«Перезагрузка»: первая попытка. 50 лет назад руководитель СССР Никита Хрущев открыл для себя Америку

До революции экзотическую страну индейцев и ковбоев из российских и советских правителей посещали только любопытствующие великие князья да премьер Сергей Витте — и то ради мирных переговоров с Японией. Сталин за рубеж вообще не ездил, если не с

Сентябрьским днем 1959 года громадный Ту-114 пробежался по взлетной полосе аэропорта Внуково и взял курс на Вашингтон. Никита Хрущев полетел открывать Америку.

До революции экзотическую страну индейцев и ковбоев из российских и советских правителей посещали только любопытствующие великие князья да премьер Сергей Витте — и то ради мирных переговоров с Японией. Сталин за рубеж вообще не ездил, если не считать Тегеранской и Потсдамской конференций. Поездка Хрущева стала первым в истории американским визитом главы российского/советского государства.

«Итак, к нам приехал Никита Хрущев собственной персоной: лысый, невысокий, тучный, в черном костюме с тремя маленькими орденами и фетровой шляпе. Вот он пожимает руки встречающим, обходит строй почетного караула — в его честь гремит салют из 21 орудия», — описывала встречу на авиабазе Эндрюс американская пресса.

Затем кортеж лимузинов направился в гостевую резиденцию Блэр-хаус. Прохожие на улицах Вашингтона его провожали молчаливыми взглядами. Чтобы утешить Хрущева, один из помощников сказал ему, что якобы перед его появлением по маршруту проехала машина с плакатом: «Не аплодировать!».

Визит продолжался с 15 по 27 сентября. Кроме Вашингтона, Хрущев побывал в Нью-Йорке, Питтсбурге, Де-Мойне и Лос-Анджелесе.

Состоялись четыре раунда переговоров с президентом Эйзенхауэром (два из них с глазу на глаз) и не меренное количество встреч с общественностью, пресс-конференций и банкетов.

Для освещения поездки были официально аккредитованы 2500 корреспондентов газет и журналов (в том числе – 41 советский) и 750 представителей телевидения и радио — больше, чем когда-либо аккредитовывалось при предвыборных штабах республиканцев и демократов.

Мирное сосуществование

Сталин никогда не отказывался от мысли о войне как нормальном, более того — самом эффективном способе борьбы за коммунизм, и от изложенного в «Кратком курсе» тезиса о неизбежности войн, пока существует империализм.

Вячеслав Молотов до конца жизни находил лозунг мирного сосуществования ошибочным и «дезориентирующим советских людей».

Когда через много лет биограф Феликс Чуев напомнил Молотову, что его, по всей вероятности, ждала бы участь Бухарина, проживи Сталин подольше, тот ответил: «Зато через 10 лет мы бы покончили с мировым империализмом!».

Но большинство наследников Сталина, судя по всему, не стремились умирать ни от пули госбезопасности, ни от американской атомной бомбы. Был взят курс на «восстановление социалистической законности» внутри страны и «мирное сосуществование» вовне.

Суть новой доктрины заключалась в том, что в ядерной войне все равно не будет победителей, а потому надо ограничить гонку вооружений и сосредоточиться на экономическом соревновании двух систем. В победу СССР в таком соревновании Хрущев, по мнению знавших его людей, убежденно верил.

Единственным архитектором новой политики он не был. Термин «разрядка международной напряженности» задолго до Брежнева первым употребил Георгий Маленков.

«Мы — всерьез и надолго»

Вопрос о визите советского лидера в США впервые возник в январе 1959 года во время поездки в Вашингтон члена политбюро Анастаса Микояна, и был окончательно согласован в июне-июле, когда обменялись визитами вице-президент США Ричард Никсон и заместитель председателя Совета Министров СССР Фрол Козлов.

Как указывает историк Игорь Долуцкий, инициатива исходила от советской стороны, более того, лично от Хрущева: «Он туда рвался, практически напрашивался». В то же время и республиканской администрации было выгодно сделать какой-нибудь запоминающийся внешнеполитический ход в преддверии президентских выборов.

О том, на каком уровне велся в то время советско-американский диалог, свидетельствует следующий эпизод.

Дуайт Эйзенхауэр был союзником СССР во Второй мировой, и соперником в «холодной» войне

Незадолго до поездки Хрущев принимал в Москве влиятельного сенатора-демократа Губерта Хэмфри.

 — Господин Хэмфри, в каком штате вы живете? — вдруг спросил советский лидер.

 — В Массачусетсе.

Хрущев подошел к карте, нашел Массачусетс и обвел его красным карандашом.

 — Вы, конечно, знаете, что наши ракеты могут долететь куда угодно. Но вы мне нравитесь, и я вам гарантирую, что жители вашего штата могут спать спокойно.

 — А вы, господин премьер, живете в Москве? — осведомился Хэмфри.

 — Конечно.

 — К сожалению, я вам гарантировать ничего не могу.

«Вот он я!»

Никаких соглашений во время визита заключить не удалось: ни по ограничению вооружений, ни по принятию Китая в ООН, ни по берлинскому вопросу (Советский Союз в то время требовал включения Западного Берлина в состав ГДР либо объявления его отдельным государством).

Однако, выступая по возвращении в Лужниках перед народом, Хрущев заявил, что условия для окончания «холодной войны» полностью готовы, и что президент Эйзенхауэр готов ее заканчивать.

Это могло быть хорошей миной при плохой игре. Однако большинство историков и участников событий полагают, что Хрущев действительно считал достигнутой главную цель визита: «сломать лед, который сковывал советско-американские отношения», как писал он сам в мемуарах. А за конкретными договоренностями, надеялся он, дело не станет.

Как и современные российские лидеры, Никита Сергеевич прежде всего хотел внушить американцам, что Москва — равновеликая сила, с которой надо считаться.

«Есть только две могущественные страны — Советский Союз и Соединенные Штаты Америки. Вы должны признать этот факт. Вы должны понять, что мы — это всерьез и надолго», — заявил он по прилете.

«Эти аргументы Никита Хрущев, обходясь тремя часами сна в сутки, не отвлекаясь даже, чтобы выглянуть в окна машин, поездов, самолетов, на которых он колесил по стране, настойчиво повторял в ходе кратких переговоров с президентом за закрытыми дверями, встреч с американскими дипломатами и главами корпораций, публичных дебатов с бизнесменами и журналистами под взглядами миллионов телезрителей», — писал журнал Time.

«С его мужиковато-неуклюжей любезностью, остроумными поговорками и умением рассмешить аудиторию; с непредсказуемостью диктатора, в одно мгновение переходящего от широкой улыбки к грубому окрику; с догматической уверенностью истого марксиста в том, что капитализм, как в свое время феодализм, обречен на гибель самим ходом истории — Никита Хрущев неизменно воплощал собой вызов. Улыбаясь до ушей, он словно говорил Америке: „Хотели знать, что за человек Никита Хрущев? Что ж, вот он я!“.

Именно пропагандистскими эскападами и шутками советского лидера визит в основном и запомнился.

При этом, по мнению участников событий и позднейших историков, Хрущев отлично сознавал экономическую и технологическую слабость страны, которую представлял, и в глубине души страдал комплексом провинциала, боящегося, что над ним будут смеяться.

Перед официальным приемом в Белом доме Хрущев примерил смокинг, но посмотрев на себя в зеркало, скривился и довольно зло сказал: „Нечего пролетариям напяливать буржуазные одежды“.

Излишне говорить, что вся делегация пошла на прием в пиджаках.

Именно оттого, по мнению историков, он то блефовал и напропалую хвастался, то переходил грань, отделяющую уверенность в себе от грубости, то впадал в гнев без основательной причины.

„Удивляюсь вам, американцам!“

Как вспоминал личный переводчик Хрущева, впоследствии видный советский дипломат Олег Трояновский, все началось еще в ходе подготовки визита.

Приехав на дачу в Завидово, где помощники писали ему речи, Хрущев заявил, что хочет вручить Эйзенхауэру копию советского лунного вымпела: „Пусть знает, кого принимает. Захотим, и в Америку зашвырнем чего-нибудь похлеще“.

Советники принялись объяснять, что это будет выглядеть как вызов, да и по протоколу не положено.

Хрущев вроде бы согласился, и список подарков составили традиционный: черная икра, водка, матрешки, охотничьи ружья, книги Шолохова на английском языке.

Однако вручения лунного вымпела Эйзенхауэр все-таки не избежал.

„Перед нашей встречей с Вами, господин Президент, советские ученые, инженеры, техники и рабочие порадовали нас запуском ракеты на Луну. Мы не сомневаемся в том, что замечательные ученые, инженеры и рабочие Соединенных Штатов Америки также доставят свой вымпел на Луну. Советский вымпел, как старожил Луны, будет приветствовать ваш вымпел“, — заявил Хрущев.

Средство передвижения тоже было выбрано не случайно. Межконтинентальный лайнер Ту-114, сделанный на базе стратегического бомбардировщика Ту-95, являлся по тем временам чудом техники. Советская пресса долго смаковала тот факт, что в США не оказалось трапа нужной высоты, и его пришлось наращивать при помощи подручных средств.

Увидев на заводе кузнечно-прессового оборудования в Питтсбурге станок 40-летней давности, Хрущев обрадовался, как ребенок: „Удивляюсь вам, американцам! Как вы на таком оборудовании собираетесь соревноваться с социалистическими странами?!“.

Ему не стали объяснять, что менеджмент крупных предприятий отказался принимать его у себя в знак протеста против венгерских событий, и госдеп смог уговорить только владельца захудалого заводика.

Возможно, именно тогда в голове у Хрущева родился официально выдвинутый через два года лозунг: „Догнать и перегнать Америку!“, на который советский народ откликнулся анекдотом: „Обогнать-то можно, но неловко будет бежать впереди с голым задом!“.

В Питтсбурге Хрущев посетил местный университет. Спустя 50 лет, день в день, там же выступил Дмитрий Медведев.

Зато советскому лидеру очень понравилась кукурузная ферма (фактически — крупное аграрное предприятие) Росуэлла Гарста в штате Айова. Контакты с Гарстом он поддерживал с 1955 года, и даже принимал его на своей даче в Пицунде.

Хрущев не скрывал, что именно поездка к Гарсту окончательно укрепила его в мысли начать широко насаждать кукурузу в СССР.

Хрущев шутит

Некоторые шутки Хрущева буквально очаровали хозяев. Когда ему представили директора ЦРУ Алена Даллеса, он сказал, что советская и американская разведки получают одну и ту же информацию, и, вероятно, от одних и тех же людей, так что „надо покупать разведданные совместно — так мы сэкономим“.

Другие показались не столь удачными. Однажды, когда разговор зашел о германском вопросе, он заявил: „Вот посмотрите на Аденауэра. Если штаны снять, то сзади видно, что Германия на две части разделена, а если спереди смотреть, то понятно, что Западная Германия никогда не поднимется“.

На долю Трояновского выпала нелегкая задача — на свой страх и риск облекать выказывания босса в дипломатическую форму.

Когда в Национальном клубе прессы в Вашингтоне Хрущева спросили, чем можно оправдать советскую интервенцию в Венгрии, он ответил: „Так называемый венгерский вопрос у некоторых завяз в зубах, как дохлая крыса: и неприятно, и выплюнуть не могут. Если вы хотите нашу беседу направить в этом направлении, то я вам не одну дохлую кошку могу подбросить“.

Трояновский заменил „дохлую кошку“ на „вопрос аналогичного характера“.

Хрущев гневается

Несколько раз за время поездки советский лидер впадал в ярость по незначительным, как казалось окружающим, поводам.

На банкете, устроенном Нью-йоркским экономическим клубом в отеле „Уолдорф-Астория“, гости, утомленные продолжительной тирадой Хрущева, начали шушукаться. Тот вскипел: „Если нет желания слушать, я уйду. Я сюда приехал не с протянутой рукой, а в качестве представителя великого народа!“.

На встречу с главой загадочной и опасной коммунистической сверхдержавы на киностудии „XX век — Фокс“ собрался весь голливудский бомонд, включая Мэрилин Монро и Фрэнка Синатру. Все шло хорошо, но вдруг Хрущеву доложили, что ранее намеченная поездка в Диснейленд не состоится, поскольку американские спецслужбы не могут гарантировать безопасность.

То ли он был не в духе, то ли очень хотел посмотреть Диснейленд, но, к изумлению присутствующих, побагровел, затряс головой и застучал кулаками по столу.

„Я спрашиваю — почему нельзя? В чем дело? Может быть, там теперь созданы площадки для запуска ракет? Что у вас там — холера развилась или чума, что я могу заразиться? Или Диснейленд захватили бандиты, которые могут меня там уничтожить? У меня нет слов — я не знаю, как объяснить это советскому народу!“.

Вплоть до отъезда с киностудии Хрущев продолжал дуться, и когда ему показали канкан, пробурчал, что „у нас в Советском Союзе мы привыкли любоваться лицами артистов, а не их задами“.

Советские журналисты написали, что, по их наблюдениям, девушкам было очень стыдно кривляться перед Никитой Сергеевичем.

Но самый громкий скандал разразился на банкете в лос-анджелесском отеле „Амбассадор“.

Мэр города Норрис Поулсон в своей речи сказал: „Вы не похороните нас, а мы не похороним вас, но если нужно, мы будем сражаться до конца за нашу свободу“.

Возможно, Хрущева к этому времени вконец допекли напоминания о неудачной фразе: „Мы вас закопаем!“, сказанной им американским дипломатам на приеме в Кремле в ноябре 1956 года. Он быстро прочитал приготовленную заранее ответную речь, а затем всем корпусом повернулся к Поулсону и начал импровизировать:

„Хочу спросить — зачем вы об этом упомянули? Здесь, в США, я уже все прояснил насчет „похороним“. Я думал, даже мэры читают газеты. В нашей стране председателя горсовета, не читающего прессу, могут не переизбрать на новый срок“.

Публика весело засмеялась, но дальше Хрущев начал говорить такое, от чего зал замер:

„Кое-кто, видимо, стремится ехать и дальше на коньке „холодной войны“ и гонки вооружений. Если вы не готовы к разоружению и хотите дальше продолжать эту гонку вооружений, у нас не останется другого выхода, кроме продолжения производства ракет, которые у нас выпускаются по конвейеру (на самом деле, их имелось всего четыре, а громыхавшие по Красной площади грозные сигары были макетами) “.

„Ни в одном из своих выступлений здесь я не упоминал о ракетах, но сегодня у меня не было другого выхода, поскольку может возникнуть впечатление, что мы приехали сюда умолять вас прекратить „холодную войну“, потому что мы вас боимся. Если вы не принимаете нашей идеи борьбы за мир, может быть, нам уехать домой, и не знаю, когда другой глава советского правительства посетит вашу страну — если посетит вообще!“.

„Когда я слушаю подобные речи, у меня возникают такие мысли: не задумал ли кто-то в США пригласить Хрущева и так „потереть его“, так показать ему силу и мощь Соединенных Штатов Америки, чтобы он немножко, так сказать, колени согнул. Если эти господа так думают, они глубоко заблуждаются. Нам от вас домой лететь недалеко! Андрей [Туполев], мы можем сейчас же, сию минуту отсюда к чертовой матери?! “.

Семейные ценности

Хрущев привез с собой делегацию из 63 человек — министров, дипломатов, актеров и писателей — а также всю семью: жену Нину Петровну, дочерей Раду и Юлю, сына Сергея, зятя Алексея Аджубея.

В СССР многолюдные и продолжительные зарубежные визиты скоро сделаются одним из обвинений против Хрущева. Но с точки зрения завоевания на свою сторону американского общественного мнения, семейная поездка стала блестящим ходом.

„Американцы увидели, что советский лидер — не страшный монстр, который обещал их похоронить, а обычный человек, любящий муж и заботливый отец. Надо знать Америку, с их культом семьи“ — заметил Трояновский.

Зато оказался неудачным другой пункт программы, который должен был придать визиту человеческое измерение — встреча со вдовой Франклина Рузвельта Элеонорой.

В духе политики, которую проводил покойный, Элеонора Рузвельт являлась известным поборником улучшения отношений с СССР.

Будучи, естественно, приверженцем Демократической партии, она, тем не менее, публично поддержала решение республиканской администрации пригласить советского лидера в США.

Однако Хрущев, оказавшись в доме Рузвельта, не проявил интереса к памятным реликвиям, явно спешил, и даже отказался от кофе, который вдова президента сварила сама, а лишь взял со стола булочку со словами: „На дорожку“.

„Этого господина интересует только власть, а у меня власти нет“, — сказала журналистам Элеонора Рузвельт.

Понравилась ли Хрущеву Америка?

На вопрос журналистов, изменилось ли в результате поездки его представление об Америке, Хрущев твердо ответил: „Нет“.

Убедить советского лидера в преимуществах своего образа жизни американцам, разумеется, не удалось.

Во время очередного банкета, когда американский посол в ООН Генри Кэбот Лодж назвал капитализм „гуманной экономической системой“, Хрущев громко бросил: „Горбатого могила исправит!“. А на встрече с представителями делового мира заявил: „Спор о том, какая из систем лучше — это разговор глухих“.

Какое впечатление произвело на него лицезрение американского блеска и благосостояния, небоскребы, супермаркеты и хайвеи, забитые машинами — неизвестно.

„Несмотря на свою эмоциональность, Хрущев был очень скрытным человеком, и к тому же блестящим актером. Может быть, с родными он и делился своими впечатлениями, но с нами — ни слова“, — вспоминал Трояновский.

Итоги

С точки зрения советских людей, главным результатом поездки Хрущева в США стала „кукурузная эпопея“.

Больших международных последствий она не имела. Намеченный на следующий год ответный визит Эйзенхауэра сорвался из-за полета Пауэрса.

В принципе, инцидент не обязательно должен был повлечь отмену визита на высшем уровне. Приехал же Ричард Никсон в 1972 году в Москву в разгар массированных бомбардировок Ханоя и Хайфона! Однако возобладало иное мнение, и „Москвич“, который Эйзенхауэр обещал купить, чтобы кататься на нем на пенсии, достался безымянному советскому очереднику.

Хрущев успел еще раз побывать в Нью-Йорке, но не как гость Соединенных Штатов, а для участия в сессии Генассамблеи ООН.

Больше всех от визита выиграли 10 соавторов книги „Лицом к лицу с Америкой“, получившие за этот труд Ленинскую премию.