Оксана Баюл: «Наркотики — не кайф, фигуристы ударяют по бухлу»

Справа возвышалась пиццерия. Слева — суши-бар. Выбор заведения был предоставлен даме. «Направо, — сказала Оксана, — мы не пойдем. — Налево — тем более. Своего чего-то хочется, домашнего». Через пятнадцать минут мы сидели в кафе с украинской кухней. Наш столик напоминал светофор: меню с желтоватой обложкой, зеленый борщ для Оксаны и красный — для меня. «Что будете пить?» — спросила официантка. «А давай, — в глазах Баюл заиграли веселые искорки, — возьмем по сто грамм и забабахаем та-а-акое интервью!..» Я внимательно посмотрел на Оксану. Зная человека всего десять минут, нелегко сориентироваться, шутит он или говорит серьезно. «Спокойно, — улыбнулась она, — это осталось в прошлом. Анекдот какой-то: когда я вышла из реабилитационного центра, мне исполнился 21 год. Это тот самый рубеж, достигнув которого, уже можно покупать спиртное. В таком возрасте все только начинают, а я уже закончила…»

Оксана достала из сумки книгу о фигурном катании Николая Змиевского с автографом автора и вложенной в качестве закладки фотографией с именной подписью олимпийской чемпионки Лиллехаммера. На снимке только-только завершившая произвольную программу девочка из Днепропетровска победоносно вскинула руки вверх. «Это тебе», — сказала она.

Что ж, еще никогда ни один из моих собеседников не готовился к встрече с журналистом с такой тщательностью и вниманием.

* * *

 — Не страшно было возвращаться домой? Неужели по прилету не появилась мысль: «Господи, что я тут делаю?»
 — По сути, я вернулась еще в 2005-м, когда нашла моего папу. Он фактически не присутствовал в моей жизни, и я не знаю, чье это было решение — его или матери. Отца я видела только на похоронах мамы. Хорошо помню тот день. Он подошел ко мне, хотел прижать к себе, но я его оттолкнула и осталась со своим наставником: сыном главного тренера УССР Альфреда Коротека — Станиславом, который вел огромную группу на «Метеоре». Такова уж я по натуре — никому не верю, никому не доверяю, никого не подпускаю близко. Хотя со стороны наверняка произвожу впечатление открытого и очень контактного человека.

 — История поисков отца тянет на детектив?
 — Пожалуй. В консулате и Красном кресте мне никакой информации не дали, а ларчик в итоге открывался очень просто. Фигуристка из Днепропетровска Катя Пройда жила рядом с моим отчимом Толиком Директоренко, который очень быстро и безо всяких бюрократических проволочек нашел моего отца. Так вот, когда я ехала на встречу к папе, в Америке крутили пальцем у виска, потому что СМИ в Штатах с первого дня объявили меня сиротой. Об этом говорили так часто, что я и сама поверила. А тут вдруг оказывается, что у меня есть отец, бабушка, дядя, а также кумовья, сваты и другие родственники…

 — В родной «Метеор» заходили?
 — Конечно. Димка Качуровский, директор спорткомплекса, как увидел меня, сразу выпалил: «У нас тут, кстати, твоя трудовая книжка еще лежит. Так что давай, возвращайся».

 — Когда вы поняли, что хотите найти отца?
 — В тот день, когда я почувствовала, что вокруг меня еще есть другая жизнь и родные люди, которые действительно желают мне добра. В Америке люди бизнеса спрашивали: «Зачем тебе это нужно? Он хочет с тобой общаться только ради денег». Но я не послушалась и правильно сделала, потому что через два года после моего приезда папа ушел из жизни… А встреча наша запечатлена на пленке американского телевидения, сотрудников которого я привезла с собой в Днепропетровск. И тот момент, когда жесткий и собранный человек — это я сейчас о себе — прыгает из машины и в порыве эмоций со слезами на глазах бросается отцу на шею и говорит: «Папочка, здравствуй!», уже стал частью истории.

 — Вы не спросили отца: «Где ты был все эти годы?»
 — Нет. Потому что знала, что в некотором роде папа всегда был рядом. Он за мной следил, и я это чувствовала. Отец показал мне вырезки из газет, и я поняла, что на Украине обо мне писали очень много, тщательно переписывая все то, что выходило в американской прессе. Что я могу сказать? Все, что писали газеты, как правило, было правдой.

 — Вы знаете, почему разошлись ваши родители?
 — А что здесь непонятного? Они поженились очень рано и потом, как тысячи других пар, решили, что не подходят друг другу. И расстались, не сохранив дружеских отношений. Думаю, что это была инициатива моей матери. Хотя, когда она перешагнула тридцатилетний рубеж и потеряла своих родителей, кое-что изменилось. Но родители отца всегда были рядом: они приходили в детский сад, приносили конфеты. А отец и мать сейчас снова вместе — лежат рядом друг с другом, и пусть не во время каждого своего приезда, но по возможности, я стараюсь приходить на кладбище… Только прошу тебя, не делай такое лицо! Я не одна на Земле, кто пережил утрату родителей.

* * *

 — Как выглядит распорядок вашего обычного дня?
 — По-разному. Общее — только ранний подъем. Встаю по детской привычке в семь утра и сразу же делаю кучу звонков. У меня с юных лет была такая жилка — руководить какими-то проектами, быть генеральным продюсером или еще кем-то. Четыре года назад я начала работать над своим шоу «Cold As Ice» вместе с Фрэнком Д«Агостино.

 — А как же тренировки?
 — Ну, я же не готовлюсь к Олимпийским играм. И к тому же отказалась от шоу-бизнеса. Когда я вернулась в Украину, все сразу же стали тянуть меня во всевозможные проекты, но я ограничила их одним главным делом — созданием своих клубов. В частности в Киеве, где ведутся переговоры об открытии школы фигурного катания Оксаны Баюл.

 — Сколько в среднем интервью вы даете в неделю?
 — С прессой я контактирую круглосуточно. А если бы журналисты могли общаться со мной 28 часов — так бы и было. И я надеюсь, что это никогда не закончится. Потому что СМИ остаются тем самым звеном, которое доносит мои идеи до людей, помогающих мне решать какие-то вопросы.

 — Я читал, что в Америке на ранних порах вы могли начать свои пресс-конференции фразой „Ну что, придурки, о чем поговорим сегодня?“ Это может быть правдой?
 — Может быть. В Советском Союзе я ни разу не давала интервью, и просто не понимала, почему из девочки, которая выходит на лед, я превратилась в публичного и, как говорят сейчас, „брендового“ человека? Почему я должна устраивать пресс-конференции, участвовать в фотосессиях, заниматься рекламой?

 — Можете вспомнить какой-нибудь дерзкий поступок со стороны журналистов?
 — И много. В Америке репортерам очень нравилось делать из меня Золушку: мне постоянно задавали вопросы о моей покойной маме, копались во мне, выворачивали наизнанку. А я сидела, смотрела им в глаза и думала: „Боже ты мой, за что же вы меня так любите?“

 — Вы не боитесь, что кто-то попытается воспользоваться вашим именем, репутацией, славой?
 — Боюсь? Я таких людей очень люблю и уважаю. Без поддержки правильных людей сделать бизнес практически невозможно. Таковы реалии, как говорил Михаил Горбачев. С людьми нужно общаться нормально, кем бы они ни были — президентами или теми, кто моет унитазы. И когда мне говорят: „Ты же звезда!“, я всегда отвечаю: „Ребята, звезды — это те планеты, которые находятся на небе, а нам до них еще лететь и лететь. А я — обычный нормальный человек, такой же как и вы. Мы с вами по одной земле ходим“.

 — Вы хорошо чувствуете мужчин, которые пытаются к вам приблизиться?
 — С определенных пор я не довожу такие ситуации до крайностей, пытаясь пресечь их на корню. Через четыре месяца после начала моего заокеанского романа с Евгением Суником я поняла, что совместного будущего у нас, скорее всего, нет. Но в течение последующих долгих лет тащила наши отношения, надеясь, что в один прекрасный день что-то переменится. И даже в интервью говорила, что Женя — мой будущий муж. А внутри сидел червяк, который точил меня долгие годы. Знаешь почему? На начальной стадии, когда сомнения только зародились, я решила посоветоваться с психологом. Откровенно сказала: „Чувствую, что здесь ничего не будет“, а он мне: „Ты не понимаешь, стерпится-слюбится. Ты должна себя поменять. По крайней мере, попробовать“. Вот я и пробовала. Четыре с половиной года.

 — А потом у вас были отношения с гражданином США, после чего вы сказали, что больше на это не пойдете…
 — Да, но он не был американцем. Его родители, итальянцы, готовили пасту, и переехали в Америку. А отношения наши после Жени продлились недолго. Я получила кольцо с бриллиантом, а эта та самая стадия, когда нужно что-то решать: или туда, или сюда. И я решила… уйти. Когда мужчина в зрелом возрасте — за сорок лет, через три месяца после знакомства делает тебе предложение, значит, что-то там не так. Мы расстались и уже не общаемся. Иногда по праздникам я получаю от него открытки.

 — В бытность фигуристкой в любительском спорте в Советском Союзе, у вас было время на детскую влюбленность?
 — Да. Романов никаких не было, а вот влюбленности были. Я любила мальчиков-блондинов с длинными волосами, которые похожи на Иванушек-дурачков. Такой у меня был вкус, таким он и остался. Парней подобного типа много даже в США. Поэтому жгучий брюнет Женечка Суник мне уж точно не подходил. А вообще о моем детстве мне рассказывают много забавных вещей. Якобы я сижу в раздевалке перед соревнованиями где-то в Челябинске и говорю: „Так, ты будешь третьей, ты — второй, а выиграю, конечно, я“. Впоследствии так и происходило. Представить не могу, что я вытворяла такое в 11 лет!

А вот еще одна история. В 1993 году мы поехали в европейский тур ISU после выигранного мной чемпионата мира. Я была такой непосредственной, что могла подойти к общему столу, взять бутерброд, открыть его, демонстративно сделать „Бе-е-е-е“, повыковыривать жаренный лук и пойти дальше. А Сашка Жулин, который тогда блистал с Майкой Усовой, любит вспоминать кульминацию этого шоу, когда я атаковала компанию взрослых людей и громко рассказала дико неприличный анекдот. То есть, подходит к нему девочка в образе „Белого лебедя“ и выдает такое, что не все взрослые люди переварить могут… Саша меня спрашивает: „Ты хоть понимаешь, о чем говоришь?“ — „Нет!“ — „А зачем рассказываешь?“ — „Так смешно ведь!“ А Марина Анисина, когда каталась в Новогорске с Илюхой Авербухом, всем хвасталась, что во время занятий хореографией я могла зайти в класс и загнуть таким трехэтажным матом, что у педагогов уши в трубочку сворачивались. Гордиться, конечно, нечем, но вот такое я была непосредственное дите. И Змиевская это не пресекала.

 — Неужели она вас не воспитывала?
 — Нет. А зачем? Да и Николай Змиевский, бывший муж Галины Яковлевны, никогда не задаривал подарками, хотя всегда заботился обо мне, как о частичке своей семьи. Когда я приехала в Америку, я долго не могла понять, что между ними случилось. Ведь дядя Коля так много сделал для становления одесского фигурного катания. Но потом пришло понимание: спорт и бизнес не могут идти рука об руку.

 — С Мариной Анисиной еще общаетесь?
 — Постольку-поскольку. Но мне нравится ее новый муж (уроженец Киева, актер и режиссер Никита Джигурда. — Прим. М.С.). Я вижу, что она с ним счастлива. Знаю Маринку кучу лет, она всегда была очень жесткой и целеустремленной. А два года назад мы снова встретились, и я увидела, что она мягкая и спокойная, а глаза светятся.

* * *

 — Многие фигуристы собирают всевозможные предметы, которые бросают им на лед поклонники…
 — Больших коллекций у меня дома нет. Каждый год постоянно перебираю свои вещи и очень многое отдаю, а иначе, потом вообще ничего не найдешь. Хотя мне дарили кучу плюшевых медведей, что считается международным знаком доброго к тебе отношения. А по первому времени забрасывали „Сникерсами“, потому что люди узнали о том, что после своего выступления на Лиллехаммере в раздевалке я сидела и ела эту шоколадку, пока организаторы совместно с руководителями нашей делегации искали в Олимпийской деревне гимн Украины.

 — Кстати, что случилось с гимном?
 — Ничего, его попросту не было. Организаторы предложили сыграть международный. Наши руководители посмотрели друг на друга и говорят: „Нет, тогда нам домой лучше не возвращаться“. Зато представители CBS потирали руки: таких рейтингов популярности спортивные трансляции не знали давно. Основной ажиотаж вокруг турнира фигуристов на тех Зимних Играх был связан со скандалом между Тоней Хардинг и Нэнси Кэрриган, а также возвращением в любительский спор таких звезд как Курт Браунинг, Брайан Бойтано и Виктор Петренко. Весь мир смотрел именно эту Олимпиаду и интерес к фигурному катанию был неимоверный. Тренировки престали быть тренировками, они превратились в показательные выступления, где собирались полные трибуны. Я думаю, в тот моменты фигурное катание стало законодателем reality-show.

 — Вам кто-нибудь гадал?
 — До сих пор гадают — чаще всего по картам. И я в это верю, как верю в сглаз и порчу. Многое сбывается. У некоторых людей есть дар предсказания, и у меня в том числе. Это дается свыше. Ты чувствуешь нечто сверхинтуицией, и впоследствии это происходит. Например, я всегда знала, что выиграю Олимпийские игры. Как знала и то, что Женя Плющенко никогда этого не сделает — просто не судьба.. Не знаю, почему, но я это чувствовала и предсказывала.

 — Верите в случайности?
 — Вы знаете, как моя подруга, в прошлом прекрасная фигуристка Анна Семенович попала в ансамбль „Блестящие“? Она возвращалась с тренировки, а родительский автомобиль, за рулем которого она находилась, внезапно заглох. И по этой же дороге двигался один из продюсеров популярного эстрадного коллектива. Он остановился, вышел из машины, попытался ей помочь, а потом предложил попробовать себя в „Блестящих“. У нее была травма, а тандем с будущим олимпийским чемпионом Романом Костомаровым, с которым они очень успешно катались под руководством Наталии Линичук, распался. Она застряла на перекрестке — во всех смыслах этих слов. И ей встретился нужный человек. Случайность? Не думаю.

 — Можете вспомнить моменты, когда что-то происходило, и вы понимали, что Бог рядом?
 — Долго перечислять. Экстрасенсы и люди, которые чувствуют энергию, говорят, что в моей жизни есть большой ангел-хранитель — моя мать. Я понимала это всегда. У меня уникальный дар влезать в какие-то очень сложные ситуации. Нужно быть гением, чтобы их находить, и я каким-то макаром это делаю. Но чья-то невидимая рука постоянно уводит опасность. А сейчас у меня такой возраст, когда все в жизни меняется. И я ничего не могу с этим сделать.

 — Был в жизни соблазн, от которого вам удалось удержаться?
 — Много. Когда есть жизненный опыт, и ты понимаешь, что хорошо, а что плохо, ты можешь себя контролировать. Можешь перестать произносить дурные слова или удержаться от ночных тусовок. Мне, если сейчас предложат отправиться в night-club, откажусь сразу: задаром не нужно. Многим звездам платят за такие визиты деньги, но я подобными вещами наелась досыта.

 — А ведь когда-то казалось, что вы ходили на тусовки, как на работу…
 — Неправда. Я посещаю премьеры фильмов, показы мод или какие-то благотворительные акции, но не ночные клубы. Это совершенно разные вещи. Недавно была на открытии сезона по американскому футболу во Флориде. И там проходила вечеринка „Playboy“. Я спросила, как одеваться. Мне ответили: „Как хочешь“. Я надела трусики и лифчик. В точно таком же виде туда пришло пять тысяч человек.

* * *

 — Какой фильм произвел на вас в последнее время особое впечатление?
 — Я обожаю картину, когда они напились, и другой чувак улетел в чужой город…

 — „Ирония судьбы или с легким паром“?
 — Да! Три дня назад смотрела его опять. А в кинотеатре ходила на фильм Тима Бертона „Алиса в стране чудес“ в 3D. И, конечно же, впечатлил „Аватар“. История ни о чем, но графика потрясающая. Я поняла, почему эту ленту снимали десять лет.

 — Что скажете о нашумевшем в свое время кинопроекте „Правдивая история Оксаны Баюл“?
 — То, что это история неправдива. Однако у меня есть надежда, что когда-нибудь мы снимем правдивую, с нормальными фактами. И там будет показано не то, что я сделала после 16 лет, а то, что сделала до.

 — Вы консультировали создателей этого фильма?
 — Нет. Я тогда вообще не контролировала свою жизнь. А Оксану Баюл в том фильме играла Моника Кенна, которая вообще не очень на меня похожа. Но это еще были цветочки: киношную Змиевскую я бы вообще никогда не узнала. А Витьку Петренко изображал какой-то толстячок. У меня есть такое качество: в фильмах часто замечаю мелочи. А в том лажа сидела на лаже и лажей погоняла. Представьте себе: на экране — перипетии Олимпиады-1994, идет персонаж Баюл вдоль трибун, а там гордо реют… красные советские флаги. Полный абзац.

 — У вас были связи с Голливудом?
 — До сих пор есть. Предлагают сниматься и играть саму себя. Но я — фигуристка. И останусь ею до конца своих дней. Недавно мне предлагали откатать своего „Лебедя“, чтобы показывать людям в планетарии в формате 3D. Но я отказалась. Не хочется.

 — А как американцы относятся к вам — человеку, который разбил мечту всех жителей США, обыграв всенародную любимицу Кэрриган?
 — Газетчики говорят, что когда Нэнси откатала произвольную программу, и на лед посыпались цветы, авторитетные издания USA Today и Chicago Tribune передали в редакции два слова: „Мы выиграли“.

 — Мне интересно, что сказали вы, когда исполнили свою произвольную?
 — Могу повторить слово в слово. Закончилась музыка, я выдохнула и говорю: «… твою мать, спасибо, Господи, что все уже закончилось». И поехала к тренеру. Это было очень тяжело. Я всю жизнь занималась импровизацией прямо на льду. И Валентин Николаев постоянно твердил Змиевской: «Галя, у тебя тут есть один странный момент: если ей удается откатать первые четыре элементы хорошо, она выкидывает тройной тулуп из программы напрочь, Проконтролируй это!» Он как в воду глядел. А я ведь в тот день каталась с травмой…

 — До сих пор не могу понять, как на последней раскатке вы умудрились столкнуться с украинской немкой Таней Шевченко…
 — Мы обе зеркально заходили на лутц. Она инстинктивно толкнула меня рукой в грудь и выбросила вперед конек, ударив меня по правой ноге. Представьте себе: сижу я в белых колготках и смотрю, как по ним течет кровь. Но тут подъехала Катька Витт, оттащила меня к бортику, а затем немецкий врач сделал мне несколько инъекций. Мы всегда поддерживали с ним отношения на всех турнирах, это был специалист высочайшего класса.

А потом выяснилось, что у меня отвалился отросток на хребте. Боль в спине была серьезная. Честно говоря, до сих пор после длительных перерывов я вкатываюсь в форму исключительно через дискомфортные ощущения.

* * *

 — Знаю, что в Америке многие молодые ребята сталкиваются с соблазном наркотиков?
 — Меня таким ни разу в жизни не пичкали. Наркотики — не кайф фигуристов. Фигуристы ударяют по бухлу. Знаешь, какие были таланты, которых погубила страсть к запретному плоду? У меня была куча проблем, и я не знала, как их решать. А алкоголь притуплял эти чувства.

 — В ту ночь, когда вы разбились, ехали на «Мерседесе»?
 — А я других марок не признаю. Представляете, та машина восстановлению не поддавалась, но салон остался абсолютно цел. Подушки не сработали, потому что я не была пристегнута ремнем безопасности. Как сейчас помню, со мной ехал мой друг — менеджер Арарат Закарян, в машине звучала песня «Secret» Мадонны, я набрала высокую скорость, Арик испугался, потому что я выжимала 110 миль в час. Он дернул за руль, и мы вылетели с трассы. Я сломала ребро и оцарапала голову. Слава Богу, что остались живы.

 — В таких случаях говорят: «Перед моими глазами промелькнула вся жизнь».
 — В таких случаях говорят: «Пьяному море по колено». Меня поставили на ноги довольно быстро, а Арик вообще отделался легким испугом. Разве что выбил себе какую-то кость посередине ладони. Теперь неудобно показывать средний палец (улыбается).

 — Знаю, что впоследствии вы участвовали в «Шоу Опры Уинфри?»
 — И много раз. Тогда после аварии она меня спрашивает: «Сколько ты пила?» А я ей: «Много!» Она еще вопросик: «А что ты пила?» А я ей: «Все!» Опра чуть в обморок не упала от смеха. Замечательная баба. Прошла и Крым, и Рим. В общем, сама себя сделала — типичная «self-made woman». Америка таких уважает.

 — Где-то прочел, что спустя два года после того, как вы прошли курс реабилитации, у вас был срыв…
 — Не было никакого срыва. У меня на этот счет есть хороший анекдот. Приводит Петька домой Машку и говорит родителям: «Папа, мама, это Маша, она не курит и не пьет». — «Чего так?» спрашивают родители. — «Да, сколько ж можно?!» — отвечает Машка. С того момента, как я прошла «реаб», я не пила ни единого напитка в котором содержится алкоголь.

 — Даже пиво?
 — Даже безалкогольное.

 — Знаменитую голливудскую актрису Холли Бэрри спросили: «Знаете ли вы, что такое удары судьбы?» Она ответила: «Я знаю даже, что такое просто удары».
 — Меня мужчины не предавали, и уж тем более, не били. И я сама никогда не дерусь. Могу орать, кричать, но физически никого не ударю.

* * *

 — Есть набор легенд о вас, большинство из которых может оказаться правдой. Например, пишут, что в 1992 году на Кубке Наций вы упали во время прыжка и обыграли это как танцевальный элемент…
 — Знаешь, как это было (смеется)? Наверное, я встала, почесала ж …, махнула рукой, поехала дальше и снова упала с этого же элемента. Все дело в том, что когда мой детский тренер Стас Коротек давал мне задание, и его нужно было отрабатывать в одиночку, я всегда находила объект, на который я работала — чья-то мама или случайный зевака — и именно на этого человека откатывала весь номер. А если вдруг падала с первого элемента, могла гоняться за ним всю программу.

 — А вот еще один миф: 1993 год. Чемпионат Европы, короткая программа, история с расшнурованным ботинком…
 — Я вышла на лед под музыку Оттмара Либерта и поехала на первый элемент, который оказался неудачным. Более того, коньком со всей дури смачно врезалась в рекламный щит с надписью «Микрософт». И вот, что я делаю… Первым делом подъезжаю к английской рефери по имени Сэлли — такая воспитанная дама с коричневыми волосами, одета с иголочки — и ба-бах ногу на борт. И так жалостливо ей говорю: «У меня расшнуровался ботинок». А она мне ласково: «Так ты хочешь, деточка, начать сначала или с того момента, на котором остановилась?» — «Конечно, сначала!» А потом было самое интересное.

Все дело в том, что Змиевская тогда со мной в Хельсинки не полетела: это был первый выезд, денег у федерации вечно не хватало, и меня сопровождал Валентин Николаев: он лучше меня знал с технической стороны. После первого дня я стояла второй, но необходимыми для произвольной программы пятью тройными прыжками тогда еще не владела. Вот тренер мне и говорит: «Не нужно пять. Если ты сделаешь четыре элемента чисто, то еще сможешь бороться за золото». Я руками схватилась за борт и стою. Валентин Алексеевич мне так угрожающе шепчет: «Ну, иди катайся, а не то я тебя убью». Я как это услышала, так сразу же включилась и поехала. Первые четыре прыжка прыгнула на ура, почувствовала, что все идет хорошо, ну думаю: ух, щас как сделаю тройной флип! Ага, сделала… Грохнулась на лед плашмя и заняла второе место после Сурика…

 — Сурии Бонали?
 — Ага. Я ее когда в первый раз увидела в раздевалке, обалдела. Раньше ведь только по телевизору любовалась. А потом мы стали друзьями, и до сих пор работаем вместе.

 — Верно ли, что на Олимпиаде в произвольной программе Змиевская буквально в последний момент решила вставить в вашу программу усложненный элемент?
 — Да, мы выбросили из программы «бедуинский волчок» — этот элемент был нужен только для красоты, но никак не повышал уровень сложности. Вместо него я после тройного тулупа и двух перебежек пошла на каскад двойной аксель — двойной тулуп, после чего и произнесла свою риторическую фразу.

* * *

 — Вы помните имя человека, чей голос при равенстве четыре к четырем сделал вас олимпийской чемпионкой?
 — Нет.

 — Ян Хоффман.
 — Точно! Чем он сейчас занимается?

 — Доктор-ортопед.
 — Здорово! Кстати, немец — единственный судья, которого я никогда не встречала впоследствии. Хотя хотела бы.

 — Сейчас олимпийским чемпионам дарят деньги, машину, квартиру. Что получили вы?
 — Пожизненную стипендию, машину, квартиру, подарки и звание заслуженного мастера спорта, которое около месяца назад мне вручил министр спорта Равиль Сафиуллин. Беленький «Опель» переписала на своего опекуна. А квартирой в Одессе занимаюсь сейчас. Думаю, что с ней делать: может, стоит разменять на жилплощадь в столице? Хотя райончик там сказочный — Аркадия.

 — После Олимпиады вы летали в США с президентом страны Леонидом Кравчуком…
 — Это было сделано для наведения мостов с украинской диаспорой. Впоследствии они помогли отправить в Одессу и Днепропетровск заливочные машины. В Америку мы полетели на его самолете, посетив Нью-Йорк и Вашингтон. С тех пор мы с Леонидом Макаровичем не виделись. Но думаю, эта встреча вскоре состоится.

 — В 94-м году, как пишут, вам запретили выходить на лед два месяца из-за проблем с коленом, а вы поехали в миллионный тур.
 — Не так. Я приехала на курорт в Солнечную Долину. А лед там расположен под открытым небом: мягкий и нестандартный. Конек попал в трещинку, колено скрутилось, и доктор Тим Флойд сделал мне простую операцию: просверлил две маленькие дырочки и извлек отломавшийся хрящик.

 — Решение об отъезде в США принимала Галина Змиевская?
 — Да, потому что контракт о нашем туре был подписан еще в Норвегии на Олимпиаде. Я отнеслась к этому позитивно. Любой человек хочет прогресса в своем деле. А Америка была мечтой. И она сбылась.

 — Газетчики пишут о некоем разрыве со Змиевской. Он имел место быть?
 — Мы общаемся. В марте 2010 года она ко мне подошла на катке и говорит: «У меня остались два твоих портрета, хочу тебе отдать». Я ответила: «Зачем? Пусть висят у вас». А тренироваться мы закончили еще в прошлом веке. Создалось впечатление, что Галина Яковлевна не выпускает меня из рамок «Лебедя», а мне хотелось пробовать себя в других амплуа. Я пришла к ней после аварии весной и сказала, что больше не хочу с ней работать и уезжаю в Бостон. Она ответила, что если я захочу вернуться, двери ее дома для меня всегда открыты.

* * *

 — Правда, что в 2000 году вы планировали вернуться в любительский спорт, но получили отказ от Международного союза конькобежцев и фигуристов?
 — Я? В первый раз слышу. В то время, меня поглотил шоу-бизнес. А к таким турнирам как Олимпиада нужно было готовиться планомерно.

 — В шоу-программах вы катались в паре с Виктором Петренко?
 — А еще с Брайаном Бойтано в шоу «Щелкунчик». Был опыт работы в шоу Ильи Авербуха и Славы Загороднюка.

 — А Петренко — это талант или трудолюбие?
 — Талант! Даже не так: талантище! Олимпийским чемпионом просто так не становятся. Это звание дается откуда-то свыше. Слава Загороднюк ведь тоже — прекрасный фигурист. У него был замечательный тройной аксель. Никто и никогда не делал его так четко и красиво, как Слава. У него был один год, когда из двенадцати стартов он, исполняя этот элемент, не ошибся ни разу. Но всего этого мало. Еще нужно время, место, обстоятельства. Звезды должны встать правильно.

 — Кто, по-вашему, самый недооцененный фигурист?
 — Володя Котин. Ученик Чайковской. Он всегда был в сборной СССР и когда приезжал на «Метеор», мы ходили на него целыми группами и восхищались. Публика его обожала, но побеждал всегда Фадик — Саша Фадеев, которого тренировал Станислав Жук.

 — Расскажите о вашей авторской коллекции одежды…
 — Еще одно мое детище. Когда я немного повзрослела, то решила внедрить свою линию одежды в мир фигурного катания. Сама создавала эскизы, с нуля разрабатывала дизайн и выбирала и покупала материал. Так вот и научилась азам бизнеса.

 — Однажды вы сказали: главное — никогда себе не врать.
 — Бывает, думаешь: легким путем пойду, быстрее залезу на гору. А это неправда. Такого не бывает.

* * *

 — Не так давно вы пожаловались, что каждый визит в родной Днепропетровск превращается в праздник живота…
 — Я в последнее время бабушке перестала сообщать о своем приезде, потому что начинаются напряги. Весь Днепропетровск стоит по стойке «смирно», все бегают, ищут какие-то торты, а меня потом заставляют все это есть. Правда, бабуля замечательно готовит оливье. А еще кормит внучку прекрасным салом, борщиком. Но я — не чревоугодница. Я люблю съесть супчик и кусочек мяса — например, печенки. А потом мы садимся у телевизора и смотрим сериалы. «Кармелиту», например. Хотя вообще-то «ящиком» я не увлекаюсь. Это еще с детства так пошло: уж лучше в казаки-разбойники поиграть, чем посмотреть «Спокойной ночи, малыши».

 — В родном городе вы ездите на маршрутках?
 — Я и в Киеве езжу на них. Мне даже если деньги заплатят, я в машину в Украине не сяду. Уж лучше с водителем ездить. В Нью-Йорке тоже дофига своих прибамбасов, но там нет трамваев и троллейбусов. А здесь я просто застряну на каком-то перекрестке и начну громко кричать.

 — Вас в Киеве узнают?
 — Не так часто как в Америке. Хотя недавно был случай: поехала в такси на каток «Большевик». Хотела понять, зачем там посредине льда поставили четыре колонны? Это же нонсенс, загадка природы! Села в машину, назвала адрес. А таксист так посмотрел внимательно и говорит: «Вы — Баюл? Я вас по голосу узнал».

 — Видел где-то ваше фото с Киркоровым…
 — Слушай, да оно везде. На всех сайтах. Хорошо, что нас еще не поженили. А история того снимка простая. 2005 год. «Новая волна» организовала песенный конкурс в Москве и в Нью-Йорке. Верка Сердючка вела концерт в «Радио Сити Мьюзик Холле». Там были все звезды эстрады. Кроме Аллы Борисовны.

 — А какой самый нелепый слух, который вы о себе читали?
 — Что я сплю с транссексуалами.

 — В «Танцах на льду» участвовать предлагали?
 — Каждый год. Но я все это прошла пятнадцать лет назад. Хочется не повторяться, а учиться чему-то новому.

 — Зачем вам высшее образование?
 — Как?! Чтобы педагогом быть. Я хочу стать тренером, вот и поступила в Педагогическсий университет. Там очень серьезные преподаватели старой школы. Это в те времена, когда людей еще чему-то учили. Тот же Алексей Мишин, воспитавший Урманова, Ягудина и Плющенко, имеет свои секреты, которые никому не рассказывает.

* * *

 — Чтение жалуете?
 — Книги у меня в крови от деда по маминой линии. Вот, кто читал очень много. Если бы попала на необитаемый остров, искала бы спасение в книгах. Взяла бы какой-то роман. Например, «Три мушкетера». Не помешало бы что-то мистическое, в идеале — «Мастер и Маргарита». Без Шекспира бы тоже не обошлось. Наверное, это была бы «Ромео и Джульетта». А еще нужно будет взять что-то смешное.

 — А что вас веселит?
 — Реклама. Когда обколотые дамы с губами как у рыб рекламируют косметические салоны. Хочется сказать: девочки, остановитесь, возраст все равно возьмет свое. Нужно понимать, что твои близкие должны любить тебя не за внешнюю оболочку, а за суть.

 — Вы больше не блондинка. Где-то прочитал, что просто устали ею быть…
 — Видела этот огромный заголовок в одной из местных газет. На самом деле сейчас очень много стареющих Барби. Поэтому я слегка перекрасилась. Хотя сама по себе я — светло-русая. А по Гороскопу — Скорпион, так что имидж меняю постоянно. Сложно найти две фотографии, где я похожа одна на другую. Но, подчеркну, без пластических операций. Этого добра даже не предлагайте. Когда я была маленькая, увидела певицу Шер, и подивилась ее тонкой осиной талии. Мне сказали, что она удалила себе два ребра. Я была в шоке.

 — Откуда у вас ссадины на руке?
 — От кота. В детстве у меня была кровать с навесиком, и когда я выключала свет, он пугался и прыгал мне на руку.

 — Однако на левой руке ссадина совсем свежая.
 — Это я путешествовала по киевскому метро (смеется). Здесь все женщины ходят на каблуках, а в Америке в кроссовках. Я люблю каблуки и надела их. Вот мы с дочкой моей подруги споткнулись о выступ в переходе, и обе протаранили носом асфальт.

 — Что за история со снимками для мужских журналов?
 — Не было никаких снимков. Найди мне хоть одну, чтобы там была я без фотошопа. Я с тобой на всю жизнь играть готова — нет такой. А монтаж… Так это нормально. В Америке так делают все от «А» до «Z».

* * *

 — Какая самая крупная сумма, полученная за выход на лед?
 — 250 тысяч долларов за участие в чемпионате мира среди профессионалов. Гонорары от оценок там не зависят. И, слава Богу, потому что меня всегда ставили на последние места. Они, наверное, решили, что свое первое место я уже выиграла в Лиллехаммере.

А первые свои деньги я стала зарабатывать лет в восемь, когда вошла в сборную. Нам платили стипендию рублей в 80 и талоны на питание. А бабуля, которая проработала всю свою жизнь, получала пенсию в 114 рублей. И все свои деньги я тратила на подарки родным и близким. Или несла в семью, а себе — никогда и ничего.

 — Зато в Америке после первого гонорара вы купили дом в 10 квартир…
 — В Коннектикуте. Но жила я там недолго, продала перед отъездом в Бостон. Странная у меня там была обстановка. Люди заходили в дом, смотрят: стены — голые, а на полу — куча игрушек с выступлений. Те самые плюшевые мишки. Бойтано вошел и говорит: «Все, что я помню от твоего огромного дома, что ты открыла там игрушечный магазин».

 — Украинские газеты вас удивляют?
 — В одной прочитала, что — внимание, цитата! — «мое сердце свободно, и я готова встретить доброго, сильного и самостоятельного мужчину». Ух, как я загнула оказывается! У тебя нет знакомого и желательно свободного Супермэна?

 — Неужели никто из фигуристов-профессионалов за вами ухаживал?
 — Нет, они меня все за подружку держат.

 — Говорят, что богатый человек — тот, который может жить на проценты от процентов. Вы богаты?
 — Конечно. Две извилины в голове остались, деньги вложены грамотно. А не работать я не могу. Уж слишком молода, чтобы стать женой какого-то олигарха. Ты меня представляешь в этой ипостаси? Я всегда говорю: если вы меня подсунете какому-то миллиардеру, мы еще денег подзаработать сможем. Он меня принесет обратно, доплатит, чтобы больше никогда не видеть и крикнет: «Сами с ней общайтесь!»

 — Чего так?
 — Характер у меня жесткий. В бизнесе с людьми схожусь легко, а семья — это не бизнес. Тут нужно компромиссы искать. В раннем возрасте замуж выходить нельзя. Палка о двух концах.

 — А ребеночка заводить не пора?
 — До тридцати пяти время есть. Так что еще года два-три погуляю (улыбается). Шучу. Ребенка Бог дает. Да и какие сейчас дети? У меня в жизни поворотные моменты сейчас происходят.

 — Утром женщина смотрит на себя в зеркало. Вы себе нравитесь?
 — Ага. Я когда умываюсь, вижу молодую девочку. И мне постоянно кажется, что мне не 33. Я о Скорпионах такое слышала, что они очень активны, безумно любят сады, цветы, розы… Но я их не люблю. Слишком много цветов в жизни было. Перебор! Поэтому, дорогие читатели, цветы мне дарить не нужно, я их потом передариваю. Ничего личного. И пожалуйста, без обид.

Автор: Михаил Спиваковский