Церковь — это не только Патриарх со священниками, а все верующие.

Я часто видел, как верующие бизнесмены строили храмы. Но, честно говоря, ни разу не слышал, чтобы бизнесмен сказал: «Я верующий, и поэтому в кризис, хотя было очень тяжело, не уволил ни одного сотрудника». Или политик: "Я не стал —

Веру в душе не утаишь

НА ФОТО. Владимир Легойда, председатель Синодального информационного отдела Московского патриархата

«Ваше дело — кадилом махать» — примерно так некоторые из нынешних записных критиков Церкви могли бы сформулировать свое видение церковного служения. Дескать, с какой стати Церковь активно высказывается и занимает четкую позицию по тем вопросам, которые не касаются напрямую духовной жизни? По их мнению, миссия Церкви — «удовлетворять религиозные нужды верующих». Как? Где? В храме, естественно. А вот за порог храма — ни-ни. Там уже… Что? Чужая территория? Другие люди? Или просто страшно живучими оказались советские фантомы (народ — одно, верующие — другое, страна — одно, а Церковь… ну, как-то наособицу), за которые, казалось бы, мы уже сполна заплатили? Кровью заплатили …

Должно быть, у критиков (или якобы доброжелательных советчиков) складывается ощущение, что, занимая активную общественную позицию, Церковь отстаивает свои корпоративные интересы. Но дело в том, что у Церкви нет таких интересов, потому что она  — не корпорация. И точно так же, как Бог хочет, чтобы все люди спаслись (1 Тим 2:4), Церковь говорит о благе для всех людей, а не отстаивает интересы тех, кто в состоянии представить свидетельство о крещении и справку о последнем причастии.

Кроме того, Церковь — это не только Патриарх со священниками, а все верующие. Это, кажется, уже давно должно было стать общим местом. А верующий человек не может, не должен и не станет прятать свою религиозность и бояться мотивировать свои поступки верой. Мы же не требуем, чтобы любящий человек тщательно скрывал свою любовь (только представьте себе Ромео, который говорит, что к Джульетте относится объективно, и рассматривает ее как одну из особей женского пола!), интеллектуал изображал идиота, а спортсмен намеренно проигрывал своим противникам. И к тому же христианская вера настолько полно охватывает все существо человека, что маскировать ее  — значит отречься и от Бога, и от себя.

Сегодня в бизнесе, в политике, в культуре много людей, которые искренне говорят, что они — верующие. От них можно услышать, что на их средства построен храм, что они каждую неделю ходят в церковь. Но намного реже они могут сказать, что не поступили так-то и так-то, потому что им не позволила вера. Я часто видел, как верующие бизнесмены строили храмы. Но, честно говоря, ни разу не слышал, чтобы бизнесмен сказал: «Я верующий, и поэтому в кризис, хотя было очень тяжело, не уволил ни одного сотрудника». Или политик: «Я не стал — вопреки давлению своей фракции — голосовать за этот закон, потому что он противоречит моей христианской совести».

Не исключаю, что такие случаи бывали, просто мне они неизвестны. Но именно такая вера и есть вера настоящая. И ее уже невозможно свести к «маханию кадилом» и прочим обрядовым вещам. И именно таким образом люди… даже не то чтобы входят в Церковь, а формируют собой Церковь как явление Божественное и человеческое, глава которой — Христос. Это — естественный для христианства ход вещей. А уже благодаря ему Церковь входит и в общественное пространство, как входит в него и любой человек — не щепка, не винтик, а человек, созданный Богом и спасенный Им для вечной жизни.

Есть удивительно точная пословица: «Невольник — не богомольник». Вера, безусловно, является проявлением человеческой свободы и личным делом; быть может, самым личным и самым интимным из всего, что существует в нашей жизни. Но одновременно она и общественное, то есть общее, дело. Хотя бы потому, что верующий не может жить и мыслить как неверующий. Кстати, именно так — общее дело — переводится на русский язык греческое слово «литургия». Религия как таковая возникает тогда, когда религиозный опыт перестает быть опытом только одного человека и становится опытом многих. А опыт многих не может не занять своего места в общественном измерении.

Во времена гонений Церковь даже силами мощнейшего в истории репрессивного аппарата не удалось вместить в отведенные ей рамки «культа» как пережитка. Полезно помнить об этом тем, кто рассуждает, какое место в обществе Церковь имеет право занимать, а какое нет.