Четыре ведра пятачков для Ющенко. Грозит ли Донбассу голод?

Кто кредит отдать не в силах — хоть на рельсы ложись. Невеселая тема. Меня, «командировочного с Москвы», угощали от души — и похоже, «на последние»…

И дело вовсе не в «газовом конфликте», как выяснил обозреватель «Известий», побывавший в русскоязычных регионах Украины.

Что наступает — уже ясно

От Донецка до Луганска ночь на поезде. Но билетов не было. Зато возле касс бродили невыспавшиеся проводники в железнодорожных фуражках и, словно таксисты, предлагали:

 — Кому на Луганск?

Мой проводник служил в плацкартном. Он взял сразу троих из очереди и за полцены распихал нас по боковым полкам.

Всю ночь пассажиры обсуждали кризис под горилку, сало и лучок. У кого мужа сократили. Кому сколько положено выходного пособия.

Кто кредит отдать не в силах — хоть на рельсы ложись. Невеселая тема. Меня, «командировочного с Москвы», угощали от души — и похоже, «на последние»…

… Прямо с дороги я попал на первую в этом году сессию Луганского областного совета. Бывший зал облисполкома был предназначен для торжественных случаев — вручения переходящих знамен, звонких стахановских рапортов и прочих празднеств с пионерскими горнами. Пожалуй, впервые эти стены слышали отчеты руководителей предприятий, мягко говоря, не внушающие оптимизма. А точнее, говорившие о коллапсе экономики областного масштаба. Стало понятно, что соседи по вагону не сгущали краски, а наоборот, приукрашали суровую действительность.

 — Вот я читаю в газетах, что кризис стабилизировался, — выступал один депутат. — А я скажу так: наступает полный стабилиздец! В марте станки остановятся. Домны потухнут. А шахтерам просто некуда девать свой уголь: площадки для хранения забиты под завязку.

 — Нам свой уголь некуда девать, а Украина по экспортной цене покупает российский! — вторил ему другой докладчик. — Прямо вредительство какое-то! По области только в январе уволено 7 тысяч человек. Еще 50 тысяч будет уволено в феврале. 3 тысячи в вынужденных отпусках. Самые благополучные заводы встали: нет экспорта. Предприятия на спаде идут с молотка. Так настоящие хозяева не делают! У нас даже нет стабилизационного фонда, как в России. Откуда деньги будем брать на пособия? А Ющенко выделил 700 миллионов гривен на… празднование, другого слова не подберу, годовщины голодомора. И 1,6 миллиарда на содержание своего аппарата. И 400 миллионов на новый дворец. Пир во время чумы!

Давайте спросим себя: платить будем? И честно ответим: нет!

 — Газ для обогрева коммуналки подорожал на 45 процентов! — у микрофона уже другой выступающий. — Россия четко сказала: платить не будете — газ только по предоплате. А где взять деньги, если на конец января платежи от населения за месяц составили 3%? Давайте спросим себя: платить будем? И честно ответим: нет!

 — На носу посевная, а денег брать неоткуда! — вторит пролетариату депутат «от сохи». — Банки кредитов не дают! Хорошо посеяли озимые. На 10 процентов больше, чем в прошлом году. А убирать как? И еще: Украина дошла до того, что импортирует свинину. Но это полбеды. Посмотрите в документы: мы получаем только уши и свиные хвосты. А где все остальное? В Европе пожрали???

 — Да гнать надо Ющенко, и все тут! — тут депутату многоголосо стал вторить зал. — И пусть Тимошенко прихватит! Мы в Луганске кинули клич: собираем пятачки на билет до Америки в одну сторону для Ющенко. За три дня — четыре ведра мелочи! Это 4 тысячи гривен. Как раз до Нью-Йорка. Деньги в Киев свезли, в канцелярию. Там их взяли. И тишина…

Один депутат стал вносить поправку на украинском языке. Тут на него все зашикали:

 — Говори нормально, на русском!

 — Друзья, я не виноват, закон-то на мове и поправка соответственно…

 — Ты говори на русском! А там задним числом переведут.

Так и голосовали за русский текст.

Сессия приняла проект обращения Партии регионов к Верховной раде Украины. Надо ли говорить, что там в весьма нелестных выражениях депутаты требовали немедленной отставки преступного режима Ющенко и всего правительства во главе с Тимошенко? Налицо была революционная ситуация: верхи наглядно демонстрировали бледную немочь, а низы не хотели плясать под киевскую свистульку. Цитировали даже обличающие строки украинского поэта Володимира Сосюры. Голосовали почти единогласно. Боюсь только, что судьба обращения повторит судьбу четырех ведер пятачков…

Локомотив, двигатель, тележка

Завод Гартмана в Луганске еще 113 лет назад выпускал паровозы. Во время войны перешел на бронепоезда и танки. После — освоил трамваи и электрички. Теперь «Лугансктепловоз» собирает последние 14 секций грузовых тепловозов 2ТЭ116У для российских железных дорог. И два электровоза — для украинских. И все: заказов больше не предвидится. Соотношение продукции характерно. В 2006-м 25 процентов акций предприятия выкупило РАО «РЖД». И завалило завод заказами. Тут же начались суды. Хитрые украинцы, по указке Киева, решили оспорить сделку в суде. Типа «такая корова нужна самому». Хотя у украинских дорог нет ни денег, ни потребности в тепловозах.

… У проходной на постаменте красавец-паровоз. Меня встретил главный инженер Геннадий Басов. Он на заводе с 1964-го. Прошел весь путь, как говорится.

 — А вот этот цех мы строили методом молодежных бригад. Сдали досрочно! — рассказывает Геннадий Григорьевич.

Мы заходим в сборочный цех. По размерам здесь можно строить ракеты. Но в цехе довольно пустынно. Завод перешел на четырехдневную рабочую неделю. А сегодня пятница. Но человек 15 не спеша ковыряются во чревах тепловозов. Неуверенно сверкает сварка. Словно желают продлить удовольствие от труда. Ведь эти секции последние…

Чтобы сделать снимок, я забрался на кран. Машинист Людмила Богучарскова на заводе с 1978-го. Под нами последняя собираемая продукция. Хорошо видно, как на будущий тепловоз опускается кузов, накрывая собой огромный дизель и тележки. С визгом летят искры от «болгарки». До конца первого квартала эти тепловозы должны уехать в Россию.

 — Что будете делать, если завод остановится? — спрашиваю Людмилу.

 — Да лучше не спрашивайте! Полгорода у нас работает. Ничего хорошего не будет…

В России сейчас тоже, между прочим, кризис. Не лучшее время для обновления парка грузовых тепловозов. К тому же «Дженерал электрик» тоже решила побороться за тендер на поставку 100 тепловозов для РЖД. Понятно, что американские тепловозы экономичнее, но при этом дороже. А в кризис цена определяет все. Но, с другой стороны, как размещать крупный заказ на заводе, принадлежность которого беспрерывно оспаривается в украинском суде?

Возле заводоуправления есть музей. Тут застыла история завода. Пожелтевшие фотографии. Маузер с Гражданской. Ордена и медали с Великой Отечественной. Переходящее красное знамя. И макеты современных тепловозов.

 — Да мы такие локомотивы можем строить! — говорит главный инженер Басов. — У нас же полный цикл производства. Уникальные кадры. Собирали и по 56 тепловозов в месяц и больше. А сейчас только один цех и работает.

И хотя в музее полно места для новых экспонатов, похоже, экспозиция уже ничем не пополнится. В застывшей истории сквозил холодок прошлости…

Потомки Стаханова с глазами как у Фили

В Луганской области есть шахта «Им. газеты „Известия“. Одна из старейших в области. Вот потому меня туда и не пустили.

 — Понимаешь, аварийность там, метан…  — отговаривал меня знакомый чиновник. — Вдруг что произойдет? Давай в следующий раз. А пока езжай на государственное предприятие „Ровенькиантрацит“. Там тебя ждет гендиректор Зюков. Юрий Евгеньевич он.

Спорить было бессмысленно. И я поехал в шахтерский городок Ровеньки. Из 100 тысяч населения здесь 21 тысяча — шахтеры. Еще 12 тысяч — производственный персонал на 6 шахтах. Остальные — члены их семей. Простой хотя бы одной шахты вызовет серьезные волнения. Про банкротство всего предприятия думать не хотелось…

Сейчас экспорт — ноль. Металлургия стоит — ноль. Осталась энергетика

 — До кризиса мы поставляли антрацит в Польшу, Болгарию, Румынию, Молдавию и на внутренний рынок тоже — для металлургии и энергетики, — рассказывает абсолютно лысый директор Зюков. Взгляд волевой, открытый. Такой врать не станет. Зюков и не врал:

 — Сейчас экспорт — ноль. Металлургия стоит — ноль. Осталась энергетика. Спасибо правительству. Оно пока еще закупает уголек для ТЭЦ. И мы работаем на эти заказы.

Шахтеры добывают четыре сорта угля. От самого крупного, с кулак шахтера, — „АК“ (антрацит крупный) до семечек  — „штыб“. Энергетикам нужен „штыб“. Вот шахтеры и приспосабливаются: купили две дробилки, чтобы из дорогого „АК“ делать крошку. Накладно, а надо — иначе не продержаться. Ведь сваленный на открытых площадках антрацит портится: впитывает влагу и не так хорошо горит.

Театр начинается с вешалки. А шахта N 81 „Киевская“ с бани. Шахтер оставляет все свое белье в шкафчике и после душа получает солдатские кальсоны с рубахой, брезентовую робу с наколенниками из толстой резины, резиновые сапоги с портянками и каску с фонарем. Я попал на шахту в пересменку. Среди абсолютно голых мужиков шныряли женщины неопределенного возраста: технички, табельщицы и бог знает кто еще. Сексуальная составляющая в этом движении напрочь отсутствовала. Шахтерам после смены было явно не до этого. А женщинам и подавно.

 — Деньги и документы давай, а то сопрут! — выскочила из-за стеллажей с робами баба Нара и протянула мне, голому, чистое полотенце.

Хорошо, что я не забыл с армии, как наматываются портянки. Перед выходом из бани мне протянули какой-то термос.

 — А, „тормозок“? — вспомнил старое шахтерское слово, обозначающее подземный сухой паек.

 — Самоспасатель, — поправил меня сопровождающий Юрий Тетенькин, главный технолог шахты. — Вот здесь надо дернуть. Отсюда выскочит загубник с кислородом. Хватит на три часа, если не бегать. Надеюсь, нам это не понадобится, но с плеча не снимай!

На „Киевской“ не было лифта. Под землю мы поехали на „козе“. Это такой наклонный поезд, как на „американских горках“. Только очень тесный и с прочной стальной крышей — от обвалов. Со страшным скрежетом мы двинулись в глубь земли. „Киевская“ разрослась на километр вглубь и на 17 километров вширь. А по длине тоннелей догоняет московский метрополитен.

Под землей текла вода. Между шпал мерцали кристаллики.

 — Это соль, — объяснил Юрий Тетенькин.

 — А, шахтерский пот? — не удивился я.

 — Нет. В угле много серы. Вода вымывает ее. Это сульфаты или сульфиды. Пить воду нельзя, — и замерил прибором содержание метана.

Тут приехал электропоезд со сменой. Разговорился с одним шахтером. Роман Лудан на шахте давно, лет 12. Точно не помнит.

 — Я так скажу: нас не закроют никогда. Даже в 90-е работал, а тогда хуже было, — Роман твердил это как заклинание. И пусть, если человеку от этого легче…

После смены из бани выходили хмурые мужчины с глазами как у Филиппа Киркорова. Это угольная пыль въелась в веки и не отмывалась даже хозяйственным мылом. Тут меня кто-то тронул за плечо:

 — Это я, Лудан. Не узнали?

 — Давайте мы вас подвезем до города…

 — Да у меня своя машина…

Рядом шахтеры „потрошили“ банкомат. Пришла зарплата за декабрь. Один шахтер не унимался:

 — Видел, да? Десятку зажал! А? Каково? Будешь свидетелем!

На террикон с воем отправилась очередная вагонетка с пустой породой. Жизнь на „Киевской“ продолжалась.

… Киев уже израсходовал единственный кредит, который есть у Украины. Не имеется у нее в хранилищах ни золота, ни платины, ни ценных бумаг с иностранными печатями. Ее главная страховка — Россия, с которой Украину связывала родная кровь, общая история, великая история и одна вера. Эту пуповину сознательно и безоглядно год за годом старается перерубить Ющенко. Велик соблазн оставить его без штанов, чтобы вскоре злорадно так спросить: ну что, президент, помог тебе твой Запад? Только сделать так — дорубить по-живому, то есть по родному нам народу, эту самую пуповину. Тогда у соседей наступит полный и чисто украинский голодомор, с которым так носится Ющенко.