Российская милиция глазами граждан: чем экранный милиционер отличается от настоящего

Би-би-си: Некоторые критики предполагают, что сериал появился не случайно. Что был госзаказ на создание нового образа милиционера… Никакого заказа не было. Не то что государственного, даже частного. Потом уже, в начале 2000-х появился телев

Режиссер Дмитрий Светозаров: «В эту лужу улыбнулся дьявол»

Более десяти лет с экранов российских телеканалов не сходит детективный сериал «Улицы разбитых фонарей» (имевший и другое название – «Менты») о жизни и работе питерских милиционеров. В 1999 г. телесериал был удостоен премии «ТЭФИ».

Автором идеи сериала был продюсер Александр Капица. А режиссеров было несколько. Одни из первых серий в конце 1990-х годов снял режиссер и сценарист Дмитрий Светозаров.

О работе над этим сериалом, о новом экранном образе милиционера и об истинном облике современного сотрудника российских правоохранительных органов с режиссером беседовал корреспондент Русской службы Би-би-си Валерий Панкрашин.

Дмитрий Светозаров: В силу многих обстоятельств, по большей части случайных, я вошел в когорту режиссеров, начинавших сериал «Улицы разбитых фонарей», которому было суждено стать заметным событием в массовой культуре России конца 1990-х.

Так все сложилось – эпоха девяностых годов, поиск нового киноязыка, новые герои, новые исполнители. Как сказал Станиславский актеру Михаилу Чехову: «Ты – лужа, в которую улыбнулся Бог». Наш сериал был той самой «лужей», в которую, если не улыбнулся, то подмигнул нам Бог.

А успех у сериала был грандиозный! Одно время я был его художественным руководителем и ездил с актерами по городам России. Это было какое-то сумасшествие – толпы народа приходили на встречи с нами. В том числе и милиционеры, и даже криминальные авторитеты.

Никакого заказа

Би-би-си: Некоторые критики предполагают, что сериал появился не случайно. Что был госзаказ на создание нового образа милиционера…

Д.С.: Никакого заказа не было. Не то что государственного, даже частного. Потом уже, в начале 2000-х появился телевизионный заказчик. А до этого никого не было.

История была следующая. Сын продюсера Александра Капицы, Кира купил в привокзальном ларьке тоненькую книжечку Андрея Кивинова. Прочитал и сунул отцу: о, классная вещь! Сашка Капица прочитал, и у него родилась идея. Он где-то раздобыл деньги, какие-то копеечные. И стал сам это реализовывать.

Вы не можете представить себе того развала, что был на студии «Ленфильм» в 90-е годы. Студия представляла собой руины, неосвещенные, с выломленными дверями, с разграбленными офисами. Это была эпоха тотального коллапса в российском кинематографе – ничего не снималось.

И тогда я, занимавшийся рекламой, узнал, что на «Ленфильме», где-то в одной комнатке ютится Александр Капица, который снимает для телевидения какие-то мини-серии. Снимает не на кинопленку, а на видеокамеру. Стоимость одной серии — что-то там, 7-8 тысяч долларов.

Было какое-то ощущение, как говорил мой покойный батюшка – классик советского кинематографа Иосиф Хейфиц, — «любительская студия завода Вулкан». В общем, это было на уровне не просто самодеятельности, а такого стихийного, почти челночного бизнеса 90-х годов.

Когда были сняты первые восемь серий, они долгое время лежали невостребованными. Но потом появилась одна из зарождающихся структур Гусинского (телеканал ТНТ). Они посмотрели эти серии и вложили какие-то свои деньги.

Би-би-си: То есть это был риск, который успешно оправдался?

Д.С.: Когда у барона Ротшильда, того, самого первого, с которого все началось, спросили в чем причина успеха, он сказал, что дело надо начинать в нужное время, в нужном месте, с нужным партнером.

Первые две серии снимал Александр Рогожкин. Он, кстати, отобрал и актеров, которые до этого были безвестны. В ту пору не снималось ничего. И десятки, сотни первоклассных питерских актеров были забыты. Они были нищими. И сериал дал возможность актерам получать хоть какие-то деньги, на которые можно было жить. А потом, когда этот сериал появился на телеэкране, они стали знаменитыми.

Почему я согласился на приглашение Саши Капицы? Для меня это была возможность в 1990-е продолжать существовать как профессионалу – я не говорю «как художнику», потому что ненавижу высокие слова. Но это была возможность реализовать то, что никогда иначе я бы не смог сделать.

Поэтому, получив возможность, я стал моментально всовывать туда то, что мне невозможно было реализовать другим способом. Если говорить строго, ни одна из моих серий «Ментов» сериями сериала не является. Это самостоятельные фильмы.

Американский образец

Би-би-си: Почему, помимо «Улицы разбитых фонарей», появилось и второе название – «Менты»?

Д.С.: Если я не путаю, «Менты» — это был ассоциативный перевод названия американского сериала Cops. Из этого американского образца, кстати, были извлечены основная стилистика для нашего сериала, характеры людей, которых мы видим как бы за кулисами, вся правда о работе милиционеров – тяжелая, каторжная, грязная, жестокая.

Вот такие две-три мысли были извлечены из сериала Cops, и моментально история уже о российских правоохранителях закрутилась и обросла собственным мясом.

Би-би-си: И новый образ милиционера стал кардинально отличаться от образа советской эпохи…

Д.С.: В 1990-е миф о сотруднике правопорядка внутри общего советского тоталитарного мифа не просто распался, он с новой реальностью полностью не совпадал. И, по видимости, возникло интуитивное желание этот миф чем-то заменить, сконструировав новый миф. Но меньше всего мы думали о «положительном образе» милиционера.

Новый образ «мента» (кстати, то, что он стал называться «ментом» — уже знак) родился, грубо говоря, от противного. Если милиционер советского кинематографа был «стопроцентным гражданином», безупречным, лишенным каких-либо признаков индивидуальности, то наш новый герой стал нести на себе печать живого российского гражданина той поры. Он был, мягко говоря, выпивохой, наивным, не очень опытным в жизни и профессии человеком. Такой набор как бы отрицательных качеств, которые рождают ощущение живого, знакомого, близкого человека, не выделяющегося из толпы. Как говорил Михаил Зощенко, «трамвайный человек» со всеми его родовыми пятнами.

Вот и все то достижение, которого мы добились в этом сериале. Но по тем временам, это было уже грандиозным прорывом.

Еще раз говорю, не было никакого заказа, никаких психологов, никаких социологов. Это было ощущение абсолютной свободы, в смысле творчества. Было ощущение атмосферы времени: нищего, грязного и в то же время внутренне высвободившего какие-то, в том числе и хорошие душевные качества людей. Вот и родилась некая «киноправда» — в стиле «синема веритэ» 1960-х.

Для меня вообще 1990-е – это великая эпоха. Я убежден, она войдет в историю России, как единственно свободные годы. Мы были абсолютно свободны. В этих условиях и возник относительно новый экранный образ милиционера.

«Ветерок стабильности»

Би-би-си: А реакция, хоть какая-нибудь, была со стороны официальных структур – МВД, питерских милиционеров?

Д.С.: Реакции не было никакой. И в то же время никто нам ни в чем не помогал. Дело в том, что страна была в таком хаосе, таком разброде! Никто не знал, чем все это кончится. Все настолько были заняты своими мелкими делами.

Потом уже, когда снимали сериал «Агент национальной безопасности», мы стали встречаться с случаями, когда нас перестали пускать в отделения милиции.

Би-би-си: То есть до этого вас пускали? Вы же снимали прямо в интерьерах питерских отделений милиции?

Д.С.: Да, в 1990-е нас пускали абсолютно куда угодно. А потом мы почувствовали, как стала крепнуть, так сказать, новая система, в том числе и в МВД…

Би-би-си: Это уже в 2000-е годы?

Д.С.: Да. Как только начал немножко схватываться этот гипс под действием прохладного ветерка, который стал ощущаться в обществе…

Би-би-си: Под «ветерком» вы имеете ввиду «стабильность», которая была провозглашена в России в 2000-е годы?

Д.С.: Как только повеяло «ветерком стабильности», как мы тут же стали встречать какое-то скрытое, иногда и открытое противодействие.

И я ушел из сериала «Агент национальной безопасности» и от продюсера Александра Капицы, когда впервые за пять-шесть лет, которые прошли сначала нашей совместной работы, я получил 24 поправки к готовому фильму из Москвы – от заказчиков. Тогда возникло ощущение, что они побаиваются, «как бы чего не вышло».

Воплощение дурных качеств

Би-би-си: А что произошло с экранным образом «мента», рожденным в сериале «Улицы разбитых фонарей»?

Д.С.: С той поры прошло уже больше 10 лет, и этот герой стал трагически отваливаться от реального образа российского милиционера, который превратился в воплощение всех, не просто дурных, а жутких качеств россиянина.

Во что превратилась нынешняя милиция? В значительной своей части, в банду насильников, казнокрадов, мздоимцев, самоуправцев, содержателей притонов.

Би-би-си: Но способны ли сотрудники МВД России от всех этих пороков освободиться? И может ли российское киноискусство в этом помочь?

Д.С.: С моей точки зрения, как обывателя, ничего с этой структурой сделать нельзя — в эту лужу улыбнулся не бог, а дьявол. И все то худшее, страшное, омерзительное, что есть в нашем российском характере, сосредоточилось, волею обстоятельств, в этой структуре. Поэтому сделать с ней кардинально ничего не возможно.

Но, как художник, я понимаю, что государство должно было бы озаботиться созданием некоего положительного образа, который, так сказать, поведет за собой здоровую часть милиции. Но мы здравые люди и понимаем, что представляет из себя среднестатистический милиционер. Как на него может воздействовать экранный прототип? Никак!

И тем не менее. Во-первых, государство должно найти внутри кинематографического сообщества тех немногих думающих талантливых людей, которые способны что-либо подобное создать, в силу своих профессиональных качеств… Но с кинематографическим сообществом России происходит приблизительно то же самое, что и с милицейским. Оно, как минимум, депрофессионализировалось.

А во-вторых, из тех кинематографистов, кто на это способен, нужно еще найти тех, кто пойдет на госзаказ. Но при слове «госзаказ» сейчас же набросится стая тех, кто готов на все, у которых единственный лозунг: «не боги горшки обжигают». Готовых обжечь этот горшок, да еще за изрядную сумму госгонорара, будет множество. Но я не думаю, что они способны что-либо талантливое создать. Так что на киноискусство, на мой взгляд, очень мало надежды…

Когда я задумываюсь о нынешнем состоянии дел в системе МВД, я не могу отречься от того, чем была полиция в царской России. Я сейчас не буду ссылаться на точные цифры, на свидетельства очевидцев. Но поверьте, это была уже тогда тотально коррумпированная система.

Приведу такой пример. Городские извозчики, проезжая мимо городового, который стоял на улице, бросали ему ежедневную мзду на булыжную мостовую, а он подходил и накрывал это ногой. И это был закрепленный ритуал.

Би-би-си: То есть у современных гаишников были прототипы и в царской России?

Д.С.: У всего того, что происходит сейчас в России, не только в МВД, есть истоки. И, к сожалению, все эти истоки уходят в достаточно далекое прошлое нашей страны. И об этом нельзя забывать.

Самое важное, чтобы российский милиционер стал, ну если не интеллигентом, то хотя бы грамотным специалистом.

Но когда возникает вопрос, как реформировать МВД, мне хочется задать другой вопрос: а как реформировать нравственный портрет россиянина? Ведь многое лежит внутри нас. И от этого отвлечься и отречься невозможно.