Чечня — маленька восточная тирания

Правозащитники утверждают, что хотя Кадырову и удалось заставить замолчать своих критиков, его действия могут привести к укреплению исламистского движения. Владимир Путин назначил Кадырова президентом Чечни в 2007 году, три года спустя после убийства его отца, Ахмада Кадырова. Во время первой чеченской войны 1994-96 годов семья Кадыровых воевала против Москвы, но в начале второй войны, в 1999 году Кадыровы перешли на сторону федеральных сил, воюющих против чеченских повстанцев. С тех пор Москва не перестает вливать в Чечню средства, на которые Рамзан Кадыров отстроил регион заново с удивительной быстротой. Его сторонники говорят, что Кадыров дал чеченцам работу и принес в республику мир, однако, по словам противников, за стабильность пришлось заплатить слишком высокую цену. Правозащитные организации утверждают, что Москва в обмен на преданность позволила президенту Кадырову превратить республику в тоталитарное государство, где любая оппозиция безжалостно подавляется.

Телеканал «Al Jazeera» (Катар) попытался ответить на вопрос, насколько близка Чечня еще к одному кровавому конфликту и как подобный конфликт может отразиться на стабильности России?

Из студии в Омане, Иордания -  Мохаммед Шишани, президент Всемирного конгресса чеченцев — организации, которая выступает за поиск мирного решения чеченского конфликта. Кроме того, в беседе принимают участие профессор университета штата Коннектикут Эмма Гиллиган, которая специализируется на советской истории, правах человека и геноциде и, кроме того, является автором книги «Террор в Чечне: Россия и военная трагедия гражданского населения». Наш третий собеседник — из Лондона лорд Фрэнк Джадд, бывший докладчик Парламентской ассамблеи Совета Европы по Чечне, который недавно вернулся из поездки по региону.

Ведущий Риз Хан: Господин Шишани. Насколько, по-вашему, стабильна ситуация в Чечне, насколько республика устойчива?

Шишани: По моему мнению, она очень нестабильна. Мы все время слышим новости об экономическом развитии, которое Рамзан Кадыров инициировал в Чечне, однако с другой стороны, когда речь идет о правах человека, любые формы самовыражения граждан находятся под абсолютным запретом. Есть сведения, что уровень безработицы в Чечне достиг 70 процентов — трудоустроены только те, кто работает на правительство Кадырова. Война по-прежнему идет; борцы за свободу ушли в горы, откуда они время от времени совершают атаки. Республика, как и раньше, далека от мирной жизни, жители чрезвычайно недовольны сложившейся ситуацией. Если нет свободы, какой толк от небоскребов или зеленых улиц? Война в Чечне имела под собой идею самоопределения чеченцев, создания независимой чеченской республики Ичкерия. Именно народ Чечни должен был решать, каким будет его будущее, каким должно быть его правительство.

Хан: Профессор Гиллиган, режим Рамзана Кадырова часто называют «неосоветской диктатурой». Вы с этим согласны?

Гиллиган: Да, чеченский режим — чрезвычайно авторитарный, без всякого сомнения. У Рамзана Кадырова есть собственная армия, и, как сказал предыдущий оратор, суть главных обвинений правозащитников — секретные тюрьмы и пытки. Отсутствует свобода собраний, свобода прессы. Однако, несмотря на эти меры, он не владеет ситуацией — подполье продолжает наносить удары по милиции и секретным службам как в Чечне, так и в Ингушетии, и в Дагестане.

Хан: А как к нему относится большинство жителей республики?

Гиллиган: Очень трудно ответить на этот вопрос. Безусловно, существует культ личности Рамзана Кадырова — стоит лишь посмотреть на его огромные фотопортреты, украшающие улицы чеченских городов. Однако есть и те, кто недоволен политикой Кадырова. Такие люди находятся в опасности и серьезно опасаются за собственную жизнь.

Хан: Давайте спросим лорда Джадда: правы ли те, кто утверждает, что президент Кадыров несет личную ответственность за убийства, пытки, похищения и так далее? Почему подобные вещи разрешены, почему его никто не остановит?

Джадд: Прежде всего, давайте посмотрим на самих себя, на Запад. Чеченская проблема — часть международной реальности. Мы должны разговаривать с Чечней и с российскими властями гораздо жестче, поскольку чеченские проблемы выходят далеко за рамки самой Чечни.  Этот процесс уже захватил Ингушетию и более широкий регион. Чечня стала символом в мировой конфронтации. Моя позиция, которая сформировалась за долгие годы международной деятельности, такова: вопрос о правах человека — это не какая-то безобидная мягкая либеральная концепция. Это абсолютный приоритет для существования стабильного устойчивого общества. Если права человека соблюдаются, экстремисты становятся маргиналами. Если права человека не соблюдены, экстремисты получают возможность вербовать сторонников. Политика, проводящаяся в Чечне в настоящий момент, необъяснима с логической точки зрения: она толкает людей в объятия экстремистов. Да, восстановление региона идет впечатляющими темпами; мечеть поражает воображение, непонятно, как удалось ее построить за два года. Но реальность, в которой это общество существует, качество жизни внушает серьезные опасения. СМИ регулярно сообщают о политических убийствах, незаконных арестах, пытках, поджогах домов семей тех, кого подозревают в связях с повстанцами. Даже если начинается расследование, оно ни к чему не приводит. Так стабильное общество не создашь.

Хан: Господин Шишани, когда мы слышим, что Кадыров пытается заигрывать с либеральными СМИ, вести диалог со своими противниками, до какой степени это позволяет ему улучшить собственный имидж? Являются ли эти попытки свидетельством смены курса?

Шишани: Я не думаю, что он действительно пытается вести диалог с теми, кто имеет иную точку зрения. Кадыров терпит рядом с собой только тех, кто с ним полностью согласен. Как мы уже упоминали, инакомыслие находится под запретом. Если вы не согласны с президентом, вас настигнет кара. Он не терпит либералов. Когда лорд Джадд во время своей последней поездки попросил о встрече с Кадыровым, то отказал. Почему? Да потому что он знает, что лорд Джадд будет его критиковать.

 Хан: Профессор Гиллиган, кто-нибудь когда-нибудь пытался бросить серьезный вызов Кадырову?

Гиллиган: Что вы имеете в виду?

Хан: Публично кто-нибудь выступал против него? Оппоненты у Кадырова были?

Гиллиган: Одним из его главных противников был Салим Ямадаев, которого в прошлом году убили в Дубаи. Он возглавлял батальон «Восток», занимавшийся отслеживанием участников движения чеченского сопротивления. Насколько мне известно, с политической точки зрения Ямадаев был единственным серьезным противником Кадырова, и его смерть при очень подозрительных обстоятельствах привела к исчезновению любой потенциальной оппозиции в ближайшем окружении Кадырова.

Хан: Вопрос лорду Джадду: насколько Кадыров похож на своего отца, президента Ахмада Кадырова, убитого в 2004 году?

Джадд: Должен заметить, что когда я стал докладчиком по Чечне, как бы критично я ни выступал, Кадыров-старший всегда чувствовал себя достаточно уверенным и сильным, чтобы встретиться со мной. У нас были откровенные дискуссии. В этот раз я был разочарован тем, что мне не удалось встретиться с президентом: я собирался ему прямо заявить, что его политика провоцирует именно те явления, которыми, по его утверждению, он так обеспокоен. Жаль, такой возможности мне не представилось. Мне не нравится, что к президенту приходится обращаться через прессу; если мне надо донести свою мысль до кого-то, я предпочитаю говорить с этим человеком с глазу на глаз. Разумеется, внешне Чечня выглядит более стабильной, чем семь лет назад, во время моей предыдущей поездки. Но я совершенно уверен, что это не настоящая стабильность, она покоится на страхе и тирании. Мы провели крупную встречу со студентами университета, на которой присутствовало семьсот человек. Вы скажете — прекрасно, но это совершенно не было похоже на нормальную университетскую встречу — я говорю так потому, что сотрудничаю с тремя британскими университетами. Вопросы были розданы заранее, а людей предупредили, чтобы они остерегались и не задавали спонтанных вопросов. Ситуация контролируется дьявольски искусно. Это зловещее общество, что является позором для Чечни. Общество, которое способно восстановиться чисто материально — посмотрите на новую мечеть, — могло бы и соблюдение прав человека привести в порядок, но боже мой, как Чечня далека от этого!

Хан: У нас звонок из Кении. Олег, спасибо, что ждали так долго. Ваш вопрос.

Голос: У меня сложилось впечатление, что лорд Джадд не совсем представляет себе реалии российского общества и Чечни. Он пытается пересадить западные ценности на российскую почву, в Чечню, и думает, что это сработает. Например, в Ираке что сейчас нужно людям? Им нужны права человека или политическая и экономическая стабильность, экономический рост? Гражданское общество придет позднее.

Джадд: Вопрос не в западных ценностях, вопрос в том, что важно для построения стабильного и безопасного общества. Если люди страдают от тирании и несправедливости, если их дома поджигают, их убивают, пытают, похищают — возникает сопротивление. Так сердца и умы не завоюешь. Но если вы собираетесь строить стабильное общество, это необходимо. Должен подчеркнуть, что это лишь частный случай явления, с которым мы боремся на международном уровне. Меня точно так же возмущают подобные вещи на Западе — посмотрите на тюрьму Гуантанамо. Или даже в моей родной Великобритании, где регулярно предлагается избавиться от традиционной судебно-правовой системы, потому что она якобы неэффективна и неповоротлива в борьбе с терроризмом. Подобные вещи контрпродуктивны, и я категорически против подобных решений. Конечно, меня беспокоят права человека, конечно, я защищаю свои ценности — я борюсь за них всю свою жизнь. Но я уже пожилой человек, и меня страшно раздражает контрпродуктивность и откровенная глупость, которые и приводят к недовольству и напряженности, к проблемам, которые, по утверждению властей, они пытаются предотвратить. Это не очень умно, не так ли. Я — человек прямой, и хотел бы сказать все это прямо в лицо Кадырову.

Гиллиган: Я бы тоже хотела ответить звонившему и добавить кое-что к словам лорда Джадда. Думаю, контраргументом является то, что люди — чеченские и русские правозащитники — заплатили за эти ценности собственными жизнями. Получается, что ценности хоть и западные, но борются за них чеченцы и русские. Эстемирова, Маргелов, Политковская — все они боролись за права человека в регионе.

Хан: Я бы хотел спросить, на чем основано могущество Кадырова — на мощной поддержке, которую ему оказывает Владимир Путин и, теперь уже, президент Медведев? Без этой поддержки у него не хватило бы сил совершать все то, что он совершает?

Гиллиган: Согласна. Это хорошо было видно в период между первой и второй чеченскими войнами, когда бюджетная поддержка Чечни, правительства Масхадова была незначительной. Именно отсутствие помощи Кремля привело к падению государства и расколу в движении. Думаю, личная поддержка Путина чрезвычайно важна для Кадырова и позволяет ему построить ту инфраструктуру, о которой говорил лорд Джадд. Думаю, перемена, произошедшая после прошлогодних терактов в Ингушетии, состоит в том, что Кадыров гораздо меньше нравится Медведеву, чем Путину. Этот вывод напрашивается хотя бы потому, что когда Медведев в прошлом году ездил на Северный Кавказ, он не стал встречаться с Кадыровым. Вселяет также надежду то, что Медведев ведет переговоры с президентом Всемирного банка об экономической помощи для развития этого региона. Это очень важно.

Хан: Следующий вопрос от Нила из Иордании.

Голос: Спасибо. Я хотел бы спросить у лорда Джадда, почему не реагирует мировое сообщество, почему Совбез ООН не осудил все эти нарушения прав человека, не принял никаких резолюций?

Хан: Давайте вначале спросим об этом у Мохаммеда Шишани. Чего не хватает в отношении Чечни со стороны мирового сообщества? Почему оно самоустранилось?

Шишани: Основная проблема — личные интересы западных правительств, включая США. Они смотрят на Чечню как на небольшую помеху по сравнению с их интересами в России. Они рассуждают так: пусть Россия делает в Чечне, что ей вздумается,  нам так будет лучше. Я бы хотел напомнить нашим слушателям о причинах, приведших к войне в Чечне. Проблема не в Кадырове; Кадыров — не более чем марионетка Москвы. Чеченский народ не боролся бы, начиная с 1785 года по сегодняшний день, против того, чтобы Москва назначила Кадырова править Чечней. Чеченский народ борется за право на самоопределение, он хочет сам управлять своим государством, создать независимую республику. Именно за это воюют чеченцы, за это погибли сотни, тысячи мучеников. Именно об этом надо говорить, а не об экономическом развитии. Мы не хотим, чтобы нам правителей назначали из Москвы, мы хотим их выбирать сами и сами определять свое будущее.

Хан: У меня вопрос к профессору Гиллиган, который прислал нам Билли Хусейн. «Отражается ли чеченский вопрос на отношениях России с другими мусульманскими государствами?

Гиллиган: Я думаю, у России и так достаточно напряженные отношения с мусульманскими странами по этому вопросу, особенно после того, как в Чечне произошел переход от традиционных традиций умеренного суфизма, бывшего неотъемлемой частью чеченской культуры, к пришедшим из Саудовской Аравии традициям ваххабизма, которые особенно окрепли после второй чеченской войны. Именно это сыграло решающую роль в формировании чеченского движения сопротивления.

Хан: Последний вопрос к лорду Джадду: вы намерены вернуться в Чечню, чтобы попытаться встретиться с Кадыровым?

Джадд: Я мечтаю откровенно поговорить с президентом Кадыровым. Я хотел бы сказать следующее: права человека не были выбраны британским народом как «безобидный» способ управления обществом. Права человека эволюционировали, так как они были необходимы для стабильности. Это правило едино для всего мира.

Источник: «Голос России»