Казус Ивана Охлобыстина: Лицедейство или священство… Зависть окружающих….

Ведь он как священник при рукоположении давал присягу: «учение веры содержать и другим преподавать по руководству Святыя Православныя Церкви и святых отец». А также обещал "проводить жизнь благочестивую, трезвенную, от суетных мирских обычае

В православной Церкви существуют древние каноны, строго запрещающие священникам не то чтобы играть — даже посещать театры. Эти запреты многократно повторялись от собора к собору, вот что гласит, к примеру, 24-е правило Шестого Вселенского собора: «Да не будет позволено кому-либо из числящихся в священном чине, или монахов развлекаться на конских бегах, или придерживаться сценических игр». Но сегодня священники ходят в театр, не говоря уже о мирянах, и никто никого не отлучает. Кстати, древние каноны требовали: если «лицедей», то есть актер, принимал христианство, он должен был навсегда оставить свое ремесло под угрозой отлучения.

Правило 51 упомянутого Собора гласит: Святый вселенский собор сей совершенно возбраняет быти смехотворцам, и их зрелищам, такожде и зрелища звериныя творити и плясания на позорищи. Аще же кто настоящее правило презрит, и предастся которому либо из сих возбраненных увеселений: то клирик да будет извержен из клира, а мирянин да будет отлучен от общения церковнаго. (Трул. 24, 65, 66; Лаод. 54; Карф. 15).

24-м правилом этого собора воспрещено священнослужителям, под угрозой низложения, посещать театры и смотреть театральные представления; а этим правилом воспрещаются вообще христианам представления комические, цирковые и балетные; за прегрешение против этого правила клирику угрожает извержение, а мирянину отлучение. Как на основание для этого, Зонара, в толковании этого правила, указывает возвышенность христианской морали, которая этим оскорбляется. «Строгость евангельской жизни требует, чтобы верные жили не распущенно и рассеянно, но как приличествует святым; а потому это правило воспрещает все то, что по необходимости вносит рассеянность в душу, ослабляет и колеблет ее настроение, возбуждает безрассудный смех и хохот, а все это могут вызвать скоморошеские игры (των μίμων) ». «Зрелища звериныя» (τα των κονηγιων θεώρια) заключались в том, что в больших городах кормили разных зверей  — львов и медведей; в определенное время выводили их на какую-либо площадь и направляли их на быков, иногда же на людей, пленных или осужденных, и это служило забавой зрителям. Эти представления правило воспрещает, так как обличают жестокость зрителей, наслаждающихся несчастьем ближних. Воспрещает правило «плясания на позорищи», пляску на сцене (τάς έπι σκηνης ορχήσεις, in scena saltationes), так как это неприлично, и особенно если участвуют женщины, ибо этим возбуждаются у зрителей страсти и похоть «. http://www.pagez.ru/olb/223.php?id=328

Иван Охлобыстин, будучи священником, не просто „посещал“ эти зрелища, а сам участвовал в них в образе шута. Церковные правила повелевают извергнуть его из сана. Есть, правда, и другая возможность: собрать Вселенский Собор и отменить это правило…

Тон высказываний на эту тему разный, временами — полярный. Большинство сочувствует отцу Иоанну, оказавшемуся в непростой ситуации, уважает его за способность ставить перед собой такие серьезные вопросы. При этом одни уговаривают его не оставлять служения, тем более что его миссия в артистической среде видится им жизненно необходимой. Другие категорически стоят за то, чтобы отец Иоанн оставил либо актерство, либо священство. Люди, смущенные имиджем и поступками отца Иоанна — священника, актера, медиадеятеля, говорят о неотмирной высоте священного сана. О том, что священник поставлен на служение Промыслом Божиим и что

Божий дар, преподанный в Таинстве священства, нельзя разменивать на что-то более мелкое в сравнении с ним или недостойное его. Если священник снимается в роли Григория Распутина или царского шута, позирует перед камерой в образе вурдалака, все эти роли будут неизменно соотноситься с его священством.

Где же ответ на вопрос, вставший перед священником Иоанном Охлобыстиным? В Священном Предании, и в первую очередь — в церковных канонах. Ведь он как священник при рукоположении давал присягу: „учение веры содержать и другим преподавать по руководству Святыя Православныя Церкви и святых отец“. А также обещал „проводить жизнь благочестивую, трезвенную, от суетных мирских обычаев устраненную“ (из текста присяги священника при рукоположении).

Итак, каноны. 51-е правило Шестого Вселенского Собора запрещает клирикам предаваться массовым зрелищным увеселениям — под страхом извержения из сана. Есть подобные постановления и в решениях Поместных Соборов. Сохранилось много высказываний святых отцов по этому вопросу.

Во всех этих источниках недвусмысленно формулируется негативное отношение к зрелищам.

В частности, 18-е правило Карфагенского Собора говорит о недопустимости участия священнослужителей и их детей в зрелищных мероприятиях. Каноны имеют в виду не только языческие и непристойные действа, но и другие случаи, куда более безобидные с современной точки зрения. Например, 54-е правило Лаодикийского Собора повелевает клирикам удаляться с брачного торжества, когда туда входят актеры с увеселительными представлениями. Как мы видим, речь в этом случае идет не о языческой вакханалии, а о христианской свадьбе, коль скоро священнослужители почтили ее своим присутствием. Это правило дает очень характерный пример того, как Церковь в своем Предании соотносит священство и актерство.

Тем не менее, приходится слышать, что каноны — это лишь исторические памятники, не имеющие прямого отношения к современной жизни. Это неверно в корне. Современный церковный историк и канонист, доктор богословия протоиерей Владислав Цыпин пишет, что „несмотря на историческую изменяемость действующих в Церкви правовых норм, несмотря на то, что ряд канонов неприменим вообще в буквальном смысле, а буквальное применение других недопустимо ввиду радикально изменившихся в сравнении со временем их издания обстоятельств, святые каноны неизменно сохраняют свое значение критерия церковного законодательства и фундаментальной основы церковного правосознания. Каноны всегда дают ключ к правильной ориентации в актуальных проблемах церковной жизни“ (http://www.mospat.ru/archive/trp31.htm).

С одной стороны, канонический свод правил — не прокрустово ложе, в которое непременно нужно втиснуть живое течение жизни. Трактовки канонов, в отличие от догматов, могут меняться применительно к конкретным историческим условиям. Также может идти речь об икономии, т. е. о смягчении канонических требований в духе снисхождения к слабостям и грехам конкретного человека. С другой стороны, все это не означает упразднения самих канонов, неизменно хранящих дух, которым они были написаны. Потому что источник и фундамент канонов Церкви — это ее догматическое учение, не подверженное никаким изменениям.

Как же оценить в свете церковных канонов деятельность отца Иоанна, эксцентричного актера и священнослужителя одновременно? Можно ли священнику профессионально работать в кино, да еще в таких жанрах, в которых реализует себя отец Иоанн? Каноны говорят, что нет, нельзя. На практике же мы видим, что священник совмещает актерскую профессию со священнослужением.

Пусть он пока исключение, но прецедент создан.

Что возбраняет другим последовать его примеру?

Если нам говорят, что соответствующие каноны, принятые на Вселенских и Поместных Соборах, более не имеют силы, то это должно быть закреплено не менее чем соборными же постановлениями. Это еще в том случае, если будет очевидно показано, что понятия „актер“, „театр“ сегодня означают нечто принципиально иное, нежели в древние времена, а кино не является „зрелищем“ в том смысле, в каком это слово употребляется в канонах и в святоотеческом наследии.

Впрочем, говорить о „прежних“, „древних“ временах оснований мало, потому что немногим более ста лет назад театр удостаивался неодобрительной оценки со стороны св. прав. Иоанна Кронштадтского и других ныне прославленных святых. А ведь в XIX — начале XX века театр был далеко не таким, как во времена Нерона. В любом случае необходима общецерковная оценка этой проблемы авторитетными пастырями и канонистами.

***

Только ленивый не комментировал возвращение Охлобыстина в кинематограф, когда спустя шесть лет после принятия сана он дал согласие сыграть главную роль в ленте о Григории Распутине „Заговор“. В статье „Кто Вы, Иван Охлобыстин: Священник Иоанн или Григорий Распутин?“ протоиерей Александр Новопашин пишет: «…Актерская профессия… часто… сопряжена с опасностью духовной подмены. Многие роли опасны для духовного состояния человека, особенно не имеющего твердой веры. А теперь представим себе, что одну из ролей (любых ролей) играет священник. „Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется“, но можно с уверенностью сказать, что слово, сказанное священником, пусть даже играющим роль, скорее будет принято неискушенным зрителем. Священному сану доверяют, поэтому слово героя, которого играет священник (!), будет воспринято нецерковными людьми как мнение Русской православной церкви, что совершенно неприемлемо ». (http://radonezh.org/main/getprint/8277.html)

На вопрос о том, как относятся братья по церкви к его прежним занятиям, в 2001 году Охлобыстин отвечал: «Братья считают, что я болел и только теперь начинаю выздоравливать». Очевидно, что возвращение к съемкам братья могли расценить исключительно как рецидив старой болезни. В более поздних интервью актер объяснял этот шаг материальными трудностями, необходимостью кормить многодетную семью, но дело, полагаю, не исчерпывается сугубо прагматическими резонами. Ведь и самые разудалые и «хулиганские» сценарии авторства Охлобыстина – «Взять Тарантину» и «Соловей-разбойник» (последний, к слову, до сих пор не экранизирован) – датированы соответственно 2005-м и 2007 годами, то есть, написаны спустя несколько лет после созданного по благословению и при помощи патриарха Алексия сценария «Там, где восток» – о жизни православных священников в Эстонии в годы войны. Стало быть, не в деньгах дело. Взгляд самого Охлобыстина на допустимость совмещения православного служения со светским кинематографом с течением времени, похоже, изменился. «Утверждение, что актерство – греховная профессия, чушь собачья, – пишет он, защищаясь от обвинений, в автобиографическом очерке „Над бездной“. – Какое именно актерство? В свое время

Иоанн Златоуст написал знаменитую статью „О театре“. Но что такое театр в его времена?

Это римские и греческие действа, когда на сцене вместо клюквенной крови использовали настоящую, просто резали раба, чего морочиться? И конечно, такое безобразие не могло понравиться Златоусту. Но теперь-то все не так. Нынешний, академический театр – внучатый племянник площадных, рождественских представлений. „Гамлета“ Шекспир писал в свободное от „елок“ время».

Дискуссию о допустимости лицедейства для священника можно было бы оставить за скобками, если бы священство  настойчиво не позиционировалось как одна из ипостасей многогранной творческой личности.

Готов согласиться: истинная стихия Охлобыстина – скоморошество.

Его цикл притч «Духовные копи» – иронические вариации на тему церковных жанров агиографии и патерика, местами напоминающие литературные анекдоты Хармса. В ездящем на мотоцикле и рассуждающем об инопланетянах и буддистах трезвомыслящем отце Савве угадывается шаржированный автопортрет. И в то же время «Копи» довольно-таки очевидно отсылают к «Цветочкам святого Франциска Ассизского». Главный герой этого памятника духовной литературы вопрошал: «Что же такое слуги Господа, как не скоморохи Его, которые должны растрогать сердца людские и подвинуть их к радости духовной?» После нескольких столетий угнетенного ожидания Апокалипсиса святой Франциск показал человечеству другой, светлый путь веры, вернув ему радующегося Христа.

И все же аналогия с Франциском в данном случае не полна. Скоморох Франциск делал шаг навстречу миру из лона Церкви – вектор Охлобыстина прямо противоположен: в лице отца Иоанна Русская православная церковь получает прививку свободомыслия и секулярности. Нуждается ли она в ней? Возможно, да. Но, так или иначе, в отношении самого Охлобыстина речь, по всей видимости, не идет о переломе, втором рождении, полном обращении художника слова и тела в слугу Божиего, – в нашем случае скорее можно говорить о взаимовыгодном союзе церкви и человека, готового из благих убеждений принести на службу ей свой талант, свои недюжинные способности. Не человек растворяется в церкви, а художник растворяет в себе новый, обогащающий его ингредиент, входит в келью, которую ему надлежит расписать на свой вкус и манер. (Особенно это очевидно при чтении статей для журнала «Деловые люди», написанных в лучших традициях богемного стеба.) По большому счету, церковный проект Охлобыстина напоминает метод, с которым он – всегда выборочно и тщательно, отдадим ему должное, – подходил к новой роли.

В очерке «Над бездной» Охлобыстин выделяет три дороги к Богу: «Одна из самых проторенных – потерянность. Когда человеком движет инстинкт самосохранения, базирующийся на страхе смерти. Вторая – восхищение: ты понимаешь величественность религии и то, что каждая душа в сути своей христианка, это утверждал еще Тертуллиан. Третий путь – самый внешне нелепый и самый трудный. Это путь солдата. Вот есть человек, прагматик, и веры у него никакой нет, потому что Бога он никогда не видел и не увидит. Но он до конца своих дней бьется, чтобы прийти к вере.

Может быть, он так и не увидит ни одного чуда, не поймет, в чем, собственно, смысл мироздания. Но, обладая внутренней силой, он продолжит свой путь, доведет все до финальной точки и тогда постигнет Бога в самом себе. А это и есть самое главное. Наверное, мой личный путь к Богу – смесь второго и третьего».

Может статься, и доведет до финальной точки. Но, судя по нынешнему вектору творчества Охлобыстина, не исключен и другой вариант, ждущий, как правило, каждого солдата в конце срочной службы: демобилизация / запрет в служении. И роль юродивого шута в нашумевшем «Царе» может подвести жирную черту под служением Ивана Охлобыстина. Но не Мельпомене, а Тому, чье «Царство не от мира сего».

Вот несколько мнений из интернет-полемики

Дмитрий Володихин, писатель, историк,

Я, признаться, думаю, что от священного сана отказываться нехорошо в любом случае. Это слишком высокая вещь, чтобы пытаться измерять ее какими-то картинками, которые показывают по телевизору. Это вещи несравнимые в принципе. Полагаю, что поступок этот выглядит странно, и одобрения ему в своей душе я найти не могу.

У нас в канонах нигде нет запрета на съемки в кино и на ношение татуировок. Поэтому то, что Церковь не утвердила в апостольских правилах, в канонах, в решениях Поместных соборов как запрещенное, запрещенным не является.

Кирилл Фролов

Я буду молиться, чтобы Святейший Патриарх благословил о.Иоанну оставаться и в сане, и в киноискусстве.

Исходя из принципа икономии, благословил продолжать оба служения. Икономия (снисхождение) есть допущение в данной конкретной ситуации для пользы церковной, с целью спасения многих и многих душ. Дело в том, что для многих из «того», киношного мира о.Иоанн, когда находится среди них, является единственным проводником в мир Церкви.Такие проводники необходимы. И мне кажется, что если о. Иоанн сам осознает свою миссию такого проводника, то все встанет на свои места. Действительно, кто из активных миссионеров действует в Москве после убийства одного из самых активных проповедников — о. Даниила Сысоева? Их можно пересчитать по пальцам: о. Андрей Кураев, о. Сергий (Рыбко), о. Иоанн (Охлобыстин). «Остановить», «сдать»хотя бы одного из них — значит оставить миссионерское поле оголенным, ибо замены им, „других писателей“ у нас, к сожалению, нет.

Вадим Булатов

Проблема совмещения священнического служения и актерского ремесла это проблема не для священноначалия (покойный патриарх Алексий благословил о.Иоанна сниматься в кино) и даже не для о.Иоанна, который будучи священником с 2001 года, наверное ее уже решил для себя. Это проблема для некоторых активных в интернете мирян и священников, которые „безусловно против“.

Так, к о.Иоанну ими предлагается применить 6 апостольское правило „Епископ, или пресвитер, или диакон, да не приемлет на себя мирских попечений. А иначе да будет извержен от священного чина“ и 54 правило Лаодикийского собора: „Не следует лицам священным или клирикам смотреть на какие-либо зрелища, даваемые на браках или на пиршествах, но должно им вставать и уходить до прихода людей, имеющих дать представление“. Нетрудно заметить, что будучи примененными эти правила разом лишат Церковь практически всего духовенства. Почему эти правила прилагаются блогерами исключительно к о.Иоанну, остается загадкой. Церковное начальство применять эти правила к о.Иоанну не собирается.

Естественно, нужно разбираться, какое зрелище было тогда и какое сейчас. Какие зрелища допустимы, а какие — нет. о.Иоанн вовсе не собирается сниматься в комедиях или эротических драмах. Он снимается и будет сниматься в авторских фильмах, имеющих большое нравственное значение. Некоторые рассуждают о пути воина, пути шута и пути священника, почему-то полагая что о.Иоанну надо выбрать что-то одно. Напрасно мы будем искать рассуждения об этих „путях“ в Писании и Предании Церкви, потому что это не церковные а типично интеллигентские, отвлеченные представления. Давайте тогда изгоним из Церкви всех поющих священников во главе с иеромонахом Романом. Давайте зарпетим священникам упражняться в приемах красноречия для проповеди. Давайте запетим дьяконам и священникам распевать прокимны, прошения и возгласы, ведь они делают это нарочито театральным, концертным способом. О.Иоанн умеет своим талантом выражать духовные истины, так путь это и делает дальше.

Борис Кнорре, публицист

Если о.Иоанн останется священником, то это будет большая победа Церкви, церковных людей, которые станут гораздо более устойчивее к современной жизни и способны на возможность маневра, критическую самооценку. Отец Иоанн — это умение абстрагироваться от принятых эстетических форм, способность посмотреться на себя со стороны, способность не абсолютизировать самого себя, наконец, что очень важно для христианина.

Если так просто смиримся с уходом отца Иоанна, то значит, займем двойственную позицию жизни. Если такое служение невозможно для священника, то оно вообще невозможно для христианина. Если же возможно для христианина — то значит, возможно и для священника. Иначе мы так и останемся с двуличной пропастью между мирянами и духовенством, которая у нас, к сожалению есть.

Владимир Абаринов,

„РЕЛИГИЯ В УКРАИНЕ“, 20 января 2010 г.