Украина. Конец президентов

Через президентский кабинет прошли Олег Рябоконь, не успевший навести порядок в подъездах; Анатолий Гриценко, не успевший никого арестовать; Арсений Яценюк, не успевший ничего, кроме ремонта в кабинете; Петр Симоненко, не успевший открыть

Краткое содержание предыдущих серий. Через президентский кабинет прошли Олег Рябоконь, не успевший навести порядок в подъездах; Анатолий Гриценко, не успевший никого арестовать; Арсений Яценюк, не успевший ничего, кроме ремонта в кабинете; Петр Симоненко, не успевший открыть все чемоданы.

Далее на президентскую службу заступили: Владимир Литвин, успевший на все телешоу; Сергей Тигипко, успевший подарить женщинам цветы и книги; Инна Богословская, успевшая продать Виктору Януковичу несколько президентских дней, и сам Виктор Федорович, успевший за эти дни возместить НДС родным, близким и соратникам по борьбе с режимом. Еще он успел повестись на чары Юлии Владимировны, которая отправила Ющенко в Грузию, а затем водрузила на президентский престол Василия Протывсиха.

Предварительно неделю правил Александр Мороз, не расстававшийся с любимым магнитофоном. Протывсих же успел изучить работу селектора в президентском кабинете, а сменивший его Тягнибок — собрал анализы всех госслужащих на предмет изучения чистоты их национальной принадлежности. После всех этих титанических усилий оставшимся претендентам, казалось бы, нечем уже было и заниматься…

Юрий Костенко

Первым делом новый президент позвонил в Кабмин. «С этого дня, — сообщил он, — в стране доминирует все украинское». — «Что вы имеете в виду?» — поинтересовалась барышня, с которой соединили Юрия Ивановича. «Я имею в виду лозунг», — бесхитростно пояснил президент и с выражением продекламировал: «Роби українське, купуй українське, захищай українське… Бо все це твоє!» «Моє? — поперхнулась барышня в телефоне. — Так бы и сказали сразу. Сейчас я вас с Минфином соединю, там по поводу «моё-твоё» специалисты сидят… »

Этим звонком Костенко вляпался в настоящие хождения по мукам, которые и продолжались всю его неделю. Значительно позже в своих мемуарах он охарактеризовал этот нелегкий период как «экономический ликбез» и «лишение розовых очков». Первым делом президенту объяснили, что делать в Украине из собственных комплектующих можно разве что детей, да и то — в последние годы наблюдается только мелкосерийное производство. Все остальное требовало импортных деталей, поэтому любой национальный продукт априори таковым не являлся.

Вторым серьезным ударом по психике стало откровение: чтобы купить что-то украинское, надо сначала продать что-то украинское, а так как это невозможно (см. пункт «делать украинское»), то сам акт покупки теряет всякий смысл. Тут Юрий Иванович после двухдневного раздумья нашел следующее возражение. Он сказал, что продавать можно украинский газ. «И где вы видели украинский газ?» — издевательски спросили у него. «Ну как же… Вот, скажем, если газ из России зашел в украинскую трубу, то он же стал как бы украинским? Значит, он и продается как украинский… » На том конце провода пробормотали что-то вроде того, что слишком умный стал, «рубит фишку», «хорошо, что всего на неделю», посоветовали «не соваться в чужие бабки», потом бросили трубку и вообще перестали консультировать.

Это очень расстроило президента, который как раз хотел узнать, можно ли при отсутствии чего-то украинского и невозможности его сделать, продать или купить хотя бы это самое защитить? А то получалось как-то неудобно: срок подошел к концу, а результат был нулевой. Он так и не узнал о перспективах защиты украинского, поскольку в кабинет зашел Сергей Ратушняк и на чистейшем государственном языке сказал Юрию Ивановичу, что пора выметаться, так как «все це моє». Услышав концовку своего любимого лозунга, Костенко покинул пост с легким сердцем.

Сергей Ратушняк

Надо сказать, что вместе с Ратушняком в президентский кабинет ввалилась куча людей с телекамерами. Истосковавшиеся по политической клубничке репортеры ждали от скандального ужгородского мэра слов и поступков, на которые только он, по их мнению, и был способен. Президент понюхал воздух в кабинете и сказал в телекамеры:

— Жиды и молдаване Украину до добра не доведут!

Эта короткая констатация никого, впрочем, не возбудила. Сергей Николаевич и раньше частенько повторял это магическое заклинание. Все ожидали большего. Видя такое дело, Ратушняк распорядился выгнать прессу к чертовой матери и позвонил Тягнибоку.

— Слушай, Олег… Можешь скинуть мне файл с анализами, которые ты собрал? Или хотя бы отдельный список молдаван и румын. Жидов не надо, и так всех наперечет знаю.

— А тебе зачем? — поинтересовался отставной президент.

— Как зачем? Ты что — тупой? Как молдаванин? Или хитрый? Как еврей? Масон? Смотри, и тебя проверим. Мне для пресс-конференции надо. И для большого общего дела. Дай! А может, денег хочешь?

— Я тебе одну вещь скажу, только ты не обижайся, — ответил Тягнибок. — Не трогай ты молдаван, евреев и вообще масонов. Они на самом деле — наши друзья. А по поводу анализов… Я их в ФСБ переправил. И знаешь, оказалось, что все на свете — евреи.

…Скорая увезла президента с невыносимым воем. И это было лучше всякой пресс-конференции. До конца недели президента держали в «Феофании», а когда срок истек — выписали. Пришедший в себя уже экс-президент включил телевизор и увидел, как в президентский кабинет с лукавой полуулыбкой входит Михаил Бродский. Ратушняк потерял дар речи, и, утверждают, он не вернулся к нему до сих пор…

Михаил Бродский

Последний раз в президентском кабинете Михаил Юрьевич был еще при Кучме. «Здорово тут все изменилось», — подумал он и позвонил одному знакомому олигарху. «Проспорил, проспорил! — радостно заорал в трубку президент. — Гони миллион!» Еще на заре выборов он побился об заклад с человеком, живущим в Женеве, но не забывающим об Украине, что, во-первых, похудеет, а во-вторых — станет президентом. И если первую часть спора (а Михаил Юрьевич таки похудел) олигарх откровенно продинамил, то от второй отвертеться было практически невозможно. Правда, хитрый олигарх настоял на пересчете долговой суммы, справедливо указав: «Миша, это же не пять лет, это всего неделя! И в ней всего пять рабочих дней…» Торговались до вечера и в конце концов сошлись на том, что надо оценить один президентский день. Взяли 365 дней, умножили на 5. Итого 1810 дней. Потом разделили оговоренный миллион на это количество и выяснилось, что один президентский день стоит 552,486 у. е. Умножили на пять рабочих дней. Набежало 2672,430 баксов. Сумма вышла до обидного маленькой, и тут президент вспомнил, что при расчете выпали високосные годы, в которых на один день больше, а значит, пара-тройка центов загуляла. Снова стали считать. Это веселое занятие так увлекло старых друзей, что Бродский полетел в Женеву, где азартные подсчеты продолжались с помощью наисовременнейших калькуляторов. Причем все время выходило по-разному — то два, то три цента мешали определить окончательную сумму.

Когда неделя истекла, Михаил Юрьевич, отдохнувший и довольный, простил олигарху долг, а по приезде на родину написал в своем блоге: «Классно мы поприкалывались!»

Людмила Супрун

С самого начала все как-то удивились, когда в свой законный понедельник Людмила Павловна не явилась на работу. Президентский кабинет пустовал до вечера, пресса томилась в ожидании, но ничего не происходило. Во вторник утром кто-то из работников секретариата рискнул позвонить президенту.

— Боже-боже! — защебетал голос в трубке. — Я и не сосредоточилась, что пора уже… Вы говорите, моя очередь? А кто до меня был? Миша? И что он делал? Ничего? Какая он умница! А? Когда меня ждать? Ой, даже и не знаю… Я за границей, отдыхаю. Вы бы хоть заранее предупреждали, что очередь подходит. Плохо работаете, скажу я вам! Даже из парикмахерской звонят, когда очередь подходит! И из бутиков звонят. Или открытку специальную присылают. Безобразие! А можно с кем-нибудь поменяться? Поздно? А кто после меня? Пабат? А кто это? Ладно, не надо договариваться… Мы с людьми Черновецкого переговоров не ведем. Так мне ехать? Самолет пришлете? Президентский? О, господи! Давно бы так. Уже вылетел? Дети, собирайтесь! Скорее, говорю, ваша мама стала президентом… Как не хотите? Вы что, с ума посходили? Собирайтесь, говорю. Мама покатает вас на самолете. Сама за штурвал сяду. Нет, это я не вам. Вы вот что. Позвоните моему парикмахеру, чтобы ждал… Не знаете телефона? Чем вы там вообще занимаетесь? Должны знать! Господи, где ж я его записала… О! Позвоните в офис НДП — вам скажут телефон. Да, и в спа-салон позвоните, чтобы ждали. Телефон в партии есть. И фотограф пусть ждет. И обзвоните глянцы, скажите, что я буду в новом образе… Что еще-то? Господи…

К исходу недели женские и не очень журналы запестрели обложками с фееричными фото президента. Обложки, размещенные на лайт-боксах, были украшены любимым слоганом Людмилы Павловны: «Буду бить аккуратно, но сильно». Никто не понял, кому была адресована эта угроза. Кроме одного человека. Звали его Александр Викторович Пабат.

Александр Пабат

Утром первого президентского дня перед Александром Викторовичем стояла сложнейшая проблема выбора. Он мучился вопросом, на каком из своих авто подкатить к новому месту работы. Странно, но даже футуристичный «ситроен С6» не возбуждал падкого на редкостные и дорого-

стоящие авто Пабата. Он вдруг ощутил щемящее чувство нехватки чего-то важного и нужного, подумав, что его коллекция обидно мала и ущербна. Maserati Spider, Porsche Carrera и даже мегаэксклюзивный британский тарантас с известным разве что специалистам и фанатам автопрома названием Morgan Aero сегодня не грели юную президентскую душу. Он понял, что ему просто не на чем ехать. И решил не ехать. Руководить страной можно и по телефону.

И из гаража Александра Викторовича в Секретариат президента поступили следующие указания. Первое. Предоставить план по закупке автомобилей для корректировок и уточнений. Второе. Провести тендер по вопросам тюнинга имеющегося автопарка. Третье. Турбировать двигатели. Четвертое. Передать это все на баланс «Народной армии спасения». Пятое. Утвердить список необходимых для осуществления президентских полномочий новых автомобилей (список брендов, фирм-производителей, объема двигателей и комплектации прилагается). Шестое. Запретить куплю-продажу земли и передачу ее в залог. Седьмое. Запретить слово НАТО.

Семь дней — семь пунктов. Говорят, трудности у Александра Пабата возникли только с реализацией шестого пункта. По этому поводу в гараж даже приезжал Леонид Михайлович. Все решили полюбовно: Черновецкий взялся решить проблему земли и за это отдал Пабату свой «роллс-ройс». Пабат хотел поехать на нем на работу, но было уже поздно. Срок истек.

Юлия Тимошенко

Хроники тех горячих дней не дают полной картины недельного пребывания Юлии Владимировны у руля страны. Сохранились лишь отрывочные свидетельства. Первым делом Тимошенко посетила могилу Тигрюли и дала пресс-конференцию на фоне обложенной цветами усыпальницы. Там пообещала раскрыть, наконец, все резонансные преступления, в том числе и отравление несчастного животного. Потом Юлия Владимировна приказала навесить амбарный замок на дверь президентского кабинета и все три имеющиеся в комплекте ключа положила в свою сумочку, сделанную исключительно украинскими кутюрье. Сумочка заглотила ключи от президентства в свое темное лоно, и тут все поняли, в чьих руках отныне находится отмычка счастья…

* * *

Что было дальше? Дальше были выборы. Настоящие. Тренировки кончились. Ну и хорошо. Говорят, что конец какого-то процесса есть началом процесса нового. А по поводу ключиков от кабинета… Говорят, что замок оказался донецкого производства, и к нему какие-то люди сделали дубликат. Правда это или нет — мы узнаем очень скоро.

Игорь Юрченко