Украинский проект. В перекрестье мифов и цивилизаций

Наш современный мир устроен так, что его базовым, ключевым алгоритмом является организация общества в его национальном проявлении. Поэтому мы наблюдаем такое множество органических теорий о жизненном пространстве, в которых, собственно берет начало геополитика в ее нынешнем формате, порожденная эпохой, когда государство воспринимается как некая органическая структура,  причем такая, которая имеет внешние интересы, рынки и т.д. именно в наше время история начала восприниматься, как инструмент самоорганизации, потому что в традиционных обществах не было исторического сознания в современном понимании.

В традиционном обществе миф замкнут. История повторяется, сюжет воспроизводится, сюжет слоится. И вы не удивляетесь вчерашнему дню по той простой причине, что жизнь напоминает некий круговорот, в котором проявляются какие-то изменения, но в пределах самого мифа. В новом времени, учитывая, что оно разорвало границы замкнутости технической, социальной, сословной, движения социальные, экономические стали восприниматься, уже как нечто сверхъестественное. Соответственно сюжет мифа где-то раскрылся; миф приобрел характер скорей не круга, а некой дистанции, у которой есть начало и конец. Пролог и эпилог, как в художественной литературе. И вот это особенность восприятия мифа, как фиксированных сюжетов,  стала алгоритмом для построения и организации индивидуального и коллективного сознания. Каждая нация в рамках этого мифокода вынуждена была оправдать свое бытие поиском новой пещеры: «мол, мы отсюда появились». И сформулировать свою цель. В проекте русской нации цель была довольно аморфная. Германцы, например, считали, что, выйдя из своей первой пещеры, задача их будущих рейхов это объединить жизненное пространство, создать из него великую арийскую ойкумену. Такой своеобразный эсхатологизм, но он, в отличие от традиционного замкнутого мифосюжета, был разомкнут.

И большинство культурных продуктов, которые мы знаем, имеют начало и конец. У Умберто Эко есть уникальное замечание, он посвятил этому целую работу. О том, что, в новую эпоху, в которую мы входим, (для нее существуют  разные определения, я все-таки сторонник позднего модерна, и считаю, что нужно говорить о новом модерне, а не о пост-. Просто этот переход из модерна в новый модерн мы воспринимали, как самодостаточную эпоху, а на самом деле оказалось – это наша ломка, по типу той, что у наркоманов). Так вот, существует еще одна уникальная особенность нашего времени, когда мифосознание становится не просто разомкнутым, а становится открытым.

Когда каждый субъект, принимая сюжет, получает как бы дополнительное право дописать концовку. Это уникальная штука, которая в какой-то степени возвращает нас к древним грекам, где каждый может мыслить себя героем, титаном, богом. Но это означает, что заканчивается эпоха наций и начинается эпоха локальных обществ, потому что такое понимание реализации мифосюжета переносит акценты на усиление личной роли, персонализированное участие. Это резкое увеличение влияния субъекта. В этом смысле украинцы тоже не исключение. Малороссийский концепт как национальный проект был сформулирован уже теми, кого мы считаем предтечами эпохи модернизма. Это эпоха народных демократов, это Кулиш, Шевченко, Драгоманов, «Кирилло-Мефодиевское братство».

Вот поэтому мы тут не оригинальны, ведь, к сожалению, казацкий миф играет с украинской исторической памятью очень злую шутку. Загвоздка в том, что мы сословные процессы отождествили с процессами нациестроительства, поиграли во время и пространство и стали заложниками этой игры. Ориентируясь на казачество эпохи расцвета, Украина не решает проблемы  собственной государственности.

Попытки отталкиваться от казацкого мифа для  построения государства – равносильно тому, как если бы мы строили Францию, и роль и место какой-то отдельной династии отождествляли с национальным поиском. И в какой-то момент забыли о Великой французской революции. Я говорю так потому, что у нас огромная недооцененность того, что с нами происходило, например, в контексте революции в Российской империи.

Малороссийский национальный проект, который отразился в идее незалежной Украины начала ХХ века, был в основе своей социалистическим. И тому есть объяснения. У Драгоманова, по-моему, есть такой термин «хлопская нация». В рамках этой малороссийской украинской доктрины все украинцы как нация рассматривались, как порабощенный народ. Кстати говоря, это было в рамках логики марксистских и примитивно марксистских теорий, потому что уже тогда была попытка рассматривать не только классы в рамках национального общества, но еще и неравноправия разных народов. Например, у Маркса турки и османы трактовались, как господствующая нация.

И так уж сложилось, что в художественной литературе, и в первых протодоктринах украинства все украинцы оказывались подневольным классом, хлеборобами, которых угнетают бюрократы, помещики из России, либо знать и аристократия Австро-Венерской империи. И для нас вопрос национальный, он же вопрос социальный – освободить Украину, освободить весь этот национальный, порабощенный «кляс». Наиболее явно эти идеи отразились во взглядах депутатов Центральной Рады, большинство из которых были социалисты-федералисты, социалисты-эсеры и прочее.

Кстати говоря, не нужно искать каких-то сложных объяснений, в этом Винниченко и его сподвижники честно признаются: «Мы не поняли общества, которому делали революцию, мы просто не разобрались в нем, это огромная ошибка». Винниченко, например, каялся все три тома. Поэтому с непониманием того, в какой форме, в каком виде рождался национальный идеал, национальный проект, в чем были ошибки, в чем были предвидения, наверное, связаны и последующие трагедия, и украинская революция 1917-1919 года, и непонимание специфики национального вопроса уже в постсоветский период. Если вспомнить Россию, то что мы увидим? У России есть одно весомое преимущество: россияне еще до сих пор пишут доктрины русского мира, они вообще думают, у них очень мощная имперская и постимперская интеллектуальная традиция. Они сохраняют эту функцию, рефлексию, саморефлексию. Дай им Бог здоровья, будем читать. В Украине, на мой взгляд, какая-то деградация, учитывая уровень рефлексии политической элиты.

Поэтому мы мало отличаемся от других наций, просто мне кажется, нам нужно очень серьезно пересмотреть онтогенез национальной идеи и переосмыслить реальные движущие силы, их заблуждения, их практические действия, их ошибки, связанные с национальным проектом, на протяжении многих столетий. Я более чем убежден, что до тех пор, пока мы не поймем, что Украина – это новый проект, рожденный возможностями конца ХХ века, рожденный распадом Советского Союза, мы не сдвинемся с места.

Нам очень сложно будет ответить на вопрос, как нам дальше развивать украинское государство. Потому что это не просто 50 млн. биомассы, как политики говорят, это – очень сложное организованное общество, многокомпонентное. С цивилизационной многоукладностью, с индустриализмом на Востоке и патриархальностью на западе. У нас государственническими считаются регионы, которые находились в плену совсем другой империи, а они почему-то считаются центром национализма. Одновременно именно там были выражены славянофильские традиции, которых не было на Востоке, где все увлекались социальными утопиями.

В этом смысле политическая история Украины просто потрясающая. Демократический транзит начинался на Востоке среди технической интеллигенции, продолжился в семьях тех, кто является детьми политических и послевоенных репрессий. Вот это все в целом нам нужно превратить в новый социальный диалог. Причем в реальном измерении, где настоящим, а не воображаемым, должен быть ХХ век.

Не казачество, не великая, но вместе с тем ушедшая в прошлое, и ставшая уже притчей во языцех малороссийская стадия исследования себя, «ощупывания» песнями, поэзией  и прочим, а все-таки ХХ век. Наше время, из которого мы рождаемся, как новый проект, потому что мы прошли генезис от протообщества в рамках советской цивилизации, советского общества, к украинству как возможности. Мы построили державу, а тепер у нас задача номер один: вопрос о миссии.

Нам нужна новая республика. Я не ставлю цифры: пятая, десятая. Нам нужна новая республика как таковая. Мы должны преодолеть путь от державности к республике. В этой республике каждый, независимо от этно-культурной цивилизационной характеристики, положения в новой социальной организации, должен быть участником, субъектом создания национального государства.

Более того, это все мы будем решать еще в ситуации, когда, обретая новую республиканскую традицию и организовывая республиканскую традицию, мы одновременно должны учиться ограничивать свой государственный суверенитет. Потому что мы живем в мире, который изначально организован, как ограниченный.

Мы рождаемся в ситуации, когда наши братья и сестры умирают. Через 10 лет нашими соседями будет очень сложная мегаэтничность европейская. Новая планета по существу. Они сами еще не знают, что за европейцы будут. Это напоминает ситуацию, когда наши прабабушки, прадедушки не знают, что такое Советский Союз. Они явно не знали в 1918 году, кем они станут в сентябре 1939 г. буквально за два дня. А прошло-то, если посчитать, всего ничего – 20 лет.

Так как самая яркая сфера – это политика, возможно это в мире политики. В политическом мире много на самом деле интересных людей, креативных людей. Суть не в том, что их нет, а в том, чтоих не замечают. Сейчас маркером является что: хорошая стать, умение популистского общения, в последнее время в моде – хамство, поэтому тот, кто ярче заявил что-то (порой даже неважно, что именно), тот почему-то оказывается жутко популярным. Удивительная штука, но значит, так «заточено», так настроено сейчас массовое сознание. По закону, наверное, прайда. Такие себе альфа-самцы. Причем они могут быть и женского рода.

И вот мир микширован традициями, которые давно уже не существуют, как, к примеру, миф о самодостаточности, и являются частью отмаркетированного управляемого мира твоих потребностей в представлениях маркетологов. Сейчас предметом конструирования является не рабочая сила, а сама по себе личность, в которой проецируется масса  самых разных представлений. Получается, что нужен прежде всего этот новый республиканский проект, чтобы люди осознали, какой необходим такой тип общества, к чему нужно идти. Чтобы четко уяснили, что мир разновеликий, не такой, как сто лет назад.

В эпоху, когда государство в национальном измерении уходит в прошлое, лишь  самоорганизующиеся общности и народы могут сохранить и приумножить черты национальной идентичности и этнической, культурной самоорганизации.

Действительно, выживут те, кто будет двигаться сознательно, то есть рассматривать себя как проект. Эта особенность, кстати, нас существенно отличает от эпохи первого модерна. В эпоху первого модерна ключом к развитию был эксперимент. Когда движение происходило методом проб и ошибок. В новом модерне проект сначала стал сначала реальным, затем виртуальным, и затем уже воплощаемым в жизнь. Тогда все наши усилия были направлены на то, чтобы без эксперимента проектировать будущее. А сейчас в истории останется тот, кто сумеет реализовать проект. Вот эти, простите,  концепты: Великая Украина, Велика Ненька, – смогут себя дальше конструировать собственными силами?

Потому что я слышу сейчас от мыслителей, которых я уважаю, философов: мы, оказывается, Европа. Это равносильно тому, что мы можем в библиотеке прочесть, как когда-то мои предки спросили у варягов: как нам себя называть? Варяги рассказали: вот так. Будет вам Киевская Русь. Но если опять так, то мы не исторический народ. Тогда исторический народ – европейцы, или великая европейская нация объединенная, которая объединяет и предлагает миру новые рецепты, предлагает свою версию этой глобализации, европеизации, но тогда это не наш процесс, мы становимся частью, тканью, ресурсом… Углем, сырьем, нефтью, горючим для этого пути.

Это не плохо и не хорошо, наши дети, наверное, радоваться этому будут, но это ответ на вопрос: исторические или не исторические украинцы как нация?. Каждое время дает разные ответы. Россияне пытаются ответить на этот вопрос русским проектом. И именно поэтому я это очень высоко ценю, потому что это ответ.

Это даже не «какой-никакой», это хороший ответ, просто неадекватный нынешним реалиям. Поэтому он обречен на трансформацию. Это, знаете, как хороший эксперимент, который не дал практического результата, но произвел такой вихрь, с которым нельзя не считаться. Это, как для спортсмена, который прыгнул на тренировке на мировой рекорд, он уже не имеет права прыгать хуже, потому что он это уже один раз сделал.

И рождение русского проекта –это возвращение к русской политике, к русским мыслителям, к русской православной церкви. Пока это воплощено в концепте хоть и замкнутом, претендующем на универсальность, но все таки внутренне противоречивом, не всеохватном. Практическая русская доктрина, как практический русский инструмент как родилась, так и умерла. В этом ее основная проблема, но в этом ее и достоинство. Она заставила всех определяться. Россияне смогли запустить этот процесс поиска своего места в истории, поиска субъектности через постановку тех болевых точек, которые считают для себя очевидными.

Поэтому выход состоит не в том, чтобы постоянно искать врагов народа, потому что врагов нет. Есть люди разных времен, есть люди с разной методикой, есть люди с иллюзиями. А нужно просто учиться. Нужно научиться проектировать, понимая свое, учитывая предыдущий опыт, и, главное, отказаться от мифологемы неповторимости и уникальности исторического прошлого, потому что эти химеры стопорят развитие украинского общества и зашоривают видение того, каким должно стать государство Украина в ХХІ веке.