Пойдет ли Медведев по стопам Горбачева?

Безопасность Соединенных Штатов по-прежнему зависит от решений, принимаемых в Москве, о чем свидетельствует тот факт, что президент Обама в своем обращении к нации подчеркивал важность договора об ограничении стратегических вооружений, который должен быть подписан с Россией. В свою очередь, эти решения определяются развитием внутриполитической ситуации в России. Главный вопрос состоит в том, начнет ли все более радикальная риторика президента Дмитрия Медведева перерождаться в политику, решительно порывающую с курсом его предшественника и нынешнего премьер-министра Владимира Путина.

Может ли 2010 год стать эквивалентом 1987 года Михаила Горбачева — года, когда, после двух лет пребывания в Кремле и невзирая на очень мощную оппозицию консерваторов, Горбачев начал ликвидировать тоталитарный контроль над политикой, провозгласив гласность и демократизацию?

Как и Горбачеву в 1987 году, Медведеву приходится нелегко. Его выступления по-прежнему отравлены напыщенностью и откровенной пропагандистской ложью путинизма. Более того, в отличие от Горбачева, который, занимая должность генерального секретаря Коммунистической партии, обладал огромной властью, Медведев свою власть словно одолжил у Путина. Как если бы Горбачев правил под присмотром Леонида Брежнева.

И все же совершенно очевидно, что в последние месяцы президент России не только отмежевался от ключевых постулатов путинизма, но и бросил им прямой вызов, фактически подрывая легитимность унаследованного им политического и экономического порядка. Критические нотки достигли особой концентрации в его сентябрьской статье «Россия, вперед!», размещенной в оппозиционном интернет-издании Газета.ru, и были повторены, наряду с пропагандистскими клише, в его ноябрьском обращении к российскому парламенту.

Медведев назвал российскую экономику «хронически отсталой», примитивной и зависящей от экспорта природных ресурсов. Система «в значительной степени игнорирует» потребности народа, а бизнес не изобретает и не создает новые технологии, торгуя вместо этого сырьем и импортными товарами. Конкурентоспособность товаров российского производства на мировых рынках «крайне невысока». Низка и производительность труда, равно как и качество «полусоветской» социальной сферы.

Повсеместно распространена коррупция, продолжает Медведев, а люди практически беззащитны перед «произволом, несвободой» и порожденным коррупцией презрением к закону и судам. Широко распространенные «патерналистские настроения» ведут к безынициативности и дефициту новых идей в «архаичном обществе», в котором «вожди» думают и решают за всех.

Кроме того, Медведев призывает преодолеть «обидчивость, кичливость, закомплексованность, недоверие и враждебность» в отношениях с ведущими демократическими странами и выступает за отход от политики конфронтации и самоизоляции.

Однако самый значительный, хотя и мало замечаемый риторический разрыв российского президента с путинизмом касается проблемы модернизации. Его заявления равносильны отказу от выбора, сделанного Путиным. Во-первых, он написал, что нефть и газ не могут быть основанием и мотором долгосрочного благосостояния и прогресса. Подлинно великое современное государство не может быть построено на нефтедолларах. Вместо этого, как Медведев повторил в своей ноябрьской речи, Россия должна развивать «умную» экономику, основанную на знаниях. Кроме того, он отверг «классическую» модель экономической модернизации России, при которой — от Петра Великого до Сталина (наследником которых с гордостью считает себя Путин)  — индустриальный прорыв сопровождался расширением контроля государства над обществом.

В своем, пожалуй, самом эмоциональном выступлении — видеообращении от 30 октября под заголовком «Память о национальных трагедиях так же священна, как память о победах», размещенном на личном блоге президента, — он осудил ползучее обеление Сталина и сталинизма при Путине, объявив, что никакие «государственные интересы» не могут оправдать «уничтожение собственного народа» и «миллионы искалеченных судеб».

Вместо этого модернизация, как ее видит Медведев, должна быть основана на гуманистических ценностях, свободе, личной ответственности и индивидуальном успехе. Россия должна доказать себе и миру, заявил он в своем ноябрьском выступлении, что страна может достичь успеха, осуществляя модернизацию иного рода: не принуждением, а убеждением, не подавлением, а созданием возможностей для раскрытия творческого потенциала каждого человека, не страхом, а личным интересом. Пожалуй, в его последних выступлениях и записях в блоге чаще всего встречаются слова «свобода» и «свободный».

Между тем реакция Путина (и весь «расклад» между ними) остается вопросом на миллион долларов. Может быть, это просто игра в доброго и злого полицейского, которой отвлекают народ в преддверии возвращения Путина на пост президента в 2012 году? Или указание на то, что элита осознала, что «модель вертикали власти», то есть доминирования Кремля над политикой и, во все большей степени, экономикой страны, исчерпала себя, и нужна очень постепенная либерализация для того, чтобы вновь зажечь частную инициативу как двигатель экономического роста?

Ответ известен только Путину.

Пока Путин, остающийся более популярным в народе, чем Медведев, следует классической стратегии игнорирования критики своего младшего партнера. Он никогда прямо не конфликтует со своим протеже, сохраняя фасад единодушия. Однако отповедь — словом или делом — Путин дает немедля.

Так, когда Медведев и его главные советники намекнули в июне на скорое вступление России во Всемирную торговую организацию, Путин через несколько дней объявил, что Россия будет вступать в нее в качестве члена «Таможенного союза» Россия-Белоруссия-Казахстан — то есть не в обозримом будущем. И в тот самый день, когда Медведев опубликовал свою статью «Россия, вперед!», Путин заявил группе журналистов и экспертов, что политика и экономика России «полностью соответствуют международным стандартам».

Такой риторический бой с тенью не может продолжаться до бесконечности. Как и Горбачев, Медведев вскоре поймет, что прогресс — экономический, политический и социальный — невозможен без восстановления минимального доверия между государством и обществом, властью и народом.

Это будет непростой задачей. Самая вредоносная часть наследия путинизма — это всеобщий цинизм, порожденный ежедневным бессилием в условиях лжи, коррупции и жестокости. Это отношение отражает реакция независимых российских СМИ (каковые, по большому счету, остались только в Интернете) на риторическое наступление Медведева: осторожно оптимистичные комментарии значительно перевешиваются скептицизмом или даже откровенным насмехательством в связи с вопиющим расхождением между словами и делами.

Какими могли бы быть дела Медведева? Горбачев начал с того, что в декабре 1986 года освободил Андрея Сахарова из горьковской ссылки. Медведев мог бы, например, помиловать бывшего ведущего российского предпринимателя Михаила Ходорковского, который может провести до 22 лет в тюрьме по надуманному обвинению. Необходимо привлечь к ответственности убийц оппозиционной журналистки Анны Политковской и судить организаторов (а не только исполнителей) убийства на открытом процессе.

Должно быть проведено расследование местных «выборов», проведенных в октябре с вопиющими нарушениями закона; необходимо выполнить данное в послании Федеральному Собранию обещание об аудиторских проверках (и последующей приватизации) государственных корпораций, созданных Путиным по образцу «Газпрома» и «Роснефти» и считающихся средоточием коррупции и неэффективного управления. Медведев должен, наконец, провести достоверное и полное расследование взрывов 1999 года в жилых домах, которые, по словам критиков, были организованы спецслужбами для оправдания вторжения Чечню и укрепления популярности Путина.

И, что, пожалуй, самое важное, он должен ослабить и, в конечном итоге, отменить кремлевскую цензуру на телевидении, дав россиянам возможность узнавать о реальном положении дел.

Если Медведев действительно намерен идти по стопам Горбачева, то его риторика должна стать прологом к действиям. В 2010 году за его гласностью должна последовать политика перестройки — иначе ему грозит полная утрата политической значимости.

Автор: Леон Арон, директор программы российских исследований Американского института предпринимательства. «Los Angeles Times» (США). Перевод: «Голос России»