понять всю глубину падения этого ангела, необходимо рассказать по порядку…

…Деревня эта находится в медвежьем углу Владимирской губернии, и таких деревень по всей России – тысячи. Все – традиционно: если бы вас угораздило оказаться там в разгар буднего дня, то трезвыми вы бы застали тока коров и иную дворовую скотину. Все человеческое же – пьяно.

Честно говоря, не деревни в том вина, как я считаю. Просто само понятие Русская Деревня не пережило и тихо похилилось в результате безумных экспериментов над ним в 20-ом то веке…

…До революции – здоровенное, богатое село с красивейшей церковью на холме, драконили гражданской войной 20-х, коллективизировали в 30-х, забрали всех мужиков на фронт в 40-х (никто не вернулся почти), реабилитировали (и наполнили беспределящими уголовниками, освобожденными из тюрем) в 50-х, укрупняли в 60-х, мельчили и мелиорировали в 70-х, а тех, кто сумел-таки после этого всего выжить, ещё и ускоряли и перестраивали, запретив пить, в 80-х, чтобы окончательно забросить в 90-х.

Российская история. Краткий курс. 20 век…

Поэтому естественно, что если в этом становище одичавших землепашцев вдруг рождался нормальный человек, то первым же его желанием, едва он мог начать ходить, было – унести ноги из этого гиблого места при первой же возможности и как можно дальше. Хоть в райцентр, хоть – во Владимир, самые счастливые и одаренные ехали в Москву, оттуда уже разбегаясь по всему свету.

…К концу 90-х в когда-то здоровом селе на несколько тысяч (!) дворов осталось 12 домов, 13 дворов, 15-17 коров. Колченогий глухонемой пастух с признаками вырождения на лице, Ванька Срамной – прозвище дано за то, что любой женщине не-бабушкиного возраста он норовит показать детородный орган при встрече (весьма впечатляющих размеров, кстати, я видел!) В деревне все об этом знают, но нормальные бабы в те края забредают столь редко, что недостойны упоминания в статистике, а бабушек местных Срамной уже врядли удивит.

И – огромный погост, в лесочке, за деревней…

…Ну, что еще? Бабки. Доживающие свой век. Несколько крупных семей, громко спивающихся, с кучей детей в полуразвалившихся домах… Общий бардак и блядство. Нежить и разорение. И – глава сельского поселения. Тоже выпить не дурак, но все-таки непьющий запоем, за что его и выбрали в главы… Мне кажется, что это самая невинная власть во всей России, ибо все действия главы закончились повешением российского флага над хибарой сельсовета, портретом Путина в своем кабинете и — слежением за выплатой пенсии бабкам. И то сказать – больше от власти здесь ничего и не ждут…

…Был ещё и слабенький обратный ручеек, приток людей в деревню, но это вообще – страх и нежить какая-то: сначала поставщиками новых жителей стали так называемые «черные риелторы», находившие спившихся собственников жилья в столице и крупных городах, и очень полюбившие такие вот деревеньки, для того, чтоб содержать их там одним кагалом. Потом появился цыганский табор, сразу начавший торговать наркотой, и в когда-то нежилой практически деревне стали пропадать даже прохудившиеся корыта и ведра, а по ночам слоняться фигуры с остекленевшими глазами… Слава Богу, этих торгашей повязали относительно быстро, и больше их в деревне не видели. От черных риелторов в наследство осталась расплодившаяся вдруг на деревенских харчах крикливая семья (отселенный мужик бабу в деревне нашел, старушку-симпампушку, и та родила ему за несколько лет пятерых (!), несмотря на безбрежное пьянство обоих супругов), да и, в общем, все…

…Мой родственник в эту преисподнюю попал по доброй воле: закончивший МИСИ инженер, строитель со стажем, опытом, и – головой, большой человек был, работал сначала в Москве, потом – во Владимире, потом – в райцентре, и наконец – уехал в деревню. Причина проста и банальна – пьянство. Полгода живет, как человек, месяц – как животное последнее. Причем пил не абы как, тихим пьяницей никак уж не назовешь: драки, поножовщина, особенно в активной фазе запоя, или, к примеру, обличительные выступления на собраниях, да много всего чудил (и чудит).

Понятно, что такое поведение карьере не способствует, и с любой нормальной работы рано или поздно его выпирали. По-тихому, по-любовно, или с позором и по статьям – это уже не важно.

…Успел два года отсидеть за драку, также, по пьяни. Это, пожалуй, был самый долгий период, когда он не пил. Выйдя на УДО, сорвался так, что едва снова не загремел, случай спас. Вот после этого всего и решил: неча фамильному дому гнить – поехали в деревню, дорогая жена, буду в земле ковыряться, от греха подальше. Да на рынке торговать, чем Бог послал. Благо, руки, ноги и здоровье пока, вроде, позволяет. А голова дурная – ну дык, е-мое… У кого она здесь здоровая-то?!

Уехали. Кое-как там обустроились. Дети уже взрослые, слава Богу – в городе остались.

Разумеется, через полгода трезвой, здоровой деревенской жизни (даже скотину завели) – срыв, запой на месяц, просто – страшный… Когда я туда приехал, со своим отцом (вынимать родственника из запоя) – он аж почерневший весь был, от пьянства – жуткое зрелище!

Ну и как-то сам он пришел к такому состоянию, что либо вот все – в гроб ложись, да помирай, либо – прекращай пить, и займись чем-то серьезным и нормальным.

…И ведь занялся! Оклемавшись, прийдя в себя – занялся… восстановлением Храма местного, полуразрушенного. Храм из себя жуткие руины представлял – так, одно название уже, что Храм. Стены тока, без башен, без куполов, алтарь засран, все бурьяном заросло…

У тех, кто носит со мной одну фамилию, у родственников моих, у всех, поголовно – все-таки, дикая организаторская жилка! Сумел даже мужиков убедить: будет церковь – будет жизнь в селе!

Поехал по району, по области, выбивал пожертвования из всех «меценатов» (даже меня заебал) – к банкирам местным дверь ногой открывал, к администрациям всяким, попутно ещ ё с традиционной нашей русско-строительной смекалкой приглядывал, где-что плохо лежит из стройматериалов (несмотря на наступившие рыночные времена, этого добра, бесхозно лежащего, все равно хватает до сих пор) – закипела работа!

…Потом, спустя какое-то время – журналист приехал, репортаж написал, статью в газете (местной сплетнице районной) назвал именем солженицынского рассказа про Матренин двор: «Не стоит село без праведника!» — с этой статьей, в печатном органе прописанной, ходить по администрациям и меценатам легче стало, да…

Воевал с подрядчиками, а тут ещё и РПЦ вдруг проклюнулась – как такого подвижника не поощрить? Я, если честно, не знаю, как у РПЦ этот процесс происходит: сам не спрашивал, а родственник мой не рассказывал никогда – может быть, выглядит это как обычный прием на работу, а может – какое-то таинство этому предшествует, но – рукоположили моего родственника в сан деревенского батюшки.))

…Супруга его, в одночасье став матушкой (соответственно) – души не чаяла в новом увлечении мужа, хоть бы тока не пил! А тот целыми днями пропадал на стройке, либо – в командировках по области, и Храм – рос…

…Храм, и в самом деле, производил впечатление: фундамент-то изначально был серьезный. А новоиспеченный батюшка, даром, что строитель в прошлом – накопал чертежи где-то, и выходило по этим чертежам, что церковь сия – красоты неописуемой и значительности внушительной, видны купола ее были аж из самого райцентра, что расположен на значительном удалении от села, а колокола слыхать было чуть ли не в Москве. Ну, насчет Москвы это шутка, конечно, но, в общем, славился Храм и акустикой своей, да и стоял на очень не простом месте – не абы как наши предки давние выбирали места под строительство церквей…

…И – свершилось! Построили Храм!

Много ещё, конечно, доделать предстояло: и звонница была пока внешняя – временная, и внутреннюю роспись скрупулезно воссоздать, и территорию самого Храма благоустроить — но службы уже служили, и свечи ставили, и иконы – висели, пока ещё – на фоне белых стен. Потянулся народ, даже из других деревенек и сел, аналогичного качества. Пасху первую в Храме широко отмечали, народу собралась – уйма, начальство аж с самого Владимира приехало, заместитель губернатора дорогу пообещал в село сделать нормальную; магазин, наконец, открыть круглогодичный, а не автолавку каку, и прочее, и прочее. Опять же, от РПЦ присутствовали всякие тузы с духовенства, кропилами кропили, кадилами кадили, слова хорошие, правильные, говорили… Народ причащался, куличи святил, — радовались люди, вобщем.

…Родственник мой, на все это дело рук своих, труда своего трехгодичного, непрестанного – смотрел с гордостью: что ещё нашему человеку надо-то? Могу ведь, а?! Сцуки. Вот, глядите, как Храм сияет!

…Кагору-то выпил, конечно. А после – водочки. А после… панеслась, в общем.

Радость сгубила.

…Первая неделя запоя у моего родственника была так называемой активной фазой: в это время лучше не попадайся ему: от природы не хилый, да ещё и глаз залитой… Да ещё и, что самое ужасное – шоу любит устраивать, зрелищные. Вот это – поистине беда.

Первыми «День Гнева» разгулявшегося батюшки ощутили на себе… безобидные и тихие таджики-мусульмане, которые Храм и отделывали, между прочим. Никто в селе на них не жаловался: работали справно, от зари до зари, много денег не просили, тем, что дают – бывали рады, не пили совсем, не керосинили, по ночам с ножами по улицам не бегали, на просьбы сельчан здесь что подправить, там что достроить – реагировали охотно, и каждому рублю были рады, но – не жлобились, и цены не ломили. Вобщем, всем нравились они… Что явилось причиной гнева батюшки – не вкурила вся деревня, но мусульмане были изгнаны его суровой дланью, а бригадиру ихнему нанесены легкие телесные повреждения. Деревня (не надо объяснять, что батюшка – родственник мой, к тому времени, понятно, в авторитете был уже неебательском) – на всякий случай, поддержала батюшку: пьяная голытьба из деревенских, которая и до этого не просыхала, с удовольствием гнала муслимов палками по деревенской улице – еле ноги унесли, бедолаги …

…Однако на второй неделе запоя пришла очередь сельчан: батюшка служил обедню в воскресенье, и, надо думать, чудил исправно: скажу только, что матерные слова в Храме не прекращались. Батюшка и трезвый-то себя не особо сдерживал, как мне рассказывали, во время строительства, но тогда, за отсутствием прихожан, это как-то не замечалось особо. Нынче же кто-то стуканул. Есть какой-то надзирающий орган у РПЦ, не знаю, как называется – может быть, Синод, может ещё что-то. Только приехали они прямо как опергруппа на задержание: быстро и оперативно. Может, приход им приглянулся, и только случая ждали – не знаю…

Приехали – удачно: в косовато надетой рясе батюшка, угрожающе покачиваясь, напутствовал верующих, перемежая божественные цитаты из Писания матерными руладами, причем последних было явно больше, что, по мнению батюшки, способствовало усвояемости предмета, так сказать. Ко всему уже привыкшие селяне смотрели на вновь почерневшего от пьянства батюшку с непередаваемой гаммой чувств: страхом, почтением и – сочувствием к болезному. Так могут только на Руси смотреть… Однако приехавшая высокая комиссия их этих чувств не разделила: служба была прервана, прихожане – повыгнаны из Храма Божьего, а батюшка, в ходе недолгих препирательств, препровожден в светлицу свою, где был низвергнут из сана, с отбиранием у него рясы, креста, и всего, что в таких случаях у них полагается отбирать (я не специалист, я не в курсе). Тут же был назначен врио наместника Бога в данном становище, молодой смешной мудачок, которого мой родственник, в одночасье снова оказавшийся простолюдином, успел язвительно назвать «косым пидаром», хе-хе.

…На том в тот день все и закончилось. Да, были также отобраны ключи от Храма.

Кровь – это такая штука. Кровь – это не пропьешь. В трудные минуты жизни мы, Хваткины, проявляем недюжинную смекалку. Всегда. Везде. Я – такой же.

Вот и родственник мой, поп-расстрига, едва проспавшись – пошел нетривиальным ходом: натянув рясу, отправился в райцентр.

…Где нашел того самого, молодого и амбициозного журношлюха, что писал репортажи о восстановлении Храма.

…С ним вернулись в деревню. Сутки бывший батюшка поил молодого журналиста, не забывая, разумеется, наливать себе. И хотя деньги у бывшего попа закончились, это не мешало продолжать праздник, так как с прихожан контрибуцию никто не отменял. Выглядело это примерно так (мне рассказывали):
…Спозаранку, у забора своей очередной пожилой поклонницы (а батюшка, естественно, снискал в сердцах сельских бабулек недвусмысленный респект – подумаешь, пьет?! Кто ж у нас не пьет-то? Только больной… Зато – Храм построил, святой человек!) он орал басом:

 — Дмитриевна!! Слыхала новость-то, жуткую?! – Дмитриевна уже чесалась на крыльце.
 — Из сана-то меня извергли, злыдни! Извели, гады ползучие! Слыхала?!

 — Ой, беда-то какая, ой, что ж это деется! – начинала причитать прекрасно осведомленная о деревенских делах Дмитриевна…

 — Вот то-то! Видала, что злыдни делают?! Вот, гляди, журналиста привез, — жаловаться буду! Авось, правду-то сыщу! – и родственник в этом месте одновременно показывал Дмитриевне свой мощный кулак и – журналиста, который, по молодости, оказался слаб на алкоголь, и висел у «батюшки» через плечо, как плащик, лишь утвердительно гукая и мекая, и пуская слюни.

 — Ты это, Дмитриевна – вынеси нам што-нить, на опохмел души! – без лишних обиняков круто сводил тему к сути вопроса «батюшка», и Дмитриевна уже готовно бежала с крыльца с бутылкой самогона или водочки…

…Получив желаемое, «батюшка» скупо благодарил: — Век молить за тебя Господа буду, Дмитриевна. Ты уж не серчай, если што не так… — и с достоинством удалялся. Так повторялось у каждого двора, по мере окончания спиртного.

…Когда же журналист, по мнению попа-расстриги, достиг необходимой кондиции – сиречь, просветления (здесь – не могу удержаться от цитаты из письма! Слог и орфография автора, того самого моего родственника, — полностью сохранены!)

«…Просветление, обычно, наступает на третий день серьезного запоя. Некоторые считают, что только на шестой день можно достичь Просветления, я же не устаю доказывать обратное! Это – как третий глаз – ты начинаешь видеть не только свое прошлое и настоящее, но и – будущее! Все происходящие с тобою события отпечатываются в мозгу невероятно ярко, чтобы не случилось, будьто обыденный похмельный день или яркая компания, встретившаяся вдруг тебе! Ты все прекрасно помнишь, но видишь не только то, что видишь, но и будущее тех, кто с тобой. Ты видишь, как большие люди опускаются до малого, а малые – подымаются до большого, ты можешь им рассказать, помочь, сказать, что им надо делать, ты ощущаешь в себе небывалые возможности, почти что силу Бога, богохульно говорить так, но этот момент присутствует, и именно на третий день серьезного запоя мне удавалось расшифровать наиболее четко все мои пророчества, видения, сны. И все из этого – всегда сбывалось…

На четвертый же день обычно наступает жуткое помутнение сознания, все мои беды происходили со мной обычно на четвертый же день…» — конец цитаты. Я искренне рекомендую вам поверить на слово, и на себе не проверять, честно! Бо – чревато последствиями…

Как бы то ни было, а только с журналистом приключилось вот что: «батюшка» вывел его на площадь деревни, на которой встал и сам, и, приказав записывать, сварганил чудовищную по своей обличительности речугу. Начал он, естественно, с духовенства, в коем по-фамильно и с подробными списками наворованного указал воров и расхитителей, после же этого «Остапа понесло», и он наговорил и про главу поселковой власти, и про районную администрацию, и про – губернскую… И все это – с фактами, с предложениями откатов (часть из которых, сдается мне, «батюшка» выдумал сам по ходу пьесы, так сказать). Поднашедшие на шум сельчане, ничего нового не услышав о себе, любимых, достаточно равнодушно отреагировали на это шоу, но некоторые – рукоплескали, да.

Журналист же, который (видимо – от снизошедшего на него Просветления) едва мог дышать, решил с пьяных глаз, что в руки ему свалился исключительный эксклюзив и нетленка, и завтра он проснется знаменитым. После чего, будучи доставленным на шинельке домой, он сумел за пару часов скропать статью в свою районную сплетницу, и даже каким-то образом поставить ее в тираж.

…Пришедший утром на работу редактор, однако, прочитав свежий номер собственный газеты, — научился шевелить волосами в автономном режиме, и, впечатленный этим событием, приказал отправить весь тираж под нож, а журналиста – всяко наказать и оштрафовать.

Так и закончилась эта история, в принципе. Заслуживает упоминания только то, что бабушки на селе и примкнувшие к ним поклонники не приняли нового батюшку, и теперь «филиал» церкви расположен в этой деревне в доме моего, вновь непьющего, родственника.

Я могу, конечно, ошибаться в деталях, но сдается мне, что вся история отца Диомида, нашумевшая в блогах (в том числе) – есть, по сути, та же история, что и поведанная мною, тока в другом масштабе слегка. Ну, пиару по-больше, да.

….Письмо заканчивалось словами: «Приезжай, Пашка, на Новый год! Отдых тебе обещаю лучше, чем в правительственном пансионате!» — если учесть все вышесказанное, плюс то, что мой этот родственник в «правительственных пансионатах» отродясь не бывал – отдых обещает быть занятным.

Может, и приеду.

Счастья вам!