«Не кашляй в трубку, заразишь!»: репортаж из логова свинского гриппа

«Доктор разрешил снять футболку, послушал легкие, отказался взять кровь и с облегчением объявил, что у Алексея свиной грипп и он может отправляться домой, поскольку этот вирус ничем не лечится… »

Знаете, какую фразу я слышу от всех без исключения родных, друзей и знакомых последние три дня? «Не кашляй в трубку, заразишь!». Между прочим, минимум треть проведавших о моем диагнозе произносит эти слова не просто спонтанно, но и на полном серьезе. Одна знакомая тетка из Литвы аж отсоединилась. Потом, конечно, все берут себя в руки и даже проявляют осторожное любопытство, словно разговаривают с обитателем загробного мира.

А мне в который раз припоминается детский анекдот. Идут две девушки по кладбищу, трясутся от страха. Навстречу — мужик. Они — к нему: «Дядечка, проводи нас, мы покойников боимся!». «Ладно, — говорит дядя. — Пошли, провожу. Хотя и не понимаю: чего нас бояться?».

Так вот, «захрюкали» мы не в Москве, не в Питере, а в сердце шведского королевства, городе Стокгольме. Встреча нашей семьи с вирусом свиного гриппа состоялась в классическом интерьере шведской поликлиники, куда нас загнал страх совсем другой заразы. Дело в том, что у одного ребенка в детском саду, который посещает наша дочка, обнаружился стрептококк. Мы потащили дочь к «микрорайонному» детскому врачу, который принимает в обычной двухкомнатной квартире на первом этаже обычного дома.

В холле, на коврике, стульях и маленькой пластмассовой горке визжат, хнычут и заливаются соплями человек пять малышей. Родители мирно беседуют, одна мамаша подкармливает грудью полугодовалого бэбиса.

 В Швеции не положено вызывать врача на дом, ни ко взрослым, ни к детям. Выезжают медики лишь в случае аварий или крайне опасных для жизни проявлений болезни, и пациент сразу доставляется в больницу. Основные правила гласят: почувствовал себя плохо — отлежись трое суток (больничный лист не нужно предъявлять в первые 7 дней болезни). Если стало полегче — спокойно досиживай до победы. Если «трехдневка» окончилась ухудшением — волокись к районному терапевту, бери талончик и жди в очереди. При больницах, правда, есть отделения неотложной помощи: прихватило ночью, или в выходные — хватай такси и мчись. Только там просидишь подольше — до 8 часов.

Заслоняя нашу девицу от сопливых и кашляющих шведских ребятишек, мы вспоминали московских участковых как далеких светлых ангелов. С какой радостью мы бы заплатили за возможность принять врача в собственной квартире! «Российская система — лучшая! — с надрывом говорил муж дочери. — Вот была у нас на Щелковской доктор Пышкина, лечила твоего братика… ».

В наплывах ностальгии мы легко дождались приема и попросили проверить девчонку на стрептококк в горле. «Да может, он в детсаду у каждого есть! — сказала пожилая врачиха в кофточке и джинсах. — И у воспитателей тоже! Не проверять же всех… Ну, заболеет кто-то — и что? Деточка, ты хочешь показать мне горло?» «Да, — неожиданно сказала Анька. — Хочу!».

 Айболитиха удивилась и взяла мазок из глотки, а потом быстренько осмотрела нашу абсолютно безмятежную девицу (за свои четыре года она видела врача лишь дважды). Сделать «на всякий случай» анализ крови доктор категорически отказалась, несмотря на деликатно озвученную информацию о том, что «мы вообще-то иностранные журналисты, и в случае чего так это дело не оставим» (надо сказать, что анализов Аннушке с роддома не делали — «просто так» не положено).

Через 15 минут медсестра из кухни сообщила нам, что бактерия найдена и мы, если хотим, можем купить антибиотик. А не хотим, так и не надо, само пройдет. Тем более, что и у других членов семьи эта гадость в горле тоже может оказаться, так что дитя опять заразится.

Конечно, мы не вняли голосу рассудка. Более того — сами помчались во «взрослую» поликлинику нашего приличного  спального района, загипнотизиров сестру в регистратуре завыванием «стрептоко-о-кк!». Прием у врача занял 4 минуты на двоих. Мы с мужем стояли рядом, полностью одетые, а эскулап заглядывал нам по очереди в горло. Еще пятнадцать минут в приемной среди пышущего жаром, крехающего и постанывающего контингента  — и нам сообщили, что мы «свободны от инфекции». А ровно через три дня наступила расплата за «паникерство».

Мы-таки что-то подцепили в приемных. «Плохо у нас топят», — заметила я с утра, поеживаясь. К вечеру стало не поднять рук-ног. В голове заворочались камни, наваливаясь на виски и затылок. В глазах зашершавилось. Горло нехорошо среагировало на корку хлеба. Поднялась обида (возможно, симптом сугубо-индивидуальный). И, наконец, заболело сразу все. Температура при этом зашкаливать не спешила, оставаясь в джентльменских рамках. Полазив в Интернете, мы дружно поставили себе диагноз: нас все-таки достал стрептококк, от которого дочка Анька все еще лечилась антибиотиками.

На третий день, когда глотать, кашлять и поворачивать шею с распухшими железками стало почти невозможно, муж пополз на разведку, натянув приобретенную еще давно в Питере голубенькую маску. В приемной на него посмотрели с недоумением. В регистратуре посмотрели еще хуже. Он снял маску. Медсестра сверила его физиономию с фото на удостоверении и записала симптомы. Потом скандинавская девушка вздохнула и твердо сказала: «Алексей! Да это ж у тебя свиной грипп, вон что! Иди домой». Муж потребовал врача и проверки. Врач принял.

Тест из горла показал, что стрептококка нет. Доктор разрешил снять футболку, послушал легкие, отказался взять кровь и с облегчением объявил, что у Алексея свиной грипп и он может отправляться домой, поскольку этот вирус ничем не лечится. «А полоскать? А промывать? А микстуру, чтоб откашливаться?» — забормотал больной. «Водичка, — коротко сказал врач. — Пей побольше водички, и промывай ей все… ». Тут муж вспомнил, что он не один на белом свете и прохрипел: «У меня жена… ». «Очень хорошо, — сказал доктор. — Вместе, значит.

Тоже пусть пьет. Болезнь на две недели. По вечерам — температура до тридцати восьми в течение семи дней. Не тошнит, кстати?». «Интересно, — из последних сил прошипел муж. — Вы анализ не сделали, а диагноз поставили — так как же в Швеции ведется статистика? Мне это как журналисту интересно!» Доктор глазом не моргнул: «А не ведем мы никакой статистики, кроме смертных… кроме о-очень тяжелых случаев. Вот если что… хм… тогда проверим. Так что, поправляйся. Иммунитет потом крепче будет».

Придя домой, взбешенный Алексей развел в стакане российскую соду (с которой нас однажды задержали на финской таможне, решив, что в мешочке — наркотик), а в кружке «распустил» родной фурацилин. Мы дернули по паре таблеток московского арбидола, заели иммуналом и «залакировали» медком с лимоном.

Полчаса спустя мы параллельно лежали на диване, смотрели в потолок и возмущались шведскими врачами без границ. При этом каждый был убежден, что ему хуже. У меня впридачу ко всему заболело правое ухо, а у мужа — зубы. Когда я сказала, что мне тяжело дышать и грудь болит сверху, муж заявил, что у него грудь болит вообще со спины. Еще минут десять мы кашляли и обдумывали этот редкий симптом, а потом, решив публично разоблачить местную шайку убийц в белых халатах, со стонами перевернулись на животы и уткнулись в «ноутбуки».

Первой попалась утренняя статья в «Дагенс Нюхетер» под названием «Зараженный трехлетний ребенок из группы риска скончался двое суток назад». Второй — заметка о смерти от свиного гриппа взрослого мужчины, у которого еще как на грех случился инфаркт.

Под каждым опусом значилась статистика. Под первым стояло, что общее количество смертей от пандемии в Швеции на 3 ноября — 3, а под вторым — что уже 4. Информация о погибшем мальчике начиналась следующими словами: «Трехлетка со свиным гриппом, который после первого посещения врача был отослан домой без оказания помощи, умер в минувшие выходные».

Шведская стратегия состоит в отказе от анализов на грипп при отсутствии серьезных оснований. Оказывается, «судьбоносное» решение было принято еще летом. «Отчасти это вызвано желанием сэкономить на проведениях анализов, отчасти — ограниченными возможностями лабораторий», — объясняют медики.

«В первую очередь мы основываемся на клиническом диагнозе (то есть, определении болезни районным врачом со слов пациента -Н.Г.), в обычных случаях никаких проб не берется », — заявил главный врач Стокгольмского губернского управления Хенрик Альмквист. Дело погибшего мальчика будет тщательно расследовано — но лишь потому, что он по ряду причин принадлежал к группе риска.

Наша идея написать по-шведски разоблачительную статью накрылась одеялом. С тех пор прошли сутки. У мужа стало побаливать сердце, у меня разгулялась позабытая было бронхиальная астма и вскочил матерый прыщ на щеке. Очень надеемся, что у нас в конце концов не придется брать анализ.