Literary Review, обнародовало шорт-лист 2009 года, за худшие описания секса в художественной литературе

"Поцеловав ее горячий мягкий рот с легким синяком в уголке, он сразу понимает, что она была с другим мужчиной, и совсем недавно, — этот привкус рыбьей слизи и опилок, пусть почти неуловимый, ни с чем не спутаешь, — и он не сомневаетс

Жюри антипремии, которую присуждает английский журнал Literary Review за худшие описания секса в художественной литературе, обнародовало шорт-лист этого года. В список попали новые книги таких известных авторов, как Филип Рот, Джон Бэнвилл, Амос Оз, Пол Теру и Ник Кейв. Не обойдены вниманием и скандальные «Благоволительницы» Джонатана Литтелла — роман, написанный американским автором по-французски от имени офицера СС. Но, по мнению жюри, неудачные описания секса можно найти и у менее именитых писателей.

The Guardian публикует отрывки из откровенных сцен, которые вызвали наибольшее раздражение экспертов.

Филип Рот в романе «Усмирение» описывает садомазохистские игры с участием героя и двух женщин. «Это была уже не мягкая эротика. Уже не ласки и поцелуи двух раздетых женщин в постели. Теперь в этом было что-то первобытное: насилие женщины над женщиной в комнате, наполненной тенями. Пиджин была волшебным гибридом шамана, акробата и животного. Казалось, между ног у нее маска, странная маска-тотем, превратившая ее в существо, которым ей быть не полагалось. Она запросто могла оказаться вороной или койотом, одновременно оставаясь Пиджин Майк».

Джон Бэнвилль в «Бесконечностях» повествует о встрече персонажа с некой Альбой, которая сбросила с себя платье одним движением и поволокла за собой, как тореро — плащ: «Поцеловав ее горячий мягкий рот с легким синяком в уголке, он сразу понимает, что она была с другим мужчиной, и совсем недавно, — этот привкус рыбьей слизи и опилок, пусть почти неуловимый, ни с чем не спутаешь, — и он не сомневается, что это рот энергичной уличной женщины. Ему все равно».

Герой Амоса Оза («Рифмуя жизнь со смертью») самоотверженно, как подчеркивает автор, доставляет удовольствие любовнице, направляя ее наслаждение, точно «корабль в порт приписки». «Он чувствует волны, пробегающие по ее коже, словно превратился в чувствительный сейсмограф, который перехватывает и мгновенно расшифровывает реакцию ее тела и претворяет эти открытия в умелое, аккуратное судовождение, предвидя и предусмотрительно огибая каждую мель, держась подальше от всех подводных рифов, сглаживая все грубости, кроме той медленной грубости, которая входит и выходит, входит, проворачивается и выходит, входит, гладит и выходит, и заставляет ее трепетать всем телом».

У персонажей Сенджиды О’Коннелл („Нагое имя любви“) дело поначалу идет туго: „Он почувствовал, что им не хватает какого-то ключевого ингредиента; она участвовала в акте лишь частично“. Но героиня показала герою, что надо делать, и он почувствовал, что „висит в глубокой зеленой воде, о его тело разбиваются волны, а до чистого широкого берега можно доплыть несколькими медлительными взмахами“.

В триллере Пола Теру „Мертвая рука: преступление в Калькутте“ повествователь осваивает язык тантрического секса: «Она прижала к моим вискам ладони и пригнула мою голову книзу, к своим благоухающим бедрам. „Йони пуджа — молись, молись у моих ворот“.

Персонаж романа Ника Кейва „Смерть Зайки Монро“, как и следовало ожидать по названию, не чужд некрофилии: „Он чувствует, как постепенно замирает ее умирающее сердце и видит, как на коже черепа, под жидкими, распрямленными утюжком волосами, сгущается голубизна“.

Джонатан Литтелл описывает, как его герой уложил любовницу на гильотину. „Я поднял люнетту, заставил ее вставить в люнетту голову и опустил защелку на ее длинную шею, аккуратно откинув в сторону густые волосы“. Он угрожает отрубить любовнице голову и вскоре чувствует разрядку: „Это сотрясение опустошило мой мозг, точно ложка, вычерпывающая изнутри сваренное всмятку яйцо“.

Персонаж Энтони Куинна (роман „Спасатель“), напротив, обращается с женщиной и ее одеждой учтиво, но кое-что его раздражает: „Его руки ласково прикоснулись к острым выпуклостям ее бедренных костей и потрогали пуговицы на боку ее юбки, с которыми, как он ожидал, будет сложно, если только не… У него было ощущение, что он пробирается сквозь вуали, падает вниз головой туда, где все обнажится, и перспектива медлить, возиться с очередными пуговицами была невыносима“.

Герой романа „Любовь начинается зимой“ Саймона Ван Буи ощущает: „Тело Ханны раздувалось, переваривая все, что я мог дать. В эти финальные моменты мы существовали, слившись безраздельно, — все воспоминания аннулированы желанием, которое принадлежало нам, но и управляло нами. Потом мы замерли недвижно, точно единственные два корня на весь лес“.

И, наконец, Бобби и Джорди — пара из романа „Десятиэтажная любовная песнь“ Ричарда Милуорда. „Бобби раздвигает ее полированные сосновые ноги и засовывает руку ей под юбку: у ее манды какая-то вечерняя тень, похоже на подушечку с иголками, но губы приятные и скользкие, и он натирает ее смазкой по кругу, то по часовой стрелке, то против, то выписывая восьмерки, пока Джорди не начинает трахать воздух, с наслаждением суча ногами. Тут Бобби начинает торопливо ощупывать ковер в поисках Мистера Гондона, и пять-шесть разноцветных „дюрексов“ разлетаются во все стороны, и вскрыть упаковку ему трудно, и Джорджи приходится раскатать Мистера Гондона по его Мистеру Пенису и помочь ему вставить Мистера Пениса в Миссис Вагину“.