Суд над Тимошенко и Лейпцигский процесс: найдите 10 отличий

Дело экс-премьера Юлии Тимошенко сравнивают с едва ли не самым громким политическим процессом 1930-х. Но был ли Лейпцигский процесс похож на то, что происходит сейчас в Печерском суде Киева? А если похож, то чем именно?

Практически с самого начала рассмотрение дела экс-премьера Юлии Тимошенко в Печерском суде Киева начали сравнивать с едва ли не самым громким политическим процессом 1930-х — Лейпцигским, пишет Сергей Грабовский в издании «Український тиждень».

Мол, так же речь идет о заказном деле, суд является неправым и неправовым, власть контролирует ход процесса, так же мощно работает машина государственной пропаганды, так же суд является символом утверждения деспотической власти и уничтожения оппозиции. Словом, такое сравнение уже стало общим для масс-медийного пространства и общественного мнения.

Кроме того, авторы таких сравнений нечасто идут дальше общих констатаций, а если и делают это, то уходят от ответа на главный вопрос: да, Лейпцигский процесс был заказным и политическим, следовательно, неправедным, но был ли праведным главный подсудимый на этом процессе? Не был ли тот суд просто идеологическим соревнованием двух тоталитаризмов? И выиграл в итоге от того суда еще кто-то, кроме самого Димитрова и мирового большевизма?

Обратимся к фактам.

Вскоре после прихода нацистов к власти в Германии, 27 февраля 1933 года, в Берлине вспыхнуло здание парламента — Рейхстага. Власти сразу обвинили в поджоге коммунистов — дескать, это должно было стать сигналом к ​​восстанию. На месте происшествия был арестован голландский коммунист ван дер Люббе, на следующий день — председатель коммунистической фракции рейхстага Эрнст Торглер, а 9 марта — трое болгарских коммунистов: Георгий Димитров, Васил Танев и Благой Попов. Суд над ними прошел в сентябре-декабре 1933 года в Лейпциге. Обвинение, выдвинутое против них, содержало утверждение об организованном преступной коммунистической группой поджоге Рейхстага.

Поводом для ареста Димитрова стали показания официанта Гельмера, который заявил, что видел болгарского коммуниста вместе с Ван дер Люббе. Танев и Попова будто заметили в той же ночлежке, что и голландца, а Торглер оставил помещение Рейхстага незадолго до поджога.

Кроме того, у Димитрова (жившего в Германии нелегально и имевшего документы на имя доктора Рудольфа Гедигера) нашли путеводитель по Берлину, где Рейхстаг был замечен крестиком, и книгу об организации вооруженного восстания, признанную судом еще в 1932 году (т.е. до нацистов , в Веймарской республике) подрывной, антигосударственной литературой.

Объясняя свое пребывание в Берлине с поддельными документами, Димитров настаивал на том, что он, как бывший болгарский депутат и профсоюзный руководитель, занимался организацией международной кампании в поддержку всеобщей амнистии политзаключенных в Болгарии. Средства на жизнь он якобы получал в виде гонораров за свои статьи в прессе и за переводы с русского на немецкий язык, а чужое имя взял, така как политические враги угрожали его убить и за рубежом. На самом деле Димитров был функционером-нелегалом Коминтерна, деньги получал из Москвы, а какую задачу он выполнял — неизвестно и поныне.

Защитником Димитрова и двух других болгарских коммунистов был назначен известный немецкий адвокат доктор Тейхерт; Димитров настаивал, чтобы в процесс были вовлечены зарубежные адвокаты-коммунисты из США и Франции. Суд отклонил эти кандидатуры, однако позволил болгарским адвокатам Дечеву и Григорову консультировать подсудимых вне зала судебных заседаний.

Начался процесс, который вел председатель Верховного суда Бюнгер, 21 сентября в присутствии 82 иностранных и 42 немецких журналистов. Велась прямая радиотрансляция заседаний, в зале стояли многочисленные кинокамеры. Ван дер Люббе признал свою вину, подробно рассказал, как он осуществлял поджог, однако заявил, что действовал в одиночку.

Это заявление привлеченные защитой эксперты встретили громким смехом, отметив в ответ, что пожар такого масштаба мог быть вызван только согласованными действиями нескольких преступников. Так, профессор Йосси, преподаватель теплотехники в Берлинском политехническом институте, сказал: «Подготовка к поджогу должна была потребовать значительного расхода времени и участия нескольких лиц. Основной задачей мелких очагов пожара в помещении ресторана и в кулуарах зала пленарных заседаний (которые следует приписать Ван дер Люббе) было привлечение внимания тех, кто захотел бы погасить пламя, и удержать их подальше от зала пленарных заседаний  — главного очага». Одновременно выяснилось, что попасть в Рейхстаг этой группе можно было бы подземным тоннелем из правительственных зданий…

Процесс о поджоге Рейхстага состоял из 57 заседаний, были опрошены 254 свидетеля и 7 экспертов. Текст стенограммы составил 7363 страниц. Приговор был объявлен в Берлине — виновным признали только Ван дер Люббе.

Поведение Георгия Димитрова во время Лейпцигского процесса было вызывающим, если не сказать — наглым. Он смеялся, иронизировал, откровенно издевался над судом и судей, он фактически взлв на себя миссию прокурора и обвинял в поджоге нацистское руководство, затравил вызванного в качестве свидетеля председателя Рейхстага и прусского премьера Германа Геринга, наконец провозгласил: «Вы боитесь моих вопросов, господин премьер-министр!».

Димитрова 36 раз лишали слова, 5 раз его насильно выводили из зала судебных заседаний. Радиотрансляция была прекращена вскоре после начала процесса, корреспондентов тех изданий, которые критиковали суд, лишали аккредитации.

И все же суд пытался продемонстрировать непредвзятость — несмотря прямые директивы власти. Так, председатель суда, хотя и лишал Димитрова слова, но практически всегда давал ему договорить все, что тот хотел, и позволял проводить тщательное опрос свидетелей и экспертов. Кроме того, суд удовлетворился объяснениями Димитрова, пометки карандашом в путеводителе по Берлину он не делал, потому что и без этого знал расположение Рейхстага, а во время поджога находился в поезде Мюнхен-Берлин. Принял во внимание суд и мотив нелегального пребывания на территории Германии болгарских коммунистов — политические преследования на родине.

Иными словами, процесс, несмотря на ощутимое давление на него со стороны властей, был состязательным, и защита победила обвинение. Нацистская верхушка проглотила поражение и выпустила болгарских коммунистов в СССР, не став предъявлять им новые обвинения (а было за что — скажем, за проживание с фальшивыми документами).

Понятное дело, что коммунистическая пропаганда сполна использовала победу Димитрова и поражение нацистов. Но сводить только к этому результаты Лейпцигского процесса было бы крайне неверным. Ведь во время суда оказались разоблаченными скрытые политические механизмы тоталитарной власти, преступный характер установленного в Германии режима.

Существовали ли законные основания судить Димитрова? Безусловно. Помимо уже отмеченного нелегального проживания с фальшивыми документами, на его счету — руководство сетью Коминтерна в Западной Европе (который, кроме всего прочего, занимался разведкой в ​​пользу СССР) и попытка вооруженного захвата власти в Болгарии в 1923 году (по современным меркам, он бы считался международным террористом).

Но судили Димитрова вовсе не за его реальные проступки. Речь шла о заранее подготовленном нацистской властью политическом процессе, призванном на законном основании сделать невозможной любую оппозиционную деятельность в Германии. Поэтому борьба Димитрова против обвинения и его насмешки над судом были правильными и справедливыми (ирония истории: Герман Геринг в 1946 году на Нюрнбергском процессе сумеет опровергнуть советские обвинения в том, что расстрел польских офицеров в Катыни — дело рук нацистов, следовательно станет понятным, что речь идет о большевистском преступлении). Димитров разоблачал нацистский режим, который еще не вошел в полную силу и маскировался под «народную власть», делал его черты рельефными, очевидными для мирового сообщества — и это в немалой степени послужило делу демократии.

И еще одна важная деталь: непочтительно отношение Димитрова к суду в те времена не осуждали ни либералы, ни социал-демократы, не видя в таком поведении на неправедном судилище ничего «хамского», «возмутительного», «незаконного».

Напоследок ставим логичный вопрос: похоже ли все это на происходящее сейчас в Печерском суде Киева, а если похоже, то чем именно? Это решать читателям и всему украинскому обществу.