Что такое «доктрина Обамы»?

Зачастую итоги пребывания в должности того или иного президента определяет его внешнеполитический курс. Рейган, к примеру, противодействовал коммунизму и утверждал, что «сила — залог мира». Билл Клинтон запомнился «гуманитарными интервенциями» в бывшей Югославии, а Джордж Буш распространял демократию по всему миру и вел «войну с террором» с помощью превентивных ударов и иных силовых акций.

Президент Обама пока не провозгласил собственной доктрины, но кое-какие характерные черты его внешнеполитического подхода уже очевидны. И если присмотреться к ним повнимательнее, можно сделать немало выводов о том, по какому пути он хочет вести страну.

Во-первых, он перед всеми извиняется. Часто говорят, что таким образом президент дистанцируется от политики Буша, но на деле речь идет о куда более широкой кампании. В частности, выступая в турецком парламенте он извинился за «мрачные периоды» в американской истории, а в другой раз выразил сожаление даже в связи с атомной бомбардировкой Японии во время Второй мировой войны — к чему Буш уж никак не мог приложить руку.

Очевидно, Обама считает: если Соединенные Штаты «покаются», наши враги и соперники осознают всю ошибочность антиамериканизма. Однако ничего подобного не происходит. Иран, в частности, лишь удваивает усилия по созданию ядерной бомбы. И хотя за рубежом Обама пользуется большой личной популярностью, его извинения не побудили наших друзей и союзников усилить свои контингенты в Афганистане или поддержать другие инициативы нынешней администрации.

Да и как могло быть иначе? Иран стремится к обладанию ядерным оружием не из чувства обиды за американскую бомбардировку Хиросимы, а потому, что стремится стать региональной сверхдержавой. Россия тоже выступает против американской системы ПРО не потому, что ей не нравятся «мрачные периоды» нашей истории, а из-за намерения играть роль мировой державы. Если бы Обама извинялся за какие-то свои собственные поступки, — а не за прегрешения, якобы совершенные всеми американцами — мир возможно и принял бы это всерьез.

Во-вторых, у него есть привычка пренебрегать союзниками и «налаживать сотрудничество» с врагами и соперниками. Примеров этому хоть отбавляй — от ужесточения позиции в отношении Израиля и отказа от размещения системы ПРО в Польше и Чехии до «протянутой руки» в адрес Ирана. Судя по всему такие действия отчасти обусловлены следующей логикой: Обама считает, что слишком энергичная поддержка наших друзей провоцирует наших противников. Таким образом, демонстративное унижение союзников рассматривается как еще один способ обеспечить «диалог» с врагами. Согласно этому подходу, если мы продемонстрируем Ирану и России, что Израиль и Польша не так уж нам и дороги, те смягчатся.

Это вряд ли. Иран и Россия оказывают на нас давление не из-за «чересчур близких» отношений Вашингтона с Израилем и Польшей. Иран нацелен на гегемонию в районе Персидского залива, а России нужна сфера влияния вдоль своих границ. Мы можем хоть на колени встать и заняться самобичеванием — ничего это не изменит.

Третья характерная черта обамовского внешнеполитического курса — попытки отвлечь внимание от реальных проблем триумфальной риторикой и пустопорожними действами, вроде концептуальных документов и помпезных саммитов. В частности, вашингтонский саммит по ядерной безопасности всячески превозносился как шаг к реализации важнейшей цели — принять меры, чтобы ядерные материалы не могли попасть в руки террористов. На деле же все свелось к обещаниям Чили, Канады и других стран, от которых не исходит никакой угрозы, расстаться со своими запасами обогащенного урана. Аналогичным образом, новый договор по СНВ с Россией и новая ядерная доктрина США пристегиваются к мелодраматической идее «избавления мира от ядерного оружия».

Однако при всем этом надувании щек ничего не делается, чтобы устранить главную опасность, связанную с иранской ядерной программой. Даже обамовский министр обороны считает, что у нас до сих пор не выработана последовательная политическая линия в отношении Тегерана. Нет у нас и адекватных планов в области ПРО для защиты территории США от ядерных ракет, которые могут появиться у иранцев уже в 2015 году. Таким образом, все эти разрекламированные саммиты и договоры не затрагивают существа дела. Реальная проблема — иранская, и администрация попросту не знает, что с ней делать.

И, наконец, в-четвертых: Обама очевидно считает, что его задача — подготовить нашу страну к неизбежному «закату». Говорят, на него произвела большое впечатление книга Фарида Закария (Fareed Zakaria) «Постамериканский мир» (The Post-American World), где утверждается, что дни Америки в качестве мирового гегемона сочтены. Когда Обама говорит, что не видит разницы между американской и греческой «исключительностью», он имеет в виду, что ни одну страну мира нельзя считать исключительной — даже США. Но если это так, давайте прекратим эти докучливые разговоры о свободе и демократии, и займемся сокращением наших вооруженных сил. Впрочем, погодите — президент уже воплощает это предложение в жизнь.

Большинство американцев, однако, не желают, чтобы наша страна тихо «сошла со сцены». Взгляд Обамы на будущую роль Америки в мире донельзя пессимистичен — и ошибочен. Как отмечает мой коллега Тед Броманд (Ted Bromund), нам не следует скатываться к очередному мрачному периоду «политического реализма» в духе князя Меттерниха — поступаясь идеями свободы и демократии ради сохранения некоего отжившего «международного устройства».

Вместо этого мы должны напомнить всем: только «исключительность» Америки делает ее «незаменимой» страной. Наш звездный час еще не прошел. Мир по-прежнему нуждается в нас, и не потому, что мы такие же, как греки, а потому, что мы — это мы, американцы.

Автор: Ким Р. Холмс — бывший заместитель госсекретаря, вице-президент аналитического центра Heritage Foundatio. Опубликовано в «The Washington Times» (США). Перевод: «Голос России»