Россия. Достиг ли новый российский президент высшей власти?

Интервью, которое президент РФ дал французской газете «Фигаро», вызвало немалый интерес в мире. Во-первых, Дмитрий Анатольевич давно уже не общался с прессой. Во-вторых, беседа состоялась сразу после того, как он выступил со своим посланием

Интервью, которое президент РФ дал французской газете «Фигаро», вызвало немалый интерес в мире. Во-первых, Дмитрий Анатольевич давно уже не общался с прессой. Во-вторых, беседа состоялась сразу после того, как он выступил со своим посланием, в котором предложил увеличить сроки президентского правления в России до шести лет. В-третьих и в-главных, сам по себе Медведев по-прежнему представляет загадку, суть которой сводится к тому, что непонятно, кто он: реальный властитель страны или подставное лицо?

«Это внутренний документ»

Момент истины наступил, когда французский интервьюер спросил собеседника, собирается ли тот «доработать до окончания… президентского срока». И тут Медведев по-настоящему обиделся: «Но я же работаю. Что Вы меня подталкиваете к каким-то решениям?..» И далее неожиданно добавил, что «определенно» может сказать только одно: «эти новые сроки» на него «не распространяются».

В схожей ситуации около двух лет назад президент Путин отвечал иначе. Когда на ежегодной пресс-конференции его спросили о политических планах, Владимир Владимирович ответил с веселой злостью: «Я пока никуда не ухожу!» И попросил, в своем неповторимом стиле, «не выпихивать» его «раньше времени».

Из ответов Путина становилось ясно, кто в стране хозяин. Кто распоряжается временем — тот и президент. Из слов Медведева складывалась иная картина.

Эта картина производит удручающее впечатление.

Достаточно вспомнить, как Дмитрий Анатольевич обретал свою высшую власть. Кандидатом в президенты его назначил Путин. Агитировали и голосовали за него Путин и «Единая Россия». Одержав славную победу, он являлся на сцену чуть не в обнимку с национальным лидером. Когда под его руководством Россия выиграла свою пятидневную войну с Грузией, лично премьер-министру пришлось разъяснять: главнокомандующим на этой войне был Медведев, и все решения принимались по его приказу. Верилось с трудом.

Похоже, эта ситуация напрягает их обоих. Путина, который чувствует себя в премьерском кресле явно не на месте. Медведева, который по Конституции является первым лицом в стране, а по факту — хорошо если вторым. И когда французский журналист со всей возможной деликатностью задает вопрос («Вы только что предложили продлить срок мандата президента… Некоторые обозреватели — возможно, даже поспешно — сделали из этого вывод, что такое предложение позволит Владимиру Путину вернуться во власть»…), сдержанный сын профессора-юриста взрывается. Слишком уж больная тема затронута.

Поставлен вопрос, который никому в голову не придет задавать ни одному из действующих ныне политиков первого ряда — от Обамы и Меркель до Чавеса и Мугабе. Вопрос, который определяет довольно сомнительную роль законно избранного российского президента во внутренней и внешней политике. Вопрос, который мучителен и для него самого.

Вдобавок ко всему имеется явное противоречие между человеческим образом Медведева и образом Медведева-президента. Сам по себе Дмитрий Анатольевич представляется человеком незлобивым и явно склоняющимся к тому, что «свобода лучше, чем несвобода». Между тем, согласно тексту роли, он обязан произносить слова строгие, хотя и не брутальные. Он должен играть роль Путина с человеческим лицом.

Отсюда — несоответствия. Порой кажется, будто президент весьма неохотно произносит слова, подсказанные всемогущим суфлером. Иногда это выглядит так, будто Медведев высказывается на темы, в которых не слишком разбирается. Или просто проговаривается.

Журналист «Фигаро» выражает удивление: в своем послании президент «пригрозил» развернуть в Калининграде ракеты «Искандер». Ответ Медведева поразителен: его выступление «никак не связано с выборами» в США «или с какими-то другими внешнеполитическими событиями. Более того, это внутренний документ».

Ничего себе! Мир потрясен, Европа сплачивается перед лицом новой угрозы, а многообещающая новость про ракеты, оказывается, обращена к российской публике. Он, все с той же обидой в голосе, говорит, как американцы отвергли «глобальную систему защиты» с использованием российских и азербайджанских радиолокационных средств — и словно не понимает, что Габалинская РЛС не устраивает американцев не в силу злокозненной русофобии, а потому, что используется для других целей. Это что, тоже «внутренний документ», обращенный исключительно к российскому народу, который не обязан разбираться в тонкостях противоракетной обороны?

Он утверждает: «Если бы Россия не навела порядок в августе месяце (в Грузии. — И. М.), то неизвестно, что бы происходило в этих регионах. Вполне вероятно, была бы большая кровь и масштабные террористические действия, направленные на раскол действующих государств ». Замечательно, что в том же интервью Медведев отмечает: «нам удалось восстановить конституционный порядок в Чеченской республике, успокоить ситуацию в других республиках Северного Кавказа». Но если бы Саакашвили удалось, как он мечтал, «восстановить конституционный порядок» в Южной Осетии, то положение там ничем не отличалось бы от «мира» в кадыровской Чечне. Россия остановила Саакашвили, пытавшегося подражать Путину, но при чем тут борьба с «расколом действующих государств»? Грузия-то как раз расколота, и на отнятых у нее территориях располагаются чужеземные войска.

Преступное безумие Саакашвили заключалось в том, что он не соразмерил сил либо почему-то не ожидал, что Россия введет войска в Грузию. Преступный прагматизм Путина заключался в том, что, начиная чеченскую войну, он отлично рассчитал силы. Чечня не ушла из России, поскольку никому не пришло в голову вторгаться в РФ в ответ на развязывание чеченской войны. Москва не позволила Тбилиси действовать в Цхинвали точно так же, как российские войска действовали в Грозном — но при чем же тут террор? Читая Медведева, проникаешься тягостным чувством: то ли он не в курсе дел, то ли, мягко говоря, лукавит.

Однако любопытнее всего то, какая тема в беседе не прозвучала вообще. Скорее всего, по инициативе Кремля, который в ином случае мог бы не допустить встречи журналиста «Фигаро» с Медведевым. Имею в виду судьбу Светланы Бахминой, в защиту которой собрано уже почти 90000 подписей, и среди подписантов — весьма известные в России люди. И тот факт, что интервьюер так и не решился спросить у гаранта, как он собирается решать этот вопрос — самое ясное свидетельство политического бессилия третьего российского президента.

Царь милосердный

А все дело опять-таки в том, что в письмах, которые российская общественность пишет в защиту Светланы Бахминой, содержится известное противоречие. В них заключен некий парадокс. Вероятно, имя получателя на конверте указано неверное.

То есть по форме все правильно. Президентом России в Кремле работает Медведев, и к нему обращена просьба: помиловать Светлану Петровну. По закону только он и может смилостивиться над любым из сограждан — виновным или невиновным. Он обладает этим правом по Конституции. Поэтому обращение к Медведеву юридически корректно. С одной стороны.

А с другой стороны, все, за исключением грудных детей и душевнобольных, догадываются, кто реально правит Россией. Кто на самом деле начинает и завершает войны. Роняет курс акций на российском рынке и силится его поднять. Карает врагов и награждает друзей.

Человек по имени Медведев остается загадкой. Черты его характера, политические пристрастия, сильные и слабые стороны до сих пор не раскрыты. Вроде, повторюсь, человек он незлобивый, но такова лишь версия. Возможно, это тщательно охраняемая государственная тайна. Или там нечего раскрывать. Непонятно.

Напротив, о характере, убеждениях, пристрастиях, друзьях по дачному кооперативу и недругах Путина мы знаем довольно много. Порой до мелочей. Ясно, например, что премьер, человек с университетским образованием, умеет правильно написать под диктовку слово «милосердие», но значение этого слова ему неведомо. Поэтому комиссию по помилованию при нем за ненадобностью разогнали, и если кто-нибудь в России еще выходит из тюрьмы раньше срока, то не по его вине.

Вот такой парадокс. Помиловать ни в чем не виновную Бахмину, ожидающую ребенка, имеет право Медведев, а может — один только Путин. Как справедливо заметила Елена Георгиевна Боннэр в своем письме к самым знаменитым женам Российской Федерации, он должен для этого произнести всего лишь три слова: «Я не сержусь». Но как вымолить у него эти слова — неизвестно.

Так замыкается круг. Обращаться к премьеру — бессмысленно, он с удовольствием посмеется и над подписантами, и над Бахминой, уличая их всех в незнании Основного закона. Обращаться к Медведеву — это просить посредника повлиять на того, кто принимает решения. А Медведев знает, какую реакцию у Путина вызывает короткое слово «Юкос».

Если предположить, что президент читает эти письма и втайне сочувствует Светлане Бахминой, и даже испытывает чувство стыда, то перед ним стоит очень сложная задача. В диалоге с нацлидером он должен найти предельно точные языковые конструкции, избегая бессмысленных или опасных. Так, «помилование» — смертельно опасное слово. «Давайте ее пожалеем», — бессмысленный набор звуков, неприятных для слуха собеседника. Какие же слова говорить?

«Мучить Бахмину — непрагматично»? У Путина свое мнение об общественной пользе. «Это не нравится соотечественникам»? Десятки миллионов россиян никаких писем не подписывают, а тысячи, судя по их репликам в «живых журналах» и выступлению писательницы Арбатовой, будут крайне огорчены, если ребенок у Бахминой родится на свободе, в Москве. «Это вредит России»? Бездоказательное для них и Путина утверждение.

И все же слабая надежда на Медведева сохраняется. Тоже парадоксальная по сути, хотя основанная на мощных исторических традициях. Все-таки царский трон, кресло генсека или президента в России — это все мебель сакральная, атрибут власти сам по себе, вне зависимости от того, кто занимает эти стулья. Может, Дмитрий Анатольевич уже всерьез начинает тяготиться своей ролью зиц-президента. Может, ему, законнику и профессорскому сыну, уже надоело служить прикрытием для временно отстранившегося от верховной власти Путина. Может, свобода для него и впрямь лучше, чем несвобода. Может, он с нетерпением ждет случая, чтобы показать, кто в России гарант Конституции. Лучшего шанса совершить мужской президентский поступок Медведеву не представится.

И тогда он выскажется на полную катушку. В послании к нации или в интервью западной газете — проблема техническая. Пока же Дмитрий Анатольевич пребывает в тени национального лидера, ему остается лишь обижаться на самые деликатные вопросы, отвергать вопросы неделикатные и беспомощно сетовать на судьбу.