Со своей колокольни: почему Европа с недоверием смотрит на минареты?

Вдоль полицейских ограждений, выставленных вокруг площади Шумана на время саммита Евросоюза, шли женщины в хиджабах, а некоторые и в «бурках» (паранджах). Они направлялись в парк «Сэнкантенер» (50-летия Бельгии), где торчит минарет главной брюссельской мечети. Невысокий, но заметный.

Мужчины-мусульмане, конечно, тоже шли в мечеть, но мало выделялись внешним видом в вавилонском столпотворении «европейской столицы». В то время как лидеры 27 стран рассуждали о не столь отдаленной перспективе приема в ЕС Боснии и Албании и более спорной — Турции, в мечети шла праздничная служба…

По дороге из своего очень «белого» района Юккль в центр я обычно проезжаю по улице Мерод. Улица носит имя бельгийского аристократического рода, но я называю ее «арабской». Здесь не смотрят местных и иных европейских каналов. На этой улице — свое настроение, свой ритм и даже свои правила движения. Кто-то выскакивает на красный, сделав знак рукой, что ему очень нужно. Или вдруг остановится прямо перед вами, встретив приятеля. И искренне возмутится, если вы пикнете или мигнете фарами… Здесь свои булочные с лавашами, чайные без пива, халяльные мясные лавки, дешевые мастерские автосервиса. Дети играют на мостовой, нехотя уступая ее машинам. Таких мусульманских улиц-деревень в Брюсселе немало.

После Второй мировой войны в Бельгии, которая была тогда крупной колониальной державой, мусульманского населения не было. И только в середине 60-х на фоне экономического бума начался массовый завоз рабочих из Марокко и Турции в угольные шахты и на металлургические заводы Шарлеруа и Льежа. Приезжие имели право на воссоединение семей, поэтому многие после заработков не уезжали, пускали корни в Европе. 19 июля 1974 года парламент принял закон о «светском признании магометанской религии в Бельгии».

Если в 1980-х годах в Бельгии с ее 10-миллионным населением около 200 тысяч считали себя мусульманами, в 1990-х — 350 тысяч, то по последним данным — почти полмиллиона. Они сосредоточены в крупных городах.

Профессор Якоб Махи, который преподает ислам в вузах Бельгии и университете Шарля де Голля в Лилле, считает, что мусульмане давно стали органической составляющей бельгийского культурного пейзажа. Как, впрочем, и французского, британского, голландского… Но жалуется, что для властей ислам перешел из области «дипломатической» в «полицейскую», из ведения МИДа и посольств в ведение МВД и службы госбезопасности. Амальгаму «ислам—иммиграция» постепенно сменила «ислам—терроризм—преступность».

Однако служба госбезопасности Бельгии настроена вовсе не так антиисламски. «Мусульманские экстремисты» составляют, по оценкам Комитета R, в ведение которого входит борьба против терроризма и экстремизма, «максимум два процента», или чуть более 8 тысяч из полумиллионного мусульманского населения страны. К тому же это не значит, что все 8 тысяч сразу готовы надеть пояса шахида. Для Комитета R экстремист — это тот, кто «поддерживает радикальные меры для достижения политических целей, а именно расистских, тоталитарных или авторитарных, противоречащих правам человека и принципам демократии» (кого у нас в России можно подвести под такую формулировку?).

Результаты референдума о минаретах (57% высказались за запрет на их строительство), проведенного недавно в Швейцарии, оказались сюрпризом для политической элиты ЕС, хотя она и знала о росте антиисламских настроений среди народа.

«Я на сто процентов атеист, — ответил на мою просьбу прокомментировать волеизъявление швейцарцев министр иностранных дел Франции Бернар Кушнер. — Я против того, чтобы какая бы то ни было религия оказывала существенное влияние на государственную и общественную жизнь. Но в демократическом обществе должна быть свобода любой религии в частной жизни. Думаю, что во Франции таких запретов не будет» (хотя запрет на хиджаб в госучреждениях и государственных школах есть. — А.М.).

Мой давний приятель и коллега, журналист-расследователь Клод Монике, семь лет назад основавший Европейский центр стратегической разведки и безопасности, имеет много информации об исламском подполье в Бельгии, к которому тянутся нити от терактов в других европейских странах и даже в Афганистане («пандшерского тигра» Ахмад-Шаха Масуда ликвидировали граждане Бельгии. — А.М.). Два года назад Клода жестоко избили на выходе из студии телевидения, где на ток-шоу он оправдывал запрет хиджабов в государственных школах. Тем не менее этот человек с еврейскими корнями   решительно против того, чтобы смешивать религию и экстремизм.

«Швейцарский референдум был бесполезен, потому что вопрос о минаретах — это ложная проблема, — сказал он «Новой». — В минаретах нет политического символа. Нет никаких оснований ожидать, что они начнут расти как грибы, а если даже и так, то это лишь проблема городского пейзажа.

Референдум был глупым и контрпродуктивным, потому что, выдвинув ложную проблему, создал нарыв, подобный тому, что возник после карикатур на пророка Мухаммеда. Референдум дал лишний аргумент тем, кто обвиняет Запад в «исламофобии». Его результаты опасны, потому что создали впечатление, будто швейцарцы отвергают ислам как таковой, а не исламский фундаментализм. Они толкают европейских мусульман на союз с фундаменталистами. Этот референдум аморален, потому что любое вмешательство в личную жизнь и религиозную практику недопустимо, если не обосновано требованиями общественного порядка.

Существует ли исламистская угроза Европе? Конечно. В некоторых кругах, связанных с братьями-мусульманами и имеющих большое влияние на молодежь, есть планы посеять рознь между религиозными общинами, внедрить шариат в общественную жизнь. Более того, сегодняшняя Европа экспортирует радикальный исламизм в мусульманские страны. Почти во всех раскрытых в последние годы террористических группах в Марокко были обращенные в ислам европейцы или мусульмане, рожденные и воспитанные в Европе».

У «прямой демократии» швейцарского типа есть очевидные изъяны. Она упрощает сложные проблемы и отдаляет их решение, спуская его на уровень предрассудков и дилетантства. Немусульманское население Европы вольно или невольно связывает символику ислама с насилием и нетолерантностью. Даже если европейские мусульмане заверяют, что это вовсе «не их ислам». Это все равно что бояться современных католиков, представляя костры инквизиции.

Судя по опросу, проведенному в Бельгии по заказу журнала «Суар-магазин» по свежим следам швейцарского референдума, бельгийское общественное мнение мало отличается от швейцарского. 38% «бельгийцев с улицы» — за запрет строительства минаретов, а 61%: вообще не хотели бы видеть мечеть в своем квартале. Некоторый нюанс придает раскладка по возрастам. В группе старше 50 противники минаретов составили 47,9%, в группе 30—49 лет — 32,8%, а среди молодежи до 29 лет — 29,9%. Европейское общество становится более толерантным, но требует толерантности и от мусульман.

Фонд короля Бодуэна опубликовал исследование по марокканской общине в Бельгии, из которого видно, что проблема скорее не религиозная, а социальная. Каждый второй выходец из Марокко живет здесь ниже черты бедности, и более трети предпочитают идентифицировать себя как мусульмане, а не как марокканцы или бельгийцы. Менее 30% работают за зарплату, 20% — безработные, остальные входят в туманную категорию «семейного бизнеса». Базар, лавки, фастфуд, авторемонт. Им часто отказывают в приеме на работу из-за арабского имени или просто по фейсконтролю. С такими данными не во всяком районе Брюсселя можно снять жилье. Молодежь третьего и четвертого поколений говорит об «узаконенном расизме». Но предпочитает демократию, ценит бельгийскую социальную систему и уважение прав человека по сравнению с исторической родиной, куда не хочет возвращаться.