В России предлагают оставить одну нацию

Сегодня, 10 февраля в Уфе состоится заседание президиума Госсовета по проблемам преодоления ксенофобии и укрепления национального единства. Встреча станет продолжением Госсовета 27 декабря, где эта тема хотя и стала ключевой.

Сегодня, 10 февраля в Уфе состоится заседание президиума Госсовета по проблемам преодоления ксенофобии и укрепления национального единства. Встреча станет продолжением Госсовета 27 декабря, где эта тема хотя и стала ключевой, но возникла спонтанно и без подготовки после серии межнациональных стычек в Москве и других регионах.

В докладе Госсовета говорится про разные подходы к национальной политике. Отмечается, что есть западный подход — мультикультурализм — самостоятельное развитие в одном государстве нескольких этносов и сосуществование в качестве государственных двух и более языков (Швейцария, Бельгия, Канада). Такому подходу противопоставляется советский подход, где создавалась единая нация — советский народ. Отмечается, что после распада СССР возник идеологический вакуум, который стал заполняться этническим национализмом. Предлагается по советскому опыту стремиться к тому, чтобы жители этой страны на вопрос о том, какая у них национальность, отвечали: россиянин. А при желании могли бы добавлять: россиянин татарского происхождения.

Что характерно, премьер Владимир Путин на Госсовете 27 декабря привел в качестве положительного примера методы СССР по сохранению межнационального мира. А вот президент Дмитрий Медведев отверг идею создания специального министерства по вопросам национальностей.

Появится ли у нас национальность «россиянин», рассуждает вице-президент Центра политических технологий Алексей Макаркин.

– Алексей Владимирович, с чего чиновники озаботились «россиянизацией»?

– Это попытка понять, каким может быть ответ на вызов, связанный с беспорядками на Манежной площади, причем, в исторически короткие сроки. Это ситуация, когда ответ требуют здесь и сейчас. Между тем, решается все здесь очень не просто. В последние годы процессы в национальной политике шли в противоположном направлении. Подчеркивалась национальная, региональная идентичность. Неслучайно, когда у нас появился региональный компонент в образовательных программах, местные начальники уделяли особое внимание предметам, которые бы пробуждали региональный патриотизм…

– Может, этот квасной партриотизм не нужен? Посмотрите, как называют себя американцы: есть афроамериканцы, американцы итальянского происхождения, американцы русского происхождения. Почему мы так не можем?

– Понимаете, все американцы объединены вокруг комплекса идей, так сказать, вокруг американской мечты. Это ориентация на успех, самореализацию, индивидуализм – в противовес коллективистским чертам, которые свойственны многим европейским культурам. Причем, это объединение нельзя сконструировать. Да, американская мечта поддерживается пропагандой, поддерживается даже на уровне школьных программ. Но изначально она родилась не из пропаганды, а из естественной жизни.

У нас проблема в том, что идея «давайте все станет россиянами» не опирается на эмоционально-воспринимаемые консенсусные нормы. У нас даже отношение к российскому патриотизму рассудочно-политкорректное: мол, да, правильно, надо любить Родину, уважать национальную культуру и традицию. Но в этом отношении нет души. Показателен пример молодежной сборной России по хоккею. Во время новогодних праздников парни выиграли чемпионат мира, и спели гимн. Они не пели. Они орали вразнобой отдельные фразы без всякой мелодии, как орут по ночам во дворе пьяные подростки, раскачивались, обнявшись и кривляясь, грозили кому-то пальцами и показывали кулаки. Со стороны патриотов это поведение вызвало большие вопросы: насколько приемлемо, когда ТАК поют гимн, насколько это уважительное отношение к одному из государственных символов?

– Но есть что-то, что идентифицирует нас как россиян, например, исторические события?

– На деле мы видим разные оценки таких событий. Например, как «россияне» относятся к Куликовской битве, если это «россияне татарского происхождения»? Или к взятию Казани Иваном Грозным?

В 1990-е у нас уже хотели найти национальную идеею. Чтобы она была сформулирована в коротком и хорошо написанном документе, и чтобы эта национальная идея со временем стала бы чем-то вроде гражданской религии. Но – не получилось. Сейчас, как я понимаю, идет реанимация этих проектов, причем в ситуации дефицита времени.

Думаю, как предложение для обсуждения, принятия и даже некоторого продвижения – идея о «россиянах» не хуже многих других. Но насколько все это будет серьезно воспринять людьми – большой вопрос.

– В СССР к понятию «советский народ» относились вполне серьезно…

– Как раз представители национальных республик значительно сильнее, чем русские, не хотели быть советскими людьми. Это прорывалось. Когда, например, человек из Москвы приезжал в одну из прибалтийских республик, кое-кто вполголоса говорил, что это – оккупант, а многие так думали. С другой стороны, русские считали, что они выше, потому что прибалты – чуть не недобитые фашисты, потому что у них были «лесные братья» даже в то время, когда у нас было все хорошо и народ строил социализм. А снаружи, да, все было прекрасно.

Если повторять этот советский опыт – можно создать некоторую аналогичную конструкцию. Но во времена СССР конструкция опиралась на КПСС, ВЛКСМ, другие структуры: советская мифология была принудительно-консенсусной. В нынешней ситуации, в отсутствии идеологической вертикали и «железного занавеса» конструкция будет куда менее работоспособной.

– Но проблемы-то, поставленные на Манежной, надо решать, так?

– Если мы посмотрим немного дальше, за протестом на Манежной, который внешне выглядит как националистический и ксенофобский, мы увидим серьезные проблемы социального характера. Это неудовлетворенность жизнью, причем, разных групп населения. И ребят с окраин, которые не видят возможности получить приличную, высокооплачиваемую работу, и в итоге маргинализируются. И слоя достаточно образованных ребят, которые смогли устроиться, но не могут самореализоваться, выполняют рутинные функции – и идут в неформальные сообщества.

К решению этих проблем нельзя подходить, выстраивая идеологические конструкции. У меня есть большие сомнения, что удастся сделать всех «россиянами». Этому будет препятствовать и национальная идентичность (как это было в СССР), и отсутствие общей идеи, как у американцев, которая бы объединяла людей. Или у французов. У них нация была сформирована в XVIII веке – путем гражданской войны в Париже, когда осуществлялась унификация, в том числе, с помощью гильотины, и последующей диктатурой Наполеона. В итоге бретонцы, бургундцы, гасконцы стали французами.

Понятно, такой опыт для современной России неприемлем. Поэтому, думаю, будет очередная программа по «россиянизации» населения, можно будет отчитаться, что проведено такое-то количество уроков российского патриотизма, напечатано какое-то количество книжек… А дальше нам придется снова столкнуться с теми же проблемами, что поднимались на Манежной.

Другое мнение

Дмитрий Орешкин, политолог:

– Хорошо, что тема национальных отношений обсуждается, потому что раньше делался вид, будто ее не существует. На самом деле, проблема – одна из важнейших. Россия – многонациональная страна, и в то же время единое государство. В рамках темы нацотношений – тьма разных вопросов, начиная от правовых отношений между людьми разных национальностей, и кончая административным делением и статусом территорий. Все это надо обсуждать, и хорошо, что Госсовет этим занялся.

Другое дело, начали не с того бока. Тут есть два подхода: можно поговорить на заданную тему (что тоже не бесполезно), а можно что-то реально сделать. Реально, например, начать с ответственности госорганов. Нужно, чтобы каждый человек понимал: если он совершит преступление, то будет пойман и наказан. Если же государство из-за коррупции спускает эту проблему на тормозах, нерешенные государством проблемы переходят на уровень национальных общин. И вот здесь начинается самосуд, из разряда «бей чеченцев» или «бей русских». Это – знак недееспособности государства. И мне кажется, именно об этом нужно говорить на Госсовете. Но вместо этого государство предпочитает просто поговорить.