Миф о «Великой Отечественной»

Похоже, «войну» за память мы проиграли. Хочется надеяться — не безнадежно. Но… Честно говоря, с трудом верится, что когда-то в этой «войне» мы станем победителями.

Особенно ощутимым наш проигрыш «войны» за память становится в канун советского «дня победы». При случае хочется напомнить, что 9 мая — праздник, который сотворил «отец Сталин». В Европе победу над фашистской Германией празднуют на день раньше. Но советские люди — не европейцы. Поэтому не должны с европейцами праздновать те же праздники в одно и то же время.

Празднование «сталинского» 9 мая в том виде, в котором оно происходит в Украине, вероятно, один из самых ярких симптомов нашего беспамятства. О Второй мировой войне не только рядовой, но и образованный украинец знает крайне мало. В его сознании по-прежнему царит сталинско-брежневский стереотип «Великой Отечественной», выращенный на мифах, часто далеких от реалий. Начинала эта мифология создаваться еще во времена Второй мировой, когда советские художники рисовали красноречивые плакаты, писали песни, литературные произведения, снимали фильмы, цель которых была мобилизировать советских людей на борьбу против фашизма. В этих произведениях часто желаемое выдавалось за действительное. Однако это можно и понять, и оправдать. Шла война, существование «социалистической Родины» было поставлено на карту. Поэтому все средства были хороши, в том числе идеологические.

Создание мифов продолжалось и после войны. Но тут уже сработали другие факторы. Советские воины побывали в странах Европы, увидели, что в «мире капитала» люди живут лучше, чем в «стране трудящихся». Поэтому необходимо было утвердить мысль о более высоком статусе советских людей по сравнению с европейцами. Типичным идеологическим продуктом, выполнявшим эту задачу, можно считать трилогию О. Гончара «Знаменосцы», хорошо известную старшему поколению.

Для описания событий Второй мировой войны в СССР была даже создана специальная терминология. Термин «Вторая мировая война» в литературе почти не фигурировал. Зато появился с благословения «отца Сталина» термин «Великая Отечественная война». Творцы этой идеологемы обращались к представлениям об Отечественной войне в 1812 г. Для них было важно доказать, будто в 1941-1945 гг. народы СССР, как и в 1812 г. россияне, защищали свою землю, а не жестокие режимы, державшиеся на насилии.

Однако не только этой задачей ограничивалась идеологема «Великой Отечественной». Специально акцентируя внимание на событиях советско-германской войны 1941-1945 гг., авторы этого термина отводили внимание от событий начала Второй мировой войны, когда в 1939-м — в первой половине 1941 г. СССР был союзником гитлеровской Германии, и советские воины действовали заодно с солдатами Вермахта. Ведь Вторая мировая война началась с нападения на Польшу не только Германии, но и Советского Союза в сентябре 1939 г.

У нас, как правило, «забывают» об этом факте, как и о том, что Красная и немецкая армии совместно били поляков, проводили военные парады в 1939 г., «делили» беженцев на оккупированной территории Польши. Как, в конце-концов, у нас «забывают» и много других фактов о Второй мировой — о расстрелах тысяч людей в тюрьмах западных регионов СССР в первые дни «Великой Отечественной», о массовом дезертирстве советских солдат в начале войны, которые не хотели защищать власть большевиков; о штрафбатах, воины которых под дулами автоматов шли в атаку; о «военных гениях» типа маршала Жукова, воевавших не умением, а количеством…

Конечно, официальная правда о войне, которая формировалась в СССР, заметно отличалась от правды тех людей, которые ее прошли. Вспоминается один разговор еще с советских времен, непроизвольно подслушанный в тамбуре вагона во время перекура. Было это как раз в канун Дня Победы. Молодой человек, насмотревшись киноагитации типа «Освобождение» или «Солдаты свободы», был убежден, что мы, советские, жалели своих солдат, в отличие от немцев, которые бросали на фронт даже безусых юношей. Старший же мужчина, участник «Великой Отечественной», бросил ему: мол, что ты знаешь, это нас не жалели, для генералов мы были пушечным мясом.

Однако такую правду можно было говорить разве что в тамбуре вагона или на кухне. Иначе — можно было поплатиться. Мой отец успел повоевать как воин советской армии в 1944-1945 гг., два года был также в оккупационных войсках в Германии. И то, что он рассказывал о войне и о своем пребывании в оккупационных войсках, не совсем соответствовало той картинке, которую предлагала советская пропаганда. Буквально лишь за какие-то два месяца до смерти (очевидно, чувствуя ее близость) отец рискнул рассказать мне о некоторых свои приключениях в начале «Великой Отечественной». О них боялся говорить — даже тогда, когда распался Советский Союз. Настолько сильной была инерция страха! Хотя, если разобраться, в этом рассказе не было чего-то «крамольного» — типичная для того времени ситуация. Тогда моего отца, которому едва исполнилось 18 лет, и который работал на одном из заводов Харькова, забрали в Красную армию. Таких, как он, парней, необученных военному делу, запаковали в вагоны и увезли на фронт. По пути эшелон разбомбили немцы. Новобранцы, оставшиеся в живых, в том хаосе разбежались. Их можно было считать дезертирами. А это — расстрел. Кстати, когда моего отца в 1944 г. по-новому призвали в армию, то в первый же день для него и других новобранцев устроили показательный расстрел солдата. Именно страх был едва ли не главным фактором, на котором держалась советская армия (в конечном итоге, как и вся советская система).

Конечно, были периоды, когда страх понемногу проходил. Например, во времена «оттепели» конца 50-х — начала 60-х годов. Именно тогда начала появляться другая правда о «Великой Отечественной». Уже упоминавшийся О. Гончар пишет роман «Человек и оружие», где обрисована картина войны, отличавшаяся от картинки идиллических «Знаменосцев». Однако оттепель длится недолго. С середины 60-х начинается новое закручивание гаек — преследование диссидентов, усиление идеологической цензуры. Вдруг появляются «разоблаченные» бандеровцы, над которыми устраиваются показательные суды. И раздуваются мифы о «Великой Отечественной».

Кстати, прослеживается четкая закономерность. Чем выше на щит поднимается миф о «Великой Отечественной», тем сильнее в стране ограничиваются свободы. Этот миф стал едва не национальной идеей в Беларуси, где демократия давно уже почила в Боге. Сейчас этот миф уверенно шагает по территории России-матушки, в которой запросто разгоняют митинги несогласных. Теперь, очевидно, очередь дошла до нас.

Именно во времена брежневского застоя, так сказать мягкого тоталитаризма, «День Победы» стал красным днем календаря. Массово продуцировались монументы воинам-освободителям, появились новые художественные произведения, писались мемуары, снимались кинофильмы о войне, проводились как будто научные исследования. Хотя задача последних была не открыть исторические факты, а, скорее, скрыть их. Возьмите любую научную монографию о событиях «Великой Отечественной», написанную в СССР с конца 60-х — до конца 80-х гг., и попробуйте понять логику описываемых событий. Боюсь, сделать это вам будет сложно.

Своеобразным идеологическим ноу-хау времен застоя стало создание местных героев «Великой Отечественной». Их получили областные центры, даже отдельные райцентры. Было в этих культиках немало сомнительного. В те годы мне довелось проживать в Луцке. Бывая в старом городе, я так или иначе сталкивался с памятником местной героине Паше Савельевой. Стоял он на пути от замка Любарта до бывшего монастыря бригидок. В последнем во времена Второй мировой (при Советах и при немцах) была тюрьма. По официальной версии, россиянка П. Савельева прибыла в Луцк после «золотого сентября» 1939 г. Работала в банке, была оставлена после отступления советских войск для работы в подполье. Незадолго до нового прихода большевиков ее схватили немцы и посадили в тюрьму. Тут же ее замордовали. Перед своей кончиной П. Савельева будто написала на стене тюрьмы слова: она отдает жизнь, чтобы ее родина стала свободной. Правда, в разных книжечках о П. Савельевой ее предсмертное послание почему-то звучало по-разному. Поэтому закрадывалось сомнение: писала ли вообще что-либо подобное героиня. Уже во времена независимости появились сообщения, будто эта советская подпольщица сотрудничала с немцами и убежала с ними. Так ли это на самом деле — не берусь судить. Это очень запутанная история. Однако сомнений нет: настоящая П. Савельева и ее героический образ  — вещи разные.

Легенда о П. Савельевой, кроме героизации советского подполья, которое на Волыни было маргинальным явлением (потому что действительно массовым подпольем здесь было подполье националистическое), имела еще одну идеологическую нагрузку. Не зря ее памятник находился в старом городе. Даже во времена застоя хранилась приглушенная память о том, что в начале советско-германской войны в луцкой тюрьме, как и в других тюрьмах Западной Украины, большевики расстреливали узников. Памятник же П.  Савельевой, рассказы о ее мученической смерти в луцкой тюрьме будто затеняли эти варварские преступления.

Не с такой ли целью был создан миф о Брестской крепости-герое? В советское время к ней массово возили людей на экскурсии, рассказывая о красноармейцах, которые первыми приняли удары фашистов. Несколько лет назад я побывал в Бресте. Экскурсовод без особенного энтузиазма изложила версию героической обороны. Я спросил ее, насколько эта версия отвечает реальности. В ответ услышал: судить об этом трудно; она пробовала сама докопаться до правды, интересовалась этими событиями у старших людей, которые жилы во время войны в Бресте, однако никто не помнил о какой-то героической обороне.

А недавно на белорусском телеканале «Белсат» продемонстрировали документальный фильм, в соответствии с материалами которого получается, что использовалась Брестская крепость как тюрьма. Когда началась война, здесь энкаведисты начали расстреливать узников. Вот такая была «героическая оборона».

Культивирование военного героизма во времена застоя доходило до абсурда. Кое-кто, вероятно, помнит такой бестселлер тогдашнего генсека КПСС Л. Брежнева, как «Малая земля». Эту книжечку придирчиво изучали на разных политзанятиях, придумали песенку «Малая земля», которая гремела по радио и телевидению, а Новороссийск стал еще одним городом-героем. И все это делалось, чтобы прославить «дорогого Леонида Ильича», сделать из него героя «Великой Отечественной». Даже некоторые седовласые ветераны, наблюдая за всем этим, ворчали: какая там Малая земля, кто слышал о ней во время войны! Но позвольте, товарищи, кто тогда слышал об обороне упоминавшейся Брестской крепости, о краснодонцах, о других «раскрученных» героях… По большому счету, это такие же мифологемы, как и Малая земля.

Однако после застоя в СССР началась перестройка, и опять стала всплывать на поверхность другая правда о «Великой Отечественной». Есть сейчас немало доступных документальных материалов, которые позволяют более адекватно воспринять и осмыслить события Второй мировой войны на постсоветском пространстве, в т.ч. и на территории Украины. Другое дело — хочет ли большинство украинского общества узнать эту правду. Симптоматическим в этом плане является «дело С. Бандеры». Не собираюсь комментировать действия бывшего президента относительно присвоения С. Бандере звания Героя Украины. Лучше было бы вместо эффектного символического акта потратить реальные, несимволические средства на то, чтобы рассказать «советским украинцам», кто такой С. Бандера и бандеровцы, что они боролись не только против «санационного» режима межвоенной Польши и большевизма, но и против гитлеризма. Если бы пан В. Ющенко открыл в бывшем немецкого концлагере «Заксенгаузен» мемориальную доску (а лучше — памятник) С.  Бандере, тогда бы «вся Европа» вместе с «советскими украинцами» узнали, что лидер украинских националистов был политзаключенным фашистов, и тогда бы не было абсолютно глупых истерик по поводу сотрудничества С. Бандеры с фашистами. Да, был короткий период, когда бандеровцы были союзниками гитлеровской Германии, надеясь, что с ее помощью удастся создать независимую Украину. Но, господа и товарищи, разве перед Второй мировой и во время этой войны не сотрудничали с фашистами либеральные демократы Запада или советские коммунисты? Давайте вспомним Мюнхенский заговор, который стал прелюдией Второй мировой, или Пакт Молотова -Риббентропа.

К сожалению, по большому счету, мы, украинцы, так и не осмыслили, что для нас значила Вторая мировая война. Большинство в этом вопросе и дальше пользуется идеологическим секонд-хэндом советских времен. А роль Украины во Второй мировой войне в действительности уникальна. Ведь украинцы первыми еще до официального начала войны с оружием в руках выступили против фашизма и последними закончили воевать против большевизма, который вместе с Германией развязал Вторую мировую войну.

Сразу после Мюнхенского заговора, когда Чехословакия была отдана на откуп фашистам, не чехи или словаки, а именно украинцы Закарпатья, которое входило в состав этого государства, восстали с оружием в руках. Но кто у нас знает о Закарпатской Украине! Как и о том, что в войске Польском, которое в сентябре 1939 г. воевало на два фронта против двух тоталитарных режимов, гитлеровского и большевистского, значительный процент составляли украинцы. Для меня лично это не «книжная информация». Таким был муж моей тети, которого взяли в плен польским солдатом и замучили на смерть в немецком концлагере.

Когда же у нас говорят о Второй мировой войне, то акцентируют внимание преимущественно на действиях советских войск, в рядах которых воевали и украинцы. Да, мы должны помнить о них. Но ни они, ни украинские солдаты войска Польского не воевали за украинское дело. В бой шли они или «за родину, за Сталина», где тиран отождествлялся с родиной, или за Польшу. И это большая трагедия украинцев времен Второй мировой.

В действительности украинской армией в то время, нравится это кому-то или нет, была Украинская Повстанческая Армия. Конечно, при желании в ее деятельности можно отыскать «темные пятна», что, кстати, успешно делала советская пропаганда. Правда, найдете ли вы какую-то «незапятнанную армию» времен Второй мировой? Войны же не ведутся в белых перчатках!

Когда мне удалось пересмотреть сотни уголовных дел против уповцев, я был удивлен. Оказывается, эта армия воевала не только и, возможно, не столько оружием (потому что какое оружие было у партизан!), а часто словом. И в подполье, которое обнаруживали энкаведисты, находили в основном не оружие, а пропагандистскую литературу. Но опять же, кто об этом знает. Как и то, что УПА, не имея никакой поддержки извне, воевала на несколько фронтов  — против гитлеровцев, Армии Краевой, в конце концов, против большевистского тоталитаризма. И эта неравная борьба длилась почти до смерти Сталина. Даже очутившись в советских концлагерях, уповцы организовывали восстания, самым известным из которых было Норильское.

Такой армией должна была бы гордиться любая нация, у которой развито чувство собственного достоинства. Однако украинцы, похоже, к таким нациям не принадлежат. Ведь воины УПА у нас по-прежнему «вне закона». Зато большинство украинцев свято верят в мифы «Великой Отечественной».

И буквально несколько слов постскриптум. В период глубокого застоя, в начале 80-х, мне довелось много общаться с литовцами и эстонцами. Меня удивляло, с каким уважением говорили они (тогда!) о националистическом подполье Западной Украины периода Второй мировой. Мои друзья-прибалтийцы помнили эту историю, как помнили историю своего вооруженного сопротивления большевикам. Ныне Литва и Эстония в составе Евросоюза, а уровень жизни там заметно отличается от того, которые у нас и в других странах «постсоветского лагеря». Вот и подумалось: наверное, дело не в экономике, которая, в конечном итоге, является результатом человеческих действий, а в нашем сознании. И в нашей памяти. А еще — в самоуважении.

Автор: Петр Кралюк, «День»