Саркози добавил в политику Франции гламура и пиара. ФОТОрепортАЖ

Париж, Елисейский дворец. Николя Саркози проводит свою первую крупную пресс-конференцию после избрания на президентский пост. он бросает кость собравшимся журналистам. «Я и Карла, — улыбается Саркози. — Все серьезно». Кар

8 января 2008 года, Париж, Елисейский дворец. Николя Саркози проводит свою первую крупную пресс-конференцию после избрания на президентский пост.

Вдруг, как гром среди ясного неба, он бросает кость собравшимся журналистам.

«Я и Карла, — улыбается Саркози. — Все серьезно».

Эта пресс-конференция стала поворотным моментом, определившим любопытные отношения президента и прессы во Франции.

В этой стране частная жизнь главы государства долгие годы считалась запретной зоной для репортеров. Почему же президент сам предложил журналистам посудачить о его отношениях с новой подругой?

Ответ кроется в лейтмотиве избирательной кампании Саркози: «Разрыв». Разрыв с политикой старой гвардии.

«Ле спин»

Еще до его избрания Николя Саркози поставил свои отношения со СМИ и свой пиар во главу политического угла. Он считал, что его предшественники были чересчур изолированы от прессы.

Карла Бруни привнесла в Елисейский дворец гламура

Он и его советники даже присматривались к тому, что происходит в этой области на том берегу Ла-Манша, — знакомились с опытом британских политтехнологов. И ввели во французский лексикон новое слово — «ле спин».

Этим словом — spin — в Британии называют пиар. А людей, которые преуспели в этой области, величают спин-докторами.

Во Франции нередко упоминают, что Николя Саркози — единственный президент Пятой республики, выросший в эпоху телевидения.

Как-то в интервью одной воскресной газете он сказал: лучшим моментом за целый год для него стало появление в теледебатах, когда ему удалось собрать у экранов рекордную аудиторию.

До него президенты Миттеран и Ширак время от времени появлялись на телевидении, но только как олицетворение государственной власти.

Дымовая завеса

А Саркози по собственной воле вышел под софиты, заполнив собой эфир. Он столь же охотно говорил о развале своего брака, сколь о проблемах французской экономики.

Личная жизнь и политика идут рука об руку

В стране, где политика всегда оставалась за порогом спальни — даже когда журналисты все знали или обо всем догадывались, — решение Саркози открыть свою личную жизнь прессе стало подлинным подарком репортерам.

Он превратил Елисейский дворец в обитель звезд, в которой главными персонажами стали он сам и его новая жена Карла Бруни.

Он предоставил французским СМИ такой взгляд изнутри, такую прозрачность, о которой они никогда и не мечтали.

И это при том, что меньше чем за 30 лет до этого один журналист спросил Франсуа Миттерана о его тайной незаконнорожденной дочери, которая жила за счет государства. Ответ Миттерана поставил в истории точку. «Et alors?» — вопросил он, то есть: «Ну и что?»

Николя Саркози осознал, что личные истории с сексуальным подтекстом могут послужить прекрасной дымовой завесой, когда в политике что-то идет не так.

Объявление о том, что он развелся со своей первой женой Сесилией, стратегическим образом совпало с Черным четвергом — всеобщей забастовкой октября 2007 года.

И практически все главные еженедельные новостные журналы во Франции поместили на обложки не Сесилию, а не информацию о стачке.

«Организованный заговор»

А когда Купидон снова поразил своей стрелой разбитое сердце президента, познакомив его с очень фотогеничной Карлой Бруни на сказочной земле парижского «Диснейлэнда», он сделал так, что объявление об этом совпало по времени с валом критики по поводу весьма противоречивого государственного визита в Париж ливийского лидера полковника Каддафи.

Но горе тому журналисту, который осмелится говорить о личной жизни Саркози без приглашения.

В начале этого года, когда пошли некрасивые и ни на чем не основанные слухи о неверности Карлы Бруни, Елисейский дворец объявил войну человеку, их распространявшему, обвинив его в организации заговора.

Окружение президента даже контактировало со спецслужбами — с тем, чтобы отследить этого человека и «заставить его бояться».

То почтение, которым до сих пор характеризовались отношения между французскими президентами и прессой, в мановение ока оказалось чрезвычайно тонкой материей.

За последние годы во Франции возникло два-три серьезных и респектабельных информационных веб-сайта: их редакторы, устав от цензуры, покинули высокие кабинеты в газетах, чтобы в полной мере вкусить сладкой свободы интернета.

Редакционные статьи стали намного более критическими. Открыв свою личную жизнь для прессы — и, соответственно, для публики, — фотографируясь частенько на пляже в плавках и солнечных очках Ray Ban, Саркози, похоже, утратил то уважение, с которым прежде относились журналисты к главе французского государства.

И назад дороги уже нет. Кто бы ни был избран президентом в 2012 году, ему (или ей) придется иметь дело с прессой, которая жаждет открытости от Елисейского дворца.

«Давайте посмотрим правде в лицо, — писал недавно в журнальной статье один из ведущих французских философов. — Впервые, как в Соединенных Штатах, Франция выбрала звезду малого экрана, а не героя романа».