Почему Бог не умер на Первой мировой войне?

Читати цю новину російською мовою
Почему Бог не умер на Первой мировой войне?
Считается, что бойня Первой мировой войны заставила миллионы людей отвернуться от религии. Но так ли это на самом деле? Нет, уверяет писатель Фрэнк Коттрелл Бойс.

Поминальная служба у лондонского Кенотафа – это один из немногих, если не единственный момент религиозного единения нации, когда две минуты молчания превращаются в настоящую молитву.

Однако парадокс заключается в том, что в ходе религиозной – или очень близкой к религиозной – церемонии мы вспоминаем войну, которая, согласно расхожему мнению, покончила с религией в том виде, в котором она существовала прежде. И кроме того, это акт поминовения того, что во многом совершенно забыто.

«Следует помнить, что люди тогда были такими же, как мы, в смысле своих тел, оболочки, «железа», так сказать; а вот наполнение, «программное обеспечение», если хотите, было совсем иным», – утверждает лектор Бирмингемского университета доктор Майкл Снэйп.

Этим программным обеспечением и была религия. Мужчины, сражавшиеся на полях Первой мировой, были продуктом викторианской эпохи. Они все ходили в воскресную школу, и их мировоззрение было христианским.

Сегодня священники постоянно жалуются, что все меньше людей ходит в церковь. Точно так же они жаловались и в 1914 году. Однако, по словам Снэйпа, тогда с религией все было в порядке. Поэтому утверждать, что это из-за войны люди отдалились от церкви, значит переписывать историю с позиций сегодняшнего дня.

«Нам свойственно снисходительно относиться к нашим предкам, – говорит доктор Снэйп. – Нам хочется думать, что мы умнее их. Религиозные убеждения предков кажутся нам наивными. Но мы не имеем права навязывать им наше собственное представление о той войне спустя сто лет».

Каждый год мы с помпой отмечаем очередную годовщину Великой войны, но делаем это сквозь созданную нами призму: мы решили, что эта война в первую очередь символизирует бессмысленность и тщету.

Мы видим войну глазами солдат-поэтов, преисполненных гнева, или создателей трагикомедий вроде «Черной Гадюки» (Blackadder). Потому что эта война с целью «покончить со всеми войнами» была столь трагически ненужной, что это даже смешно, ну или, по крайней мере, абсурдно.

Но тогда этот лозунг воспринимался на полном серьезе. Многие восприняли призыв к той войне как призыв к жертвоприношению, искренне поверив, что ценой своей жизни они смогут изменить мир к лучшему.

Многие из молодых людей, отправившихся на войну, искренне полагали, что их ждет увлекательное приключение и к Рождеству они уже вернутся домой.

И уж точно никто из них не думал, что за Первой мировой когда-нибудь последует вторая.

Чем больше мы помним, тем больше забываем.

Мы забываем о миллионе с лишним солдат с окраин Британской империи, которые отправились на войну в Европу. В одном только Брайтоне в госпиталях лечились 12 тысяч солдат из Индии.

Мы забываем о женщинах, которые трудились на оружейных фабриках. На одном только секретном заводе в Гретне 8 тысяч девушек, большинство из них незамужние, производили кордит – взрывчатку для снарядов.

По сути это был хлопок, пропитанный нитроглицерином. Эту гремучую смесь еще называли «дьявольской кашей». Не удивительно, что писательница Ребекка Уэст после посещения фабрики заявила, что девушки подвергаются не меньшей опасности, чем солдаты на передовой.

А девушки делали взрывчатку и как ни в чем не бывало вели дневники, в которых признавались, как скучают по дому, по возлюбленным, и как ждут, когда жизнь вернется в нормальную колею.

Одна из девушек даже написала стихотворение, посвященное походам в церковь.

Кто-то ходит в церковь, чтобы прогуляться

Кто-то ходит в церковь, чтобы поглазеть и посмеяться

Кто-то ходит в церковь ради подруги

Кто-то ходит в церковь просто так, от скуки

Кто-то ходит, чтобы подремать немного

И лишь немногие – чтоб помолиться Богу

Религия – и об этом мы тоже забываем – была средой, в которой жило поколение Первой мировой. На каждом этапе их жизни присутствовали вера и церковь.

Церковь не просто придавала глубину и значение всему происходящему с ними, она была местом, где они встречались, критерием того, как они взаимодействовали друг с другом, эталоном, с которым они сверяли свои поступки.

Вспоминая павших

Но шла ли сама церковь в ногу с людьми? Еще во времен Реформации англиканская церковь запретила молиться за мертвых. С ее точки зрения мертвые уже предстали перед Страшным судом и отправились, кто налево с козлищами, кто направо с агнцами. Так что же за них молиться, когда все уже решено?

Однако во время войны эти исторические, моральные и теологические препоны пошли трещинами и начали осыпаться: родственники, не имевшие возможности попрощаться со своими мертвыми сыновьями и отцами, братьями и мужьями, сгинувшими на полях сражений вдали от дома, искали выход эмоциям.

И часто находили его в спиритуализме, в интересе к учениям о загробной жизни. По всей стране стали спонтанно возникать укромные святилища в память о погибших.

Это они стали предвестником лондонского Кенотафа и многочисленных мемориалов, которые есть практически в каждом городе и деревне страны.

И сегодня официальная церковь в своем пастырском попечении подстраивается под эмоциональные нужды прихожан, несмотря на то, что это идет вразрез с ее богословским учением.

Любопытно, что сам инициатор Реформации Мартин Лютер написал молитву об умерших. Я нахожу ее простоту и смиренность необычайно трогательными:

Дорогой Бог, если души усопших пребывают там, где им еще можно помочь, то я уповаю на Твое милосердие.

Однако в конечном счете, как показал пример последнего Дня поминовения, наилучшим выходом эмоциям остается минута молчания. Ведь тишина предполагает не знание, но надежду, не понимание, но приятие. Это – тишина внимания.

По материалам БИ-БИ-СИ, Портал-Credo.ru.

Источник: Власти.нет

  • 355
  • 14.11.2014 16:02

Коментарі до цієї новини:

Останні новини

Головне

Погода