У старообрядцев наступил 7519 год

На Русском Севере празднуют поморское Новолетие. Наступает 7519 год «от сотворения мира» — так привыкли считать время поморы. Их не смогли переубедить ни Никон, ни Пётр, ни советская, ни нынешняя власть.

Сами себя поморы считают не то отдельным народом, не то сословием – по-научному, «субэтносом». Впрочем, европейские этнографы и социологи уже давно используют другой термин – «идентичность». Если люди ощущают себя общностью по тому или иному признаку, хоть национальному, хоть сословному, хоть ремесленному – то их, что называется, хоть горшком называй, лишь бы не притесняли.

Поморов, вроде бы, серьёзно не притесняют; они никогда сами по себе, как поморы, не подвергались репрессиям, высылкам, опале. Но, однако же, положение у нынешних обитателей северных берегов – не из лёгких. В рамках региона и страны поморы воюют с глупостью бюрократов, в глобальном масштабе – против наступления глобализации, от которой достается всем малым народам и традиционным общностям.

Глава национального культурного центра «Поморское возрождение» Иван Мосеев рассказал, зачем поморам старообрядческое Новолетие и являются ли они отдельным народом:

 — Почему поморский Новый год празднуется именно 18 сентября?

 — Вообще-то, не строго 18-го, а в первые выходные после 14 сентября. По старому стилю это первый день осени, стало быть, первый день года по допетровскому исчислению. До 1700 года так жила вся Россия, после – только православная церковь и мы.

 — Почему так?

 — Мы, поморы, народ очень упёртый. Мы не приняли реформы Петра, у нас сохранилась традиция, потому что не было привычки во всём слушаться начальство. И крепостными мы никогда не были, кстати. К тому же к нам всегда приходило множество старообрядцев и просто вольных людей – поближе к богатому морю, подальше от государства.

 — С течением лет количество празднующих поморское Новолетие – прибавляется?

 — В этом году мы празднуем Новолетие официально в девятый или десятый раз. Людей становится всё больше, уже никто не задает вопросы – откуда вообще взялся этот праздник. А раньше задавали: ведь после всего, что произошло на Русском Севере в ХХ веке, здесь больше 80% — приезжие в первом или втором поколении. Они не знают поморских праздников. Но потихоньку традиции все-таки восстанавливаются: например, после Новолетия у нас состоится единственная в России международная морская Маргаритинская ярмарка. Такой не смог построить даже Санкт-Петербург, а в Архангельске – пожалуйста!

 — В чем заключается «поморская идентичность»?

 — Не буду говорить за всех поморов, но, на мой взгляд, помор – это тот человек, который себя считает помором. Для которого родные наша культура и образ жизни. А корни, в общем, могут быть какими угодно: у нас ведь всегда к поморам, как на Дон, бежали вольные люди и становились своими. В общем, мы открытое сообщество.

 — То есть в поморы можно просто прийти?

 — Да, можно прийти, можно уйти. Но беда в том, что поморы юридически просто не существуют. Вы не найдете упоминания о нас ни в одном законе или подзаконном акте. Скажем, о казаках законы есть, у них есть определенный статус, права. У поморов – ничего подобного не существует. Следовательно помором в России быть попросту невыгодно.

 — Почему сложилась такая ситуация?

 — Думаю, что казаков признали в видах постоянной войны на Кавказе. Всё-таки это военное сословие, они всегда защищали границы. А поморы, по мнению чиновников, ничего такого не делают, значит, и считаться с нами необязательно. Не нужно думать о наших традиционных промыслах, о рыбных ловлях и зверобойном деле, не нужно нас поддерживать.

Но сейчас, когда на повестке дня стоит вопрос об активном освоении – и, может быть, переделе – Арктики, самые мудрые из чиновников начинают вспоминать о том, кто, на самом деле, был в Арктике первым. Ведь это были вовсе не норвежцы. Знаменитый Баренц, чьим именем названо море, в своей экспедиции натыкался на становища поморов. Подумайте, официальный первооткрыватель этих мест пользовался зимовьем и даже запасами муки, которые поморы оставили там для случайно попавших в беду путешественников. А когда экспедиция Баренца уже без предводителя – он погиб в пути – возвращалась назад, поморы помогли им проложить маршрут и показали, где норвежцы находятся.

 — Где же исторический ареал поморов?

 — Мы жили на всей той территории, что в ХХ веке стала называться Русским Севером. От Шпицбергена до Мангазеи в устье Оби. И на Вологодчине, в Тотьме, и в Вятке, и даже на Урале, в нынешней Свердловской области. В этих местах легко опознать и поморский говор, и другие приметы, говорящие о нашем родстве.

Даже Сибирь и Дальний Восток были колонизированы именно людьми нашего племени. В сибиряках – наша, поморская жёсткость и наша же готовность помочь соседу и товарищу в беде. Я уж не говорю о Дальнем Востоке, который был открыт именно поморами. Ерофей Хабаров, Семен Дежнев – это наши люди, казаками они называются лишь потому, что нанимались на государеву службу не холопами, а вольными людьми, по-тогдашнему – «казаками».

 — В чём сейчас может быть историческая роль поморов?

 — Пожалуй, мы можем сыграть одну из решающих ролей в нынешней геополитике вокруг Арктики. Тем фактором, что поморы – и это неоспоримо – открыли арктические побережья Старого Света, можно манипулировать. Только для этого всё-таки нужно, чтобы нам давали жить. А сейчас положение дел таково, что наши деревни пустеют. Центральная власть пытается вместо нас заселить этот край полярниками, пограничниками и прочими служивыми людьми. Но если мы хотим, чтобы эта земля оставалась нашей, здесь должны жить коренные люди. Те, что умеют и любят жить в этой северной природе. Такие люди, как мы и остальные коренные народы северной России.

Напомним, что в России, по данным последней на сегодня Всероссийской переписи населения, живет 6575 человек, причисливших себя к поморам. Это далеко не предел: в начале ХХ века, на переписи, проводившейся под руководством знаменитого географа Петра Семёнова Тянь-Шанского, поморами назвали себя около трети всего тогдашнего населения Архангельской губернии, то есть несколько десятков тысяч человек. Тогда сёла и деревни в бассейнах рек Печоры, Северной Двины, Мезени и некоторых других были густонаселёнными, каждое из сёл имело не менее сотни дворов.

В этнографическом плане поморов действительно стоит выделить если не в отдельный субэтнос, то в чётко выраженную группу. Во многих отношениях жители Беломорья куда ближе к славянам дохристианской эпохи, чем жители какого-либо другого региона страны. Так, до сих пор важнейшее место в хозяйстве помора занимает вода – как тысячелетие назад, реки и прибрежные воды Белого моря служат основным видом транспорта для многих поморских сел. Не претерпела значительных изменений и оптимальная конструкция дома для этого региона: как в глубокой древности, поморы предпочитают все хозяйственные постройки подводить под единую крышу, создавая общий отапливаемый контур. Решение до сих пор не имеющее аналогов по энергоэффективности.

Проблемы, стоящие перед этим субэтносом, типичны для большинства регионов России. Это отсутствие достойно оплачиваемой работы, удушение частного предпринимательства бюрократическими запретами и блокирование традиционных промыслов; сворачивание социальной инфраструктуры советских времен (школы, больницы); хищнический туризм и эксплуатация природных ресурсов; наконец, сложная миграционная ситуация.

Провозгласить себя «народностью» поморы хотят, в частности, потому, что статус малого народа Севера дал бы им право практиковать некоторые традиционные методы охоты и рыболовства, запрещенные «цивилизованным» промысловикам. Например, в 2008 году Россия ввела временный запрет на забой бельков, который практикуют около 300 зверобоев-поморов. Против такого решения поморы неоднократно заявляли протест, требуя разрешить им забой белька как представителям малого северного народа. Пока же охотиться поморам разрешено только на уже подросших детенышей тюленей – серку.

Отметим, что в рамках существующей ныне федеративной системы, когда де-факто все решения, важные для района, принимаются на уровне области, а решения, актуальные для области – на федеральном уровне, поморы уже отчаялись решить стоящие перед ними проблемы. И, кажется, слов об отделении от России поморы не произносят только потому, что они, собственно, и создали Большую Россию, величиной которой мы гордимся.

Ведь если бы не это иррациональное чувство, действительно сходное с патриотизмом казачества – поморы имели бы реальные шансы заговорить о самостоятельности.

Ведь даже язык поморов-рыбаков, как свидетельствуют жители побережья Белого моря – часто общий для всего Севера. Это своеобразное наречие, состоящее из русских, норвежских и английских слов, не имеет ни грамматики, ни литературы, но прекрасно служит средством общения между поморами, норвежцами и финнами, живущими и промышляющими на побережьях Северного Ледовитого океана.