Михаил Саакашвили — верный друг молодой белорусской демократии

Саакашвили настолько сроднился с образом правителя, который ведет бескомпромиссную борьбу с наследниками советского прошлого на постсоветском пространстве, что любой свой поступок он помещает в координатах «свобода–тирания»…

Взгляд Михаила Саакашвили на политическую реальность обладает одним удивительным свойством: ему чужды всякие доктринальные условности. Преодолевает он их даже не некоей политической теорией, постулирующей отказ от выбора в пользу той или иной системы ценностей, а всем своим существом, всей жизненной силой здорового первобытного организма, который еще не овладел искусством различения форм политической организации человеческого быта.

Сейчас едва ли кто вспомнит, как на заре своей президентской карьеры Саакашвили восторженно отзывался о своем российском коллеге и заявлял, что для него Владимир Путин является примером для подражания. Звучало это по меньшей мере странно. Казалось, что у молодого грузинского политика, ставшего символом ненасильственной демократической революции, авторитарные российские практики не должны вызывать ничего, кроме глубочайшего отвращения.

Впрочем, тогда никто особенно не обратил внимания на заявления Саакашвили: их посчитали дипломатическим приемом, призванным обеспечить приемлемый уровень контактов Грузии с северным соседом. Тем более, что довольно быстро между двумя политическими лидерами пробежала черная кошка, и о высказываниях президента Грузии, сравнимых, кстати, по экспрессии с позднейшими по времени признаниями в любви к Путину чеченца Рамзана Кадырова, все благополучно забыли.

Сейчас не так существенно, был ли искренен грузинский демократ в своих реверансах в сторону Кремля, важна убежденность Саакашвили в уместности подобных слов, уверенность в том, что они никак не вредят его репутации.

Сегодня ситуация повторилась, но она уже не воспринимается как что-то необычное, не вяжущееся с политическим обликом и взглядами грузинского президента. 12 июля Михаил Саакашвили встречается в Крыму с президентом Белоруссии Александром Лукашенко.

О встрече, носившей закрытый характер, известно немного. Сообщение о ее итогах на следующий день прозвучало в эфире телеканала «Имеди», который является личным информационным ресурсом грузинского руководителя, и в силу этого наиболее полно отражает пристрастия, вкусы и взгляды Саакашвили. В новости, размещенной информационно-аналитическим порталом «Грузия–онлайн» со ссылкой на «Имеди», содержится удивительнейший пассаж, который в полной мере характеризует пренебрегающую деталями, а иногда и всяким смыслом, витальность Михаила Николозовича. «Президенты подчеркнули необходимость углубления отношений между двумя странами и выразили удовлетворение тем, что «гражданские группы Грузии и Белоруссии, молодежь и бизнесмены углубляют диалог».

Изумление здесь вызывают «гражданские группы Белоруссии», с которыми аналогичные группы из Грузии намерены «углублять отношения». Понятно, что идиотские формулировки, скорее всего, объясняются формальным характером подготовленного администрацией президента отчета о встрече. Но само по себе небрежение демократическими критериями в оценке политических реалий белорусского режима и абсурдное признание наличия неких гражданских групп под Александром Лукашенко указывает на тотальную эрозию либерального элемента во внутреннем дискурсе грузинской власти. Внутреннем, поскольку на публичных европейских трибунах и площадках демократическая терминология используется в полном объеме.

Вся история визита Саакашвили на Украину, завершившаяся исторической встречей в Крыму, заслуживает внимания. Президент Грузии, как утверждают грузинские и украинские медиа, явился в Киев на 60-летие Януковича без приглашения. В ожидании оного Михаил Николозович коротал время в киевских ресторанах и клубах. Если вспомнить, что еще совсем недавно Виктор Ющенко был ближайшим другом и соратником Саакашвили, их связывали не только партнерские отношения и единые устремления, но и дружба, то экс-президент Украины должен был испытать чувство горестного недоумения, глядя на то, как человек, с которым они вместе высоко держали знамя демократии, рвется теперь на юбилей его преемника.

На постсоветском пространстве выбор союзников и партнеров по политическим и экономическим интересам, а не по идейной близости, – обычная практика. И постсоветские общества разделяют и поддерживают этот подход. Призыв держаться ценностей демократического устройства и не подавать руки тиранам и диктаторам, обращенный к собственных лидерам, можно услышать разве что из уст правозащитников. Именно этим и объясняется не только неряшливость формулировок в новости о крымской встрече, но и то обстоятельство, что грузинское общество не обратило ровным счетом никакого внимания на происходящее.

Собственно, аналогичная двойственность подходов свойственна и грузинской оппозиции. Обращаясь к Западу, она упрекает Саакашвили в узурпации власти и отступлении от демократических норм, но в поиске политической поддержки она обращает свои взоры к Кремлю, которому можно предъявить претензии в наступлении на свободу с гораздо большим правом.

Так что ничего необычного в поведении грузинского лидера нет. Раздражает лишь нечестность, инструментальная или, наоборот, неосознаваемая. Саакашвили настолько сроднился с образом демократического правителя, который ведет бескомпромиссную борьбу с наследниками советского прошлого на постсоветском пространстве, что любой свой поступок он помещает в координатах «свобода–тирания», не замечая, как далеко ушли от него смыслы этих понятий.

Витальность президента Грузии несет его мимо и вглубь, не давая остановиться и задуматься о том, куда он ведет свою страну и свое общество. Это вполне понятные и легитимные цели: порядок, экономическое процветание, территориальная целостность, но и все. Понятно, что западные деньги и давление не дают окончательно угаснуть демократической парадигме в развитии Грузии, но собственные приоритеты Саакашвили лежат за ее пределами.

Россия, Азербайджан, Казахстан зарабатывают деньги на энергоресурсах, грузинская власть извлекает средства из деклараций приверженности западной модели общественного устройства. Запад, фактически, покупает отдельные элементы общественной жизни, навязывая план их реформирования. Это живой, работающий механизм обмена: деньги за частичную модернизацию. Вот только не надо называть это демократией.