Сколько нынче стоит тюрьма в России? Ужасно видеть жен. В смысле жен арестованных.

Самый большой кошмар в жизни жены арестованного — это друзья. И твои, и его, и общие. Самые честные из них те, кто в первую же секунду отказался от тебя и от него. Сначала ты негодуешь, а потом, спустя месяцы и, наверное, годы, понимаешь 

Самый большой кошмар в жизни жены арестованного — это друзья. И твои, и его, и общие. Самые честные из них те, кто в первую же секунду отказался от тебя и от него. Сначала ты негодуешь, а потом, спустя месяцы и, наверное, годы, понимаешь — эти были лучше. Лучше, чем те, кто звонил и предлагал помощь в первый месяц. А потом тихо уходил. Уже зная досконально твои реальные проблемы. Вот этим — уходящим — ты отдашь все. И среди этих встретишь мародеров. Тех, кто без тебя залезет в твой дом и вынесет оттуда все, включая батареи отопления. «Тебе ведь это уже не нужно».

Когда это случилось, когда мародеры — лучшие друзья — вынесли из нашего дома все, включая батареи, мне позвонил «смотрящий по Москве»: „Отбирать последнее у зека нехорошо“, — сказал он мне. Я знаю. Я не дам их адрес. У них новорожденные двойняшки.

…

Зато — за то, видимо — бывает и другое. Бывает, когда люди, которых ты считал приятелями, оказываются друзьями. Это главное ощущение в жизни. Вообще — главное.

Ужасно видеть жен. В смысле жен арестованных. Я два раза в месяц (если повезет, больше не положено) хожу на свидания. Везло раза два. Первые четыре месяца вообще свиданий не давали. Дали  — не дали, не важно, таскаюсь в Бутырку сильно чаще, чем на работу. И всегда — ВСЕГДА, МАЛЬЧИКИ, у меня грамотная подборка респондентов — 90 процентов жен приходят в первый и в последний раз. На ком вы женитесь?

Впрочем, есть три вида жен арестованных. С первым видом понятно, тут красок не хватит. Второй вид — Мурки. Ну, не знаю, как еще живописать. Это — соратницы. Но это к блатным. Они хорошие, правильные, по возможности верные. А если и не очень верные, то как-то по-честному, в очереди на свидание первой встречной все расскажут, и ему тоже, и порыдают, и покаются, и колбасу принесут… Третий вид — железные курицы. Безмозглые дуры, которые скрывают от детей, что случилось с их отцом. Потому что им „стыдно“. Это в основном жены крупных чиновников. Чиновники женились на „правильных девочках“. А теперь „девочкам“ стыдно. А замуж выходить не стыдно было? Тьфу на них. Я Мурок люблю.

Фиг бы с ними, с женами. Матери — из железных куриц — тоже иногда отказываются от своих сыновей, попавших в беду. Редко, но бывает.

Я — нелегально, конечно — дружу с сокамерниками мужа. Это когда его куда-то запирают, они мне звонят, предупреждают, и мы начинаем общаться. Первым делом они дают телефоны своих жен, чтобы у меня была связь «на всякий случай»: им-то они первым позвонят, а со мной может и не получится. Сколько я уже пережила таких жен — не сосчитать. Потом они перестают брать трубку, потом сокамерники (скорее всего, уже бывшие сокамерники мужа — их часто перетасовывают) начинают звонить только мне, предают приветы мужу (понимая, что он тоже сейчас позвонит), и говорят страшные слова: „Нас никто не ждет“. Да знаю я, давно знаю. Да вы и сами понимаете. Какая жена крупного, или даже среднего, бизнесмена, будет вас ждать восемь лет? Так и деньги кончатся. Восемь  — это как минимум, если не по „делу ЮКОСа“. Если по ЮКОСу — больше. И неважно, что ваша фамилия не Ходорковский. Если по ЮКОСУ, начинайте с одиннадцати. Кинг сайз, как говорили на свободе.

Ей-богу, судьи знают это лучше меня. Во всяком случае, судя по приговорам.

…

Суд и следствие — это отдельная песня. Перефразируя поэта, скажу: „Суд и следствие: кто более матери-истории ценен?“. Однако, ценники одинаковые, что там, что там. Они продают надежду. Они хотят взять денег, дать взамен надежду, а потом отключить мобильники. Не верьте им, девочки.

В день ареста моего бизнесового мужа посредник — не хрен собачий, а цельный генерал-лейтенант — объявил мне таксу: полтора миллиона долларов сразу, и муж выйдет. Потом еще полтора — за закрытие уголовного дела. Я пошла с шапкой по всем знакомым и незнакомым, занимая ненадолго — как я думала. Вот муж выйдет, и все отдаст, и все получится. Дура.

Потом — сильно потом — я поняла, что „честное вымогательство“ заканчивается в точке „арест“. Люди в погонах — у меня где-то завалялись их визитки — относительно честно вымогают деньги за то, чтобы не арестовали. Арестовывают за отказ платить. Мой муж, как оказалось, готов был им платить, его партнеры — нет. Где-то за месяц до ареста муж сунул мне в тумбочку конверт, пусть мол, у тебя полежит, а то потеряю. И в момент ареста успел позвонить и сказать: „Конверт“. В конверте была записка для меня: номер его уголовного дела, фамилия следователя и телефон генерала-посредника. Конспираторы хреновы вы, а не мужики. Дело передали другому следователю, а предыдущего отстранили по итогам какой-то там проверки. Так всегда делают, когда вымогательство переходит в другую стадию. Новая следователь, толстая истеричная бабища в звании полковника, подняла таксу в два раза. За себя и за того парня. Я дала. Полтора миллиона долларов США. Аванс. Через посредника, генерал-лейтенанта, того, из конверта. Когда мужа не выпустили, а бабища сказала, чтобы я ей больше никогда не звонила, я собралась в прокуратуру. „Не ходи, — сказали мне адвокаты, — Там был посредник, и посадят, конечно, тебя, за ложный донос. Ничего не докажешь“. Зашла на сайт генеральной прокуратуры, почитала УК — и не пошла. Не хочу сидеть. Its only money.

…

Ах, эти московские суды… А ну-ка, потягайте меня за ложный донос. Я не буду писать в какие-то там мифические квалификационные коллегии. Я знаю вам цену, до копейки. Я здесь напишу, с фамилиями.

Тверской суд был первым в моей жизни и жизни моего мужа. Суд должен был санкционировать его арест. Это было почти год назад. Вот в этом суде я впервые окунулась в судебную атмосферу: знатоки меня поймут. О… Ооооо. За прошедшие со дня ареста моего мужа 10 месяцев я побывала во всех судах Москвы, кроме Зюзинского и Кузьминского, и не горю желанием пополнить коллекцию, хотя, похоже, придется.

Когда нормальный человек приходит в суд, первое, что его сшибает, это запах. То есть вонь. Чемпионы по этому делу (по моему опыту, первенство присуждать не буду), это Пресненский и Тверской храмы правосудия, самую малость отстает Мещанский. Вонь  — это от туалетов. Сотни людей приходят сюда каждый день, на один толчок, мужчины и женщины. Многие, я извиняюсь, ссут просто на лестнице, так гигиеничнее. Судьи имеют отдельный толчок с ключом. Не ссать же им с простыми налогоплательщиками, право слово.

Так вот, Тверской суд, первый мой опыт (наивная была, странно вспомнить). Ну, вонь  — к которой я еще не привыкла, не то, что сейчас. Сижу с адвокатами, волнуюсь еще, ожидая победы здравого смысла. Тут же представитель прокуратуры — усатый мужик сверкает крупным камнем в печатке. Приходит помощник следователя, рыжая бабка в подледниках, с мокрыми подмышками, и на наших глазах, сидя за компьютером судьи, начинает печатать постановление суда. Который еще и не состоялся. До которого еще два часа. Я дергаю адвокатов. Они смотрят на меня сочувственно, но, видя мой напор, начинают снимать процесс на камеру телефона. Бабка говорит: пошли, мол, вон отсюда, суд не дал разрешения снимать. Тут же и суд подоспел. Дело было вечером: первым делом судья сообщила, что ее ждут дома и ей некогда. Потом послушала протесты адвокатов. И — не выходя из зала — зачитала свое решение. То есть решение суда. Выданное ей бабкой. Арестовать. Протесты адвокатов в протокол не вошли. А как же они могли войти, если протокол был напечатан загодя? Ну, уж потом-то я не удивлялась.

Тут же впервые мне предложили купить свидание с мужем. Предложила следователь МВД, бабища-полковник. Деньги брали конвойные. Две тысячи рублей минута. Я была еще неопытная, у меня с собой — кроме денег, здесь иллюзий не было — случилась только вода. Девочки, берите с собой еду — не себе. Кормить надо и мужа, и конвой. Плюс деньги. Впрочем, такса Тверского суда — самая высокая (они прикреплены к Следственному комитету МВД, то есть дважды менты, поэтому дорого). В других центральных судах  — вдвое ниже. В окраинных — вчетверо.

Пресненский суд почти такой же. Такса незаконного свидания — тысяча рублей минута. Вход с крыльца, который слева, если стоять лицом. Без звонка не соваться. Конвойные менты сами позвонят на мобильник, и сами предложат придти. Деньги давать сразу при входе.

Заказчик дела против моего мужа — член Совета Федерации, с неприкосновенностью — открыто сказал мне, что он „простимулировал“ судью и что „за ним присматривают“ представляющие его адвокаты. Сказал, через кого занесли и сколько — не стесняясь. И сколько мужу в связи с этим дадут. Заказчик обещал, что дадут 8 лет. Через несколько месяцев дали ровно 8. Пресненский судья ушел на повышение, в Мосгорсуд, как и обещал член Совета Федерации. Минута в минуту. Как дело закрыл. Думается мне, совпадение. Так и напишу, на всякий случай.

Бережёного бог бережёт, а не бережёного конвой стережёт (русская народная пословица и поговорка).