Исламская Америка Обамы

Мы давно привыкли к тому, что президенты поздравляют различные религиозные общины с большинством их праздников. Президенты Форд и Картер выступали с посланиями на Рамадан — так же, как президенты Клинтон и Буш. Послание на Рамадан приобрело ярко выраженный политический характер во время президентского срока Буша, поскольку он стремился опровергнуть обвинения в том, что война с терроризмом была крестовым походом против ислама. Но Обама по случаю Рамадана решил переписать историю США и наделить ислам ролью, которой он не заслужил, пишет «The Washington Times» (США).

В своем послании в этом году Обама заявил, что обряды Рамадана «напоминают нам о наших общих принципах и о роли ислама в борьбе за справедливость, прогресс, толерантность и достоинство всех людей. Рамадан — это торжество религии, известной своим большим разнообразием и расовым равноправием. И здесь, в Соединенных Штатах, Рамадан напоминает нам о том, что ислам всегда был частью Америки и что американские мусульмане внесли исключительный вклад в историю нашей страны».

Мусульманским женщинам слова о том, что ислам играет одну из ведущих ролей в борьбе за справедливость, прогресс, толерантность и достоинство всех людей, могут показаться неожиданными. Возможно, афганские девочки, которым по дороге в школу плещут кислотой в лицо, захотели бы представить свою точку зрения. Сказать, что ислам «известен» разнообразием и расовым равноправием, тоже можно с большой натяжкой. Речь явно не идет о религиозном разнообразии, которого не существует во многих государствах с мусульманским большинством. Такую похвалу лучше зарезервировать для речи по случаю открытия синагоги в Мекке.

Самый озадачивающий из тезисов президента — это то, что «ислам всегда был частью Америки». Ислам не имел влияния на создание и развитие Соединенных Штатов, он ничего не дал ранней американской политической культуре, искусству, литературе, музыке и любому другому аспекту жизни молодой нации.

На протяжении большей части американской истории мусульманский мир воспринимался как далекий, чуждый и воинственный. Возможно, президент имел в виду берберских пиратов и их роль в основании военно-морского флота США или распоряжение Эндрю Джексона направить фрегаты к берегам Суматры для борьбы с мусульманскими пиратами в 1830-е годы. Возможно, он вспоминал заявление Резерфорда Хейза по поводу Марокко (1880 г.), в котором тот говорил о «необходимости, в соответствии с гуманным и просвещенным духом эпохи, положить конец столь распространенным в этой стране преследованиям лиц иной веры, нежели мусульманская, в особенности же марокканских евреев». Или комментарий Гровера Кливленда от 1896 года по поводу продолжающейся резни армян-христиан: «Мы с горечью внимаем непрекращающимся сообщениям о бездумном разрушении домов и кровавых расправах с мужчинами, женщинами и детьми, становящимися мучениками за исповедание христианской веры… Это столь противно гуманности и просвещению, присущим цивилизации конца девятнадцатого века, что кажется почти невозможным, чтобы серьезное требование добрых людей всего христианского мира положить конец этой несправедливости осталось неуслышанным».

Мы в Соединенных Штатах привыкли и к настойчивым поискам хоть какого-нибудь исторического вклада того или иного модного меньшинства. Считается, что это способ сделать так, чтобы никто не почувствовал себя лишним. Одним из первых мусульман, прибывших в Соединенные Штаты, — еще в XVII веке — был египтянин по имени Норсереддин, который поселился в Катскилльских горах и был, по словам одного хроникера, человеком «надменным, мрачным, беспринципным, жестоким и беспутным». Отвергнутый дочерью вождя индейского племени, которая считала его своим другом, он сумел при помощи ухищрений отравить ее. Узнав о предательстве, индейцы сожгли его заживо. Но такие сюжеты не соответствуют формату политкорректных учебников истории.