Полёт в Латвию. Ешё раз об агрессивности русских

Полный самолет, все места заняты, вежливый прием пассажиров. В салоне много русских туристов, видимо какая-то группа — народ был достаточно молодой, настроение отпускное: шутки, громкий смех, живое общение. Стюарды и стюардессы говорили на

Летел недавно в самолете из Москвы в Ригу. Полный самолет, все места заняты, вежливый прием пассажиров. В салоне много русских туристов, видимо какая-то группа — народ был достаточно молодой, настроение  отпускное: шутки, громкий смех, живое общение. Стюарды и стюардессы  говорили на трех языках — латышском, английском и русском.

Подумалось о том, что мир становится единым, что все больше и больше уходят в прошлое страшилки про агрессивных русских, люди ездят по миру, общаются и убеждаются, что все люди одинаковы, ни у кого на головах рога не растут, у всех две ноги и две руки, и так далее.

Один из стюардов, молодой парень, немножко рисовался, ему явно нравилось быть на виду — он постоянно крутился туда-сюда, стрелял глазками, любовался сам собой, как будто он имел такие достоинства, которых у других было меньше, а то и вовсе не было. Чувствовалось определенное жеманство с его стороны. Но работу он свою выполнял, тем более, что именно русские туристы сразу начали заказывать вино и закуски, щедро расставаясь с евро и долларами. Я, конечно, ничего не покупал, поскольку летел после отпуска домой, и в кармане уже ничего не звенело и не шелестело.

От Москвы до Риги всего одни час с небольшим лету. А покупали так много, что два стюарда еле успели пройти весь салон, предлагая напитки и закуски, потом начали продавать сувениры, но не успели — прошли только несколько рядов. Самолет пошел на посадку, и им нужно было выполнять другие обязанности.

Трое русских туристов, сидевших в соседнем от меня ряду, после приземления и остановки самолета встали, достали свои сумки с верхних полок и поставили перед собой, готовясь к выходу из самолета. Вертлявый стюард, обратившись к ним, сказал, что их сумки будут мешать пассажирам выходить из самолета, поскольку их ряд оказался у выхода. Начался диалог между стюардом и ребятами, которые несколько минут назад щедро покупали у него маленькие, но очень дорогие бутылочки вина, и такие же маленькие, но тоже очень дорогие бутерброды. А диалог закончился тем, что стюард сказал, что москвичей все боятся. Ребята ответили, что они не из Москвы. А на вопрос, почему их боятся и какое отношение это имеет к их сумкам, стюард ничего внятного сказать не смог.

Диалог был очень короткий – всего несколько фраз. Я так и не понял, каким образом от сумок наш стюард смог перейти к выражению пещерного стереотипа об агрессивности русских. Логики здесь не было никакой, его высказывание было настолько абсурдным, неуместным и бестактным, что все трое парней, а им было уже лет по сорок, посмотрели на этого вертушка-петушка, как на такое недоразумение, для которого у них даже слов не нашлось. Они вообще ничего не ответили на его выпад. Я видел их взгляд — это было недоумение, удивление и жалось к юродивому. По-моему, они так на него и смотрели, как на нечто неполноценное и неадекватное. Действительно, оснований для такого выпада со стороны стюарда не было никаких. Взрослые люди вели себя очень тактично, культурно, вежливо. Чувствовалось, что они не в первый раз путешествуют и видели многое.

Когда мы вышли из самолета, проходили процедуру паспортного контроля, а затем получали багаж в Риге, оказалось, что русские туристы летели не в Латвию, а транзитом в другую европейскую страну, мимо нас. Зря рисовался наш стюард, показывая свою значимость, и зря он пыжился, пытаясь задеть чувства россиян.

Все оказалось напрасно, потому что он никому не нужен. Пора, наконец, понять, что мы, в Латвии, никому не нужны, а тем более России и россиянам. У них своя огромная страна и есть все необходимое и даже намного больше, чтобы жить хорошо.

Они нам не простят просто так все наши пакости. Время, когда мы вели себя как невеста на выданье, закончилось. Невеста состарилась, у нее выпали зубы, поседели волосы, лицо покрылось морщинами. Молодой и красивой снова стать не суждено. И в этих условиях выставлять себя невестой — это уже старческий маразм.