Украина. Молчание телят в «подлое» время

Репрессии затрагивают сначала определенній и сравнительно узкий круг лиц. Однако, если другие остаются равнодушными, упомянутый круг постоянно расширяется и власть начинает считать репрессии не инструментом политической борьбы…

«А когда они пришли за мной, не осталось никого, кто бы за меня вступился», — эти слова Мартин Нимеллера, священника и общественного деятеля, который прошел путь от сотрудничества с нацистами до узника концлагеря, в Украине вспоминают все чаще. Нимеллер обрисовал анатомию раскручивание маховика репрессий: они затрагивают сначала определенній и сравнительно узкий круг лиц. Однако, если другие остаются равнодушными, упомянутый круг постоянно расширяется и власть начинает считать репрессии не инструментом политической борьбы или даже орудием мести, а обычной практикой обращения с обществом. Допустив это, своим молчанием граждане действительно могут дождаться момента, когда репрессии коснутся каждого и «не останется никого», кто вступился бы за них.

«Подлые» времена вернулись в Украину, и если мы снова будем по-телячьи молчать, окажется, что и за нас некому уже будет вступиться, — об этом рассуждает  Ростислав Павленко в своем материале на Украинском тиждне.

Сергей Ефремов, украинский ученый, публицист, вице-президент Академии наук, репрессированный по делу о «Союзе освобождения Украины», в своих «Дневниках» метко назвал начало сталинских репрессий в СССР «подлыми временам», когда потеряна «мера вещей».

Ведь развязывание властью войны против собственного народа — использование репрессивного аппарата — может натолкнуться на принципиально различную реакцию общества. И именно она определяет, каким будет отношение руководства государства к своим гражданам. Ибо народ не то что имеет ту власть, которую заслуживает, скорее власть относится к нему так, как он позволяет относиться.

Реакцией могут быть отпор, сопротивление — тогда властям придется идти либо на тотальную зачистку (по примеру современной Беларуси), или на компромиссы с гражданами, отказываясь от диктаторской роли, но взамен получая шанс получить поддержку значительной части общества и опереться на его ресурсы.

Иногда обозреватели выражают надежду, что диктаторский путь в Украине якобы имеет границы, гарантированные извне. Ведь представители США и ведущих стран ЕС не скрывают, что попытки осудить лидеров оппозиции «серьезно разочаруют» демократическое общество. С соответствующими последствиями для бизнес-интересов наших власть имущих, да и просто банальной невозможностью путешествовать по миру, решая деловые или личные вопросы.

Однако находятся у украинской власти советники, которые призывают не учитывать эти ограничения. Убеждают, что за решительными словами Запада не будет решительных действий. А в случае чего Россия «поможет». Как она помогает Беларуси в обмен на контроль над остатками экономики, еще не зависящими от РФ.

Более того, развертывание уже имеющихся уголовных дел против представителей оппозиции и бывших чиновников якобы убеждает чиновников в правоте «советников». Ведь дела возбуждаются часто под демонстративно абсурдными предлогами (например против Юрия Луценко или тем более бывшего первого заместителя председателя НАК «Нафтогаз Украины» Игоря Диденко, сути вины которого так и не удосужились сформулировать, однако держат за решеткой). Применяют содержания под стражей как средство дополнительного давления и унижения. А реакция извне часто ограничивается действиями или заявлениями нескольких энтузиастов. Тех. кто делает ставку на репрессии как способ достижения цели, это окрыляет.

Доходит до абсурда, но весьма красноречивого. Так, вице-премьер Борис Колесников посоветовал адвокатам Луценко «искать аргументы невиновности» своего подзащитного. В этом «совете» — все «правосознание» власти. Вместо гарантированной Конституцией презумпции невиновности, а следовательно, необходимости для следствия искать доказательства вины, жертве вменяют обязанность доказывания невиновности.

Если такому мышлению дать волю, позволить ему определять действия властей, Украина превратится в очень неприятное для проживания место. Ведь давлению «органов» подвергаются не только политики — оппоненты власти. Его уже ощутили на себе организаторы протестных мероприятий. И будут чувствовать еще больше, если попытки нынешнего руководства государства запугать активных граждан останутся без должной реакции. От него страдают журналисты — разными способами: как непосредственно во время контактирования с охраной «ясновельмож», так и опосредованно, через цензуру или самоцензуру в редакциях. Круг тех, кого коснутся репрессии, будет расширяться. Ведь чем больше имеешь, тем больше хочешь, а соблазн убрать оппонента, противника, неприятного чем-то соседа вместо того, чтобы тратить время и усилия на честную конкуренцию, слишком велик. И власть будет играть на этих позорных чувствах.

Так уже было: доносы о «неблагонадежности», кадровые чистки, уголовные дела по «антивластной деятельности», которая заключается в рассказанном анекдоте. И вполне может повториться, если власти не почувствует, что ее действия имеют пределы. Не выставленные Западом, ведь надежды на внешнюю помощь (или только на нее)  — это один из корней неполноценности, а организованные самим обществом. «Подлость» времен начала репрессий в том, что чиновники апеллируют к недостойным свойствам человеческой психики: равнодушию к справедливости в отношении других, нежеланию брать на себя инициативу и ответственность, а то и стремлению решить проблемы с собственными конкурентами через донос. Однако эти времена могут и не стать «подлыми». Если люди отвергнут «телячье» поведение и будут отвечать на нарушение своих прав определенным законами образом: протестами, общественным давлением, защитой жертв репрессий, — власть почувствует границы и станет вести себя менее вызывающе.

Это требует смелости в момент выбора — заявить о своей позиции или промолчать, поддержать акцию протеста или остаться в стороне, проголосовать, за кого хочешь или за кого скажут. Но в случае выбора в пользу равнодушия не стоит пенять, если подлость власти впоследствии затронет именно тебя.