Как Западная Украина воссоединилась с УССР. Мифы и правда

Перенесемся в конец 1930-х гг. ХХ века. В жизнь тогда вошло новое поколение, на исторической авансцене появились другие политические деятели. Ситуация в Европе напоминала лето 1914 года. Разница была в том, что сложились не два, а три центра…

Cоветская и Западная Украины воссоединились в сентябре 1939 года — так написано во всех учебниках. 70-летний юбилей события кто-то будет отмечать как праздник. Те, кто чтит Акт воссоединения 22 января 1919 года, проигнорируют его. Но оба события состоялись и имеют одинаковое содержание. В связи с этим возникают вопросы. Во-первых, кто и сколько раз использовал более раннее событие в собственных политических целях и при каких обстоятельствах? Во-вторых, когда Западная Украина реально воссоединилась с УССР? Эти вопросы игнорировались в советской и постсоветской историографии. На них ответит в серии статей наш постоянный автор Станислав Кульчицкий.

ПАКТ РИББЕНТРОПА — МОЛОТОВА

Перенесемся в конец 1930-х гг. ХХ века. В жизнь тогда вошло новое поколение, на исторической авансцене появились другие политические деятели. Ситуация в Европе напоминала лето 1914 года. Разница была в том, что сложились не два, а три центра противостояния. Расстановка сил при этих условиях могла непредсказуемо меняться.

В октябре 1936 года Германия и Италия подписали протокол о сотрудничестве. Так образовалась «ось» Берлин — Рим. Месяцем позже Германия и Япония заключили Антикоминтерновский пакт. В ноябре 1937 года к пакту присоединилась и Италия. Так образовалась военно-политическая коалиция стран-агрессоров — треугольник Берлин — Рим — Токио.

Кремль уже завершал «революцию сверху», которая позволила вождям большевиков свободно распоряжаться ресурсами огромной страны. Сталинский короткий курс «Истории ВКП (б) » дал ответ на то, как этими ресурсами распорядиться: «для уничтожения опасности капиталистической интервенции необходимо уничтожить капиталистическое окружение». Выступая на партактиве Киевского особого военного округа, начальник Политуправления РСЧА Л. Мехлис подчеркнул и то, что читалось в этом учебнике между строк: «Если вторая империалистическая война обернется своим острием против первого в мире социалистического государства, мы обязаны будем перенести военные действия на территорию противника, использовать свои интернациональные обязательства и приумножить число советских республик во всем мире».

Германия раньше других государств подготовилась к войне. Франция и Великобритания, как и в 1914-м, отставали. Маневрируя, они делали попытки «канализировать» агрессию нацистов в сторону СССР. Сталина не пригласили в сентябре 1938 года в Мюнхен, где западные государства удовлетворили требования Адольфа Гитлера, относительно Чехословакии, чтобы получить от него гарантии «вечного мира». Гитлер проглотил Чехословакию, как перед тем Австрию. Однако этим он не ограничился, и обратил внимание на Польшу.

С марта 1939 года в Москве продолжались переговоры с представителями Великобритании и Франции о создании системы коллективной безопасности против страны-агрессора. Однако руководители демократических страны боялись, что советская сторона не выполнит взятых на себя обязательств. Со своей стороны, Сталин ощущал себя после Мюнхена в изоляции. В речи на ХVIII съезде ВКП (б) 10 марта 1939 года он заявил, что Советский Союз не собирается вытаскивать каштаны из огня для стран Запада. «Каштановая» речь привлекла внимание в Берлине так же, как отставка сторонника укрепления контактов с Великобританией и Францией Максима Литвинова с должности наркома иностранных дел. Эту должность занял председатель Совнаркома Вячеслав Молотов.

3 апреля Гитлер утвердил директиву «Операция «Вайс», которая предусматривала поглощение Польши. Перед этим, 31 марта, премьер-министр Великобритании Невилл Чемберлен заявил в палате общин о том, что его страна и Франция окажут Польше всю возможную помощь, если она станет жертвой агрессии. Следовательно, нападение на Польшу угрожало европейской войной. Тем не менее в директиве «Операция «Вайс» находим такой тезис: «Политическое руководство считает своей задачей добиться по силе возможности изолированного разрешения польского вопроса, то есть ограничить войну исключительно польской территорией».

Учитывая отношения США с Великобританией, а Японии — с Германией, и также то, что Англия владела империей, разбросанной на всех континентах, европейская война автоматически становилась мировой. Гитлер вынужден позаботиться о надежном тыле на Востоке, тем более, что оккупация Польши значила появление общей границы между Третьим рейхом и СССР. Неудивительно, что он пожелал использовать для этого стремление Сталина «приумножить число советских республик во всем мире».

По инициативе немецких дипломатов, Германия и СССР начали переговоры об активизации экономических связей. 20 мая новый нарком Молотов в беседе с послом Германии в Москве Фридрихом фон дер Шуленбургом отметил, что для успеха экономических переговоров нужно создать политическую базу. Немцы заняли выжидательную позицию, беспокоясь, что советская сторона стремится использовать их готовность к пониманию только с целью шантажа представителей Великобритании и Франции, осуществлявших переговоры в Москве. 5 июня Шуленбург доложил, что Молотов предложил начать политический диалог. Даже после этого, и предположительно, по этой же причине выжидание продолжалось. Аж в конечном итоге 29 июля статс-секретарь МИД Германии Е. Вайцзеккер поручил Шуленбургу передать Молотову дословно такое: «При любом развитии польского вопроса, мирным ли путем, как мы этого хотим, любым ли другим путем, то есть с применением нами силы, мы готовы гарантировать все советские интересы, и достичь понимания с московским правительством».

1 августа в МИД Германии поступило сообщение о благоприятном отношении Кремля к такому соглашению. Глава внешнеполитического ведомства Йоахим фон Риббентроп встретился в Берлине с поверенным в делах СССР Г. Астаховым и заявил: «Изо всех проблем, касающихся территории от Черного до Балтийского морей, мы могли бы договориться без каких-либо затруднений».

Августовские переговоры между Германией и Советским Союзом отслежены историками по дням и часам. Следует отметить, что 23 августа Риббентроп появился в Москве. Поздно вечером советско-немецкий договор о ненападении был подписан, а на следующий день — опубликован. К нему прилагался секретный протокол, в котором разграничивалась сфера «обоюдных интересов» — пакт Риббентропа — Молотова. В статье 1 пакта шла речь о странах Балтии. К советской сфере интересов относились Финляндия, Эстония и Латвия. Литва входила в сферу интересов Германии. Статья 2 определяла, как разграничивать Польшу: «В случае территориально-политического переустройства областей, которые входят в состав польского государства, граница сфер интересов Германии и СССР будет приблизительно проходить по линии рек Нарев, Висла и Сан». Это значило, что большая часть Польши в ее тогдашних границах оказывалась в сфере интересов СССР. Варшавское предместье Прага, которое было расположено на правом берегу Вислы, также попало в советскую сферу. В статье 3 были отмечены «интересы СССР относительно Бессарабии».

ПОЯВЛЕНИЕ КОНЦЕПТА «ОСВОБОДИТЕЛЬНОГО ПОХОДА»

1 сентября 1939 года Гитлер вторгся в Польшу. Имея с ней договорные обязательства, Великобритания и Франция 3 сентября объявили войну Германии. Вторая мировая война стала фактом.

В день объявления войны Риббентроп через посла в Москве передал Молотову, что разгром польской армии завершится через несколько недель, после чего придется покончить с теми военными соединениями, которые окажутся в сфере интересов СССР. Послу поручалось выяснить, может ли Советский Союз ввести свою армию в эти районы. Нарком ответил 5 сентября, что необходимо начать конкретные действия, но время еще не наступило.

В литературе установилось мнение о том, что Сталин ожидал, пока польское правительство капитулирует или эмигрирует. Такое суждение прямо вытекает из причины, названной Молотовым польскому послу в Москве В. Гжибовскому в день вторжения — 17 сентября. Молотов отметил, что Польское государство и его правительство фактически перестали существовать. Именно по этой причине, подчеркивалось в официальной ноте, советское руководство дало приказ войскам перейти границу и взять под свою защиту жизнь и имущество населения Западной Украины и Западной Белоруссии. В речи, переданной по радио, и мгновенно перепечатанной в газетах, Молотов тогда сообщил, что Красная армия перешла границу с целью подать руку помощи своим братьям-украинцам и братьям-белорусам, населяющим Польшу.

СССР в 1930-х годах принимал активное участие в переговорах, связанных с образованием системы коллективного отпора агрессору. Одним из ключевых тем переговоров было определение агрессии. Выступая в феврале 1933 года на конференции, посвященной проблеме разоружения, Литвинов от имени своего правительства заявил, что вооруженное нападение на любую страну без объявления войны не может быть оправдано ее внутренним положением, возможной опасностью для жизни или имущества иностранцев, отрицанием за этой страной признаков ее государственной организации и тому подобное. Под таким углом зрения «освободительный поход» Красной армии расценивался как несомненный акт агрессии. Однако подавляющее большинство украинцев и белорусов, на землю которых пришла война, приветствовало красноармейцев, призванных защитить их жизнь и имущество. Эта абсолютно естественная реакция населения служила моральным оправданием действиям сталинского правительства. Присоединение к Советскому Союзу территории, на которой украинцы и белорусы составляли большинство населения, становилось возможным объявить путем воссоединения братских народов.

Остается выяснить, почему и когда возник концепт воссоединения. Нужно помнить, что он заставил Сталина отказаться от части территориальных приобретений (Люблинского и части Варшавского воеводств), уже полученных 23 августа 1939 года пактом Риббентропа — Молотова.

Ответ на вопрос «почему?» лежит на поверхности. Достаточно вспомнить, что произошло между 23 августа и 17 сентября. 3 сентября немецко-польская война вдруг превратилась в мировую. В этой войне выход Красной армии на Вислу превращал Сталина в союзника Гитлера.

Гитлер и Сталин знали, что нападение на Польшу грозит мировой войной. Однако пассивная реакция демократических стран Европы на поглощение Австрии и Чехословакии давала основания надеяться, что Великобритания и Франция так же отреагируют на вторжение Германии в Польшу. 25 августа Палата общин ратифицировала заключенный 6 апреля англо-польский договор о военной помощи Польше в случае агрессии против нее. Однако, как свидетельствовал Риббентроп в своих воспоминаниях, «в тот момент Гитлер еще не рассчитывал, что Англия вмешается и начнет из-за Польши войну». Суждения Гитлера, как и Сталина, имели под собой объективную основу. Обоим диктаторам было известно, что Великобритания и Франция не готовы развернуть военные действия. Они их и не развернули, но война все же началась.

Ответ на вопрос «когда?» устанавливается по решениям политбюро ЦК ВКП (б) в первой половине сентября. 6 сентября было принято решение о подготовке военной операции в Польше. В нем содержался пункт, которым наркомату внутренних дел поручалось срочно систематизировать сведения о Польше и предоставить их Андрею Жданову. Из содержания подготовленных справок вытекало, что Жданова особенно интересовало то, в каких воеводствах поляки были этническим меньшинством. Таким образом, потребность в таких данных возникла 6 сентября.

Дату 6 сентября можно проверить на основании других сюжетов. В первые дни войны руководство Коминтерна одобрительно относилось к заявлениям компартий с осуждением немецкой агрессии. В ряде стран компартии стали создавать военные подразделения в помощь Польше. Но 7 сентября Сталин вызвал к себе генерального секретаря исполкома Коминтерна Георгия Димитрова и разъяснил ему, что Польша является фашистским государством, которое угнетает украинцев, белорусов и другие национальные меньшинства. Информируя Димитрова о крутом повороте во внешней политике Кремля, генсек заявил такое: «Уничтожение этого государства в современных условиях означало бы одним буржуазным фашистским государством меньше! Что плохого было бы, если бы в результате разгрома Польши мы распространили бы социалистическую систему на новые территории и население?» На следующий день ИККИ разослал компартиям циркуляр с директивой: «Международный пролетариат не может ни в коем случае защищать фашистскую Польшу, которая отвергла помощь Советского Союза и угнетает другие национальности».

Принятое 6 сентября решение нужно было довести до сведения Берлина. Молотов решился на это только 10 сентября. Он сообщил немецкому послу, что вступление Красной армии в Польшу будет мотивироваться необходимостью защитить от войны братские народы — украинцев и белорусов. Такое мотивирование, оправдывался Молотов, необходимо, чтобы Советский Союз смог объяснить свое вмешательство широким массам и не оказался бы в их глазах агрессором.

Шуленбург назвал это сообщение Молотова делом «самым срочным» и «совершенно секретным». Наверное, он надеялся, что Гитлер способен убедить Сталина отказаться от намерения замаскировать вторжение в Польшу под «освободительный поход», что ярко подчеркивало агрессию со стороны Германии. Гитлер, однако, долгое время не реагировал. Можно предположить, что он не знал, как реагировать. Германия уже втянулась в войну с самой мощной в Европе французской армией. На континент готовился прибыть английский экспедиционный корпус. В более отдаленной перспективе следовало ждать вступления в войну американцев с их неисчерпаемыми человеческими и материальными ресурсами. В такой ситуации ссориться с Советским Союзом не было резона.

Тем временем 14 сентября газета «Правда» выступила с редакционной статьей «О внутренних причинах поражения Польши». В этой статье (ее подготовил А. Жданов) подчеркивалось, что поражение польской армии было вызвано не только преимуществом немецкой военной техники и организации и не только отсутствием эффективной помощи со стороны Великобритании и Франции. Поражение, утверждала газета, в значительной степени объяснялось внутренними противоречиями Польского государства, которое носило многонациональный характер и в котором подавлялись национальные меньшинства.

В статье использовались данные, позаимствованные из докладных записок НКВД СССР. Указывалось, в частности, что поляки составляли только 60% населения Польши, а представители национальных меньшинств — 40%. Эти данные представляли собой расчет советских специалистов. Перепись 1931 года зарегистрировала в стране 69% поляков, но она проходила в ситуации несомненного давления, и многие представители нацменьшинств записывались поляками. Сообщалось, что в 1938 году в Польше проживало уже до 8 млн. украинцев и 3 млн. белорусов. Газета подчеркивала, что правящие круги этого государства «сделали все, чтобы превратить Западную Украину и Западную Белоруссию в бесправную колонию, отданную польским панам на разграбление».

Положение населения «восточных кресов» Польского государства в межвоенный период действительно было тяжелым. Составляя в них меньшинство населения, поляки оставались привилегированной государственной нацией. Украинцы и белорусы претерпевали не только социальное угнетение (жизнь подавляющего большинства местных поляков тоже была нелегкой). Они угнетались и в национальном, и в религиозном отношениях. Ситуация особенно заострилась после смерти Ю. Пилсудского, когда к власти пришла генеральская клика. Но Кремль не реагировал на то, что происходило в соседней стране.

Вечером 15 сентября Риббентроп адресовал Молотову депешу, в которой сообщал, что Варшаву возьмут в ближайшие дни, и они ждут, когда начнутся советские военные операции. Министр отметил при этом, что обременение Германии виной за вторжение русских в Польшу противоречило бы договоренностям, достигнутым в Москве, потому что это утверждение представляло два государства перед всем миром как противников. На следующий день с Молотовым встретился Шуленбург. Депеша Риббентропа (Гитлер, как видим, уклонился от вмешательства) не возымела эффекта. Послу указали, что главный мотив будет таковым: советское правительство считает своим долгом вмешаться, чтобы взять под защиту украинских и белорусских братьев и дать возможность этим несчастным людям жить в условиях мира. Когда Шуленбург запротестовал, Молотов объяснил свои мотивы совершенно откровенно. В изложении Шуленбурга это звучало так: «Молотов согласился с тем, что предложенный мотив советского правительства содержит в себе посыл, задевающий немецкую чувствительность, но просил нас, учитывая затруднительное положение советского правительства, не придавать значения этому мотиву. У советского правительства, к сожалению, нет возможности выдвинуть какие-либо другие мотивы, поскольку ранее Советский Союз никогда не беспокоился о положении национальных меньшинств в Польше и вынужден так или иначе оправдывать свое теперешнее вмешательство перед заграницей».

Факты, связанные с деятельностью политбюро ЦК ВКП (б) и исполкома Коминтерна в связи с подготовкой вторжения в Польшу, позаимствованы из очерка Наталии Лебедевой в книге «Другая война. 1939 — 1945» из цикла «Россия, ХХ век» под редакцией Юрия Афанасьева (Москва, 1996). Факты, связанные с доведением крайне неприятного концепта «освободительного похода» до сведения немецкой стороны, содержатся в книге американского журналиста, а в послевоенное время — ученого Вильяма Ширера «Взлет и падение Третьего рейха», появившейся в 1959 году (русский перевод 1991 года). Оба автора фиксируют события в хронологическом порядке, даже не задумываясь, почему и когда возник концепт «освободительного похода». Тем ценнее для нас становятся их беспристрастные свидетельства.

Логика «освободительного похода» требовала объединения западноукраинских и западнобелорусских земель с соответствующими союзными республиками в составе СССР. Иными словами, она требовала ликвидации Польского государства. Такой вывод Сталин сделал уже 7 сентября в упоминавшейся выше беседе с Г. Димитровым. А 19 сентября Молотов намекнул Шуленбургу, что советское правительство склонно ликвидировать Польшу как государство и разделить польские земли между Германией и СССР по согласованной в августе линии четырех рек (Писа — Нарев — Висла — Сан). Немецкое руководство не возразило, в связи с чем возникла необходимость заключить договор о границе между Германией и СССР.

25 сентября к переговорам подключился Сталин. Встретившись с немецким послом, он ошеломил его новым предложением, которое в изложении Шуленбурга звучало так: «Он предложил территорию на восток от демаркационной линии — всю Варшавскую провинцию, простирающуюся до самого Буга, прибавить к нашей части. За это мы должны отказаться от наших посягательств на Литву». Логика «освободительного похода» связывалась с отказом от захвата польских этнических земель, но Сталин требовал компенсации. Гитлеру пришлось согласиться и с этим требованием.

Территориальная «рокировка» свидетельствует о том, что в своей «шахматной партии» с Гитлером Сталин просчитывал события на несколько ходов наперед. Рано или поздно Гитлер должен был проиграть войну со странами Запада. Генсек не мог в этом сомневаться, потому что в удобное для себя время, то есть после взаимного ослабления противников, он обязательно вмешался бы в ход событий своей гигантской армией. А потом, в переговорах о послевоенном мировом порядке, Советскому Союзу пришлось бы иметь дело со странами Запада. Они начали войну неподготовленными, чтобы защитить Польшу от агрессора, и будущее польского народа беспокоило бы куда больше, чем Литва.

Вернемся, однако, к ситуации, сложившейся осенью 1939 года. Сталину нужно было показать сначала, что его заботит только одно: судьба украинцев и белорусов в охваченной войной Польше. Он добился своего: «проглотил» половину Польши, но остался в позиции нейтралитета. После этого он мог позволить себе проявить дружеское отношение к одной из воюющих сторон, на чем настаивал Гитлер. Заключенный 28 сентября в Москве новый пакт получил официальное название «Договор о дружбе и границе». В соответствии с ним на долю Германии пришлись польские земли площадью 188 тыс. кв. км, на которых проживало 23 млн. человек. К Советскому Союзу перешла территория площадью около 200 тыс. кв. км с населением 12 млн. человек.

Заключительным аккордом преступного заговора двух диктаторов стал доклад Молотова о советской внешней политике в Верховном Совете СССР, который он провозгласил 31 октября 1939 года. Критикуя правящие круги Великобритании и Франции за то, что они представляют войну против Германии как идеологическую битву за демократию и низвержение гитлеризма, председатель советского правительства заявил: «Не только бессмысленно, но и преступно осуществлять такую войну, как войну за «уничтожение гитлеризма», прикрываясь фальшивым знаменем борьбы за «демократию».

РЕАКЦИЯ ГРАЖДАН УССР НА «ОСВОБОДИТЕЛЬНЫЙ ПОХОД»

Стала ли убедительной версия «освободительного похода» для населения УССР? Весной 2009 года в научное обращение вышел сборник документов из архива СБ Украины «Советские органы государственной безопасности в 1939 — июне 1941 гг.» В восемнадцати сообщениях показано, как население реагировало на известие о переходе советско-польской границы Красной армией. Это — четыре печатных листа бесценной информации, около 300 высказываний, зафиксированных сексотами чекистской сети так, как они звучали между 17 и 28 сентября 1939 года. Поражает, что откровенно высказывались даже те, кто знал, что находится под бдительным надзором. Неосторожность объяснялась просто: сексотами были те, кому они безгранично доверяли.

Как советские люди реагировали на эйфорию, охватившую западноукраинское население? Рабочий Полтавского кирпичного завода Козий прокомментировал это так: «Встречают с цветами, а провожать будут камнями». Преподаватель курсов Вукоопсоюза Баас сказал: «Они там сейчас в заблуждении и не знают еще всех тех приманок, которые пришлось нам выдержать за эти двадцать лет».

Высказываний на тему воссоединения было лишь несколько. Киевский художник Середа был охарактеризован чекистами так: «украинский националист, под надзором». Он знал, очевидно, что находится в поле зрения чекистов, и предупредил своего собеседника-сексота: «Я сейчас удостоен чести иллюстрировать книгу, которая будет преподнесена тов. Сталину от украинского народа в день его 60-летия». Политические последствия «освободительного похода» Середа определил довольно осторожно: «Сколько веков боролись лучшие люди за объединение украинского народа, сколько крови пролито за это, и только теперь, так неожиданно для всех нас и так безболезненно, все это получилось».

Казалось бы, Максим Рыльский должен был почувствовать неподдельную радость, когда узнал, что потерянная в 1919 году соборность украинских земель начинает реализоваться. Но собеседнику, которому доверял, он признался: «Я все-таки не вижу весомых причин, которые побуждали нас броситься на Польшу. Это противоречит той гуманности и справедливости, о которых мы столько всегда кричали. Вот я пишу каждый день стихотворения, которые восхваляют доблесть советских войск и мудрость нашей политики, а в сердце нет никакого энтузиазма». У писателя Аркадия Любченко, которого чекисты называли «бывшим активным петлюровцем», «освободительный поход» также не ассоциировался с соборностью. «Чтобы сожрать беззащитную страну, у нас хватило совести», — заявил он.

Академик АН УССР Михаил Ротмистров оценивал вторжение в Польшу под углом зрения «собирания земель русских»: «Наши законные русские земли Галиции и Белоруссии отойдут к СССР. Это будет поворотный ход России на Запад».

Представители интеллигенции, знавшие, как Речь Посполитая была поглощена соседями в три приема в XVIII в., не сговариваясь, назвали текущее событие четвертым разделом. Старший инженер Завода им. Ленина в Днепропетровске Праздников сказал: «Сейчас мы присутствуем при четвертом разделении Польши». Сын Михаила Драгоманова, который работал переводчиком в издательстве «Мистецтво», заявил: «По сути, это — четвертый раздел Польши, осуществленный по договоренности между Сталиным и Гитлером».

Мнение о существовании тайной договоренности высказывали и другие. Студент Индустриального института в Киеве Биск сказал: «Красная армия вступила на территорию Западной Украины и Белоруссии не по просьбе угнетенных народов, а по заблаговременно обдуманному плану Советского Союза с Германией».

Те, кто хорошо ориентировался в международном положении, сразу увидели, какие возможности открываются у Москвы после сближения с Берлином. Корректор издательства «Советская Украина» Степняк отметил: «Красный империализм существует и дает о себе знать. Если это так, то я за то, чтобы забрать еще Буковину и Бессарабию. Сейчас как раз удобный момент для этого».

Рассуждая об отношении Великобритании и Франции к советской акции, академик АН УССР АН СССР Николай Крылов предвидел, что эти страны ограничатся протестом и активно не будут выступать против СССР. Научный сотрудник Института истории Украины АН УССР Порфирий Билык сделал предположение о том, что страны Запада прекратят войну с Германией, если окажется, что на ее стороне стоит Советский Союз.

Среди граждан Украины нашлось немало людей, которые бездумно повторяли азы советской пропаганды. Однако срез мыслей, содержавшийся в солидном массиве высказываний по поводу перехода советско-польской границы Красной армией, позволяет сделать два заключения. Во-первых, поколение граждан, которое прошло через испытание ленинско-сталинской «революции сверху», было чрезвычайно критически настроено к советской власти. Во-вторых, присоединение западноукраинских земель к СССР воспринималось как четвертый раздел Польши, а не достижение соборности украинских земель. После Голодомора 1932 — 1933 гг. и Большого террора 1937 — 1938 гг. в Украине не осталось реальных признаков государственности, с которыми ассоциировалось понятие соборности.

СОВЕТСКО-НЕМЕЦКИЕ ДОГОВОРЫ 1939 года ТЕРЯЮТ СИЛУ

Гитлер панически боялся войны на два фронта. Однако доказанная в 1940 году сила вермахта и обнаруженная в советско-финской войне слабость Красной армии убедили его в возможности покончить с Советским Союзом за несколько месяцев. Поэтому Германия и ее союзники оказались в состоянии войны одновременно с Великобританией и СССР.

Председатель британского правительства Уинстон Черчилль не тратил зря времени, и уже 12 июля 1941 года в Москве было заключено соглашение об общих действиях в войне. 14 августа В. Черчилль и президент США Франклин Делано Рузвельт подписали Атлантическую хартию, в которой провозглашалась преданность таким принципам, как неприкосновенность территорий, право народов свободно выбирать форму правления, послевоенное экономическое сотрудничество на равноправных основах, отказ от применения силы в международных отношениях, создание системы общей безопасности и разоружения. 24 сентября к Атлантической хартии присоединился Советский Союз, после чего правительство США распространило на него действие принятого в марте 1941 года закона о лендлизе.

Когда оказалось, что война на Востоке затягивается, Гитлер не смог приобрести себе новых союзников. В затяжной войне втянутые в «треугольник» Берлин — Рим — Токио страны через ограниченность человеческих и сырьевых ресурсов теряли шансы на победу. Наоборот, антигитлеровская коалиция в составе Великобритании, США и СССР постоянно пополнялась за счет стран, которые соглашались с принципами Атлантической хартии. 1 января 1942 года представители 26 стран подписали в Вашингтоне декларацию, в которой обязывались приложить все усилия для победы в войне. Под декларацией стояла подпись — Объединенные Нации.

Приведенный выше перечень общеизвестных положений является необходимым для осознания качественно новой ситуации, в которой оказалась проблема воссоединения украинских земель. Внутренняя стойкость антигитлеровской коалиции и победа союзников стали в значительной степени зависеть от решения польского вопроса, и прежде всего — от разрешения судьбы западноукраинских и западнобелорусских земель. Эмигрантское правительство Польши, находившееся в Лондоне, вынуждено быть теперь союзником правительства, которое помогло Гитлеру разрушить его страну.

Первая встреча главы лондонского правительства Владислава Сикорского с советским послом в Великобритании Иваном Майским состоялась 5 июля 1941 года. Майский отметил, что его правительство поддержит возрождение Польши «в ее национальных границах». По требованию поляков конкретизировать эту формулировку он сказал, что будущее польское государство вынуждено состоять «только из поляков и охватывать территории, населенные поляками». Сикорский ответил, что СССР, будучи сам многонациональным государством, не имеет оснований навязывать Польше этнографические границы, и затребовал от советской стороны возврат к правовой ситуации, предусмотренной Рижским договором 1921 года.

Обе стороны остались на своих позициях, но соглашение о восстановлении дипломатических отношений все-таки было подписано. Министр иностранных дел Великобритании Энтони Иден предложил компромиссную формулировку, которая устроила обе стороны. Советско-польское соглашение от 30 июля 1941 года начиналось с такой декларации: «Правительство СССР признает советско-немецкие договоры 1939 года относительно территориальных изменений в Польше такими, которые утратили силу».

Эту формулу польская сторона понимала так, что СССР отказывается от советско-немецкого договора 28 сентября 1939 года о дружбе и границе, т.е. возвращается к границе, установленной Рижским договором 1921 года. Советская сторона понимала ее так, что заключенный с Германией договор больше не затмевает границу 1939 года. Но это была лишь ее интерпретация.

Использованная в соглашении от 30 июля 1941 года формула означала признание советской стороной отсутствия легитимного основания для территориальных достижений, осуществленных за счет польской стороны. Руководство СССР оказалось перед необходимостью вернуть Польше захваченные в 1939 году земли или заручиться поддержкой союзников для осуществленного вопреки Рижскому договору присоединения Западной Украины и Западной Белоруссии к соответствующим союзным республикам.