«Российских беспилотников нет»

Российские беспилотные летательные аппараты по всем показателям могли бы оставить позади зарубежных конкурентов. Конструктор, гендиректор компании «2Т-Инжиниринг» Игорь Табачук рассказал «Росбалту», почему этого не происходит.

Более выше 200 беспилотников будут продемонстрированы на выставке «Беспилотные многоцелевые комплексы», которая пройдет 27-29 января в Москве. Беспилотные летательные аппараты (БПЛА) становятся одними из главных героев современных войн. Американская армия активно использует их в  Афганистане и Ираке. В то же время российская армия испытывала острый дефицит в БПЛА во время пятидневной войны в Южной Осетии. О проблемах производства российских беспилотных летательных аппаратов «Росбалту» рассказал конструктор, генеральный директор компании «2Т-Инжиниринг» Игорь Табачук.

 — Игорь Сергеевич, недавно в СМИ появилась информация о том, что Минобороны РФ собирается закупать израильские беспилотные летательные аппараты. При этом сообщается, что российские беспилотники ничуть не хуже, а стоят в 6 раз дешевле. Так ли это? Что можно сейчас сказать о российских БПЛА?

 — Де факто российских беспилотников нет. Разговоры о полуфабрикатах – это не разговоры о беспилотниках. Почему я говорю «полуфабрикаты»? К любому техническому устройству существуют нормативные документы. Они регламентируют технические требования, условия эксплуатации, требования к персоналу… Беспилотник — это летательный аппарат, который может врезаться в другой самолет, может упасть на нефтяную скважину, завод, город. А в России нет нормативных требований ни к людям, которые будут эксплуатировать беспилотники, ни к самим летательным аппаратам.

 — То есть даже если мы закупаем израильские БПЛА, мы не можем их эксплуатировать?

 — В мирных целях – нет. В условиях войны нормативная документация отпадает.

 — Но даже если предположить, что есть правила, считается, что Россия отстает от того же Израиля в авионике. Не получается ли, что зарубежные БПЛА в любом случае лучше?

 — Это басни. Что такое отставание? Если говорить сегодня об авионике, особенно что касается беспилотных аппаратов, у нас есть технологии и мозги, которые способны создать любую аппаратуру. И связь, и системы навигации, и системы управления. И, смею вас заверить, если сегодня свистнуть и сказать: у кого что-то есть – построиться! Десятка два–три организаций положат на стол железяки. Но тут тот же самый вопрос возникает: как оценивать эти железяки? Чтобы говорить о соответствии или несоответствии, нужен набор критериев. Допустим, мы возьмем за точку отсчета характеристики, которыми обладают зарубежные образцы. Уверяю вас, у нас по многим пунктам иностранные конкуренты просто далеко позади.

Для того, чтобы можно было сегодня говорить о чем-то сравнимом, надо сначала исходные данные привести к сравниваемому виду. Что такое уровень наш, что такое уровень их. Да, у нас нет опыта эксплуатации. Потому что израильтяне этим занимаются с 70-х годов. Но кто в Израиле разрабатывает беспилотники, авионику — уж не бывшие ли наши школьники? Спрашивается: откуда этот потенциал израильский вырос? Не на нашей ли базе? Так о чем мы говорим? Наше с их сравниваем или наше с нашим? Наше здесь и наше там – вот вся разница. Но пока еще наше здесь есть, почему нам не тягаться?

И вопрос на засыпку: что конкретно сделано государством, чтобы можно было утверждать, что у нас этого нет и что мы отстаем? Оно дало денег? На сегодняшний день, если говорить о беспилотниках, есть концерн «Вега», которому давали деньги на беспилотники. И что? Больше никто у нас в стране этим не занимается? Есть корпорация «Иркут», аппараты которой использует МЧС. Они не соответствуют каким-то требованиям? Так сформулируйте требования.

 — Есть ли люди, которые способны эти требования разработать?

 — Сто процентов, есть.

 — Насколько для России важно обладать собственными БПЛА?

 — Авиационная промышленность, в том числе, касающаяся небольших беспилотников — это отрасль с высокой степенью мультипликативности, которая вовлекает в работу другие отрасли: материаловедение, двигателестроение, радиосвязь, электронику. Если этого в России нет, то почему мы говорим о том, что мы строим инновационную экономику? На чем мы ее будем строить? На том, чего  нет? А если в России это есть, то почему мы должны вкладывать деньги в чужую инновационную экономику?

Я не исключаю, что информация о покупке израильских беспилотников – это «проверка на вшивость»: делаем вброс, изучаем общественную реакцию, и если никто не реагирует, значит, все хорошо – можно продолжать. Но это вопрос конкретных людей, в конкретных условиях, которые пытаются соблюдать свои конкретные интересы.

 — Очевидно, что Министерство обороны заинтересовано в наличии у него БПЛА. Может ли оно стать тем субъектом, который сдвинет вопрос с мертвой точки?

 — Это сложная комплексная задача, которую нужно решать не силами одного министерства. В данном случае Минобороны, заказав конкретный аппарат одному концерну, не получит объективной картины о ситуации в принципе. Многие вещи находятся в зачаточном состоянии — и не потому что нет денег, а потому что нет смысла вкладывать средства в данное направление. Для примера: некий заказчик А заказал некоему подрядчику Б комплекс воздушной разведки для поиска полезных ископаемых. Но поскольку непонятно, как  эксплуатировать купленные беспилотники, заказчик платить не будет, хотя может. Соответственно, разработчики не будут вкладывать деньги даже в исследования.

Чиновники хотят посмотреть, что уже есть у разработчиков. А те, в свою очередь, готовы что-то делать даже за свои деньги, но только то, что конкретно требуется. А поскольку непонятно, каким требованиям должны соответствовать разработки, то все умирает на корню.

 — Поскольку в России рынка нет, и без единых требований он не появится, возможно ли работать на внешнего заказчика, на экспорт?

 — На внешнего можно, но не продуктом, а проектированием. Вы же прекрасно понимаете, что ни одна страна в мире не заинтересована в том, чтобы Россия торговала конечным продуктом. От России требуется поставка полуфабрикатов, и лучше всего — в виде мозгов. Потому что как только возникает продукт, возникает право на него. И если оно будет принадлежать России, то им это уже неинтересно.

Беседовал Александр Якуба