Дело «Миф» — расследование НКВД исчезновения Гитлера. Часть 2

Начиная с того момента, когда тела подожгли, показания становятся несходными. Мы не уполномочены на то, чтобы строить теории, а только на то, чтобы изложить факты. И действительно, вероятно, если учесть количество употребленного на это…

Итак, дело было сделано

И сделано под контролем и под нажимом секретных служб, в спешке “спрямлявших углы” и не желавших замечать противоречий и “белых ниток”. Иного мнения на этот счет придерживается Л.А. Безыменский. Он считает, что доктора Шкаравского якобы “никто не вынуждал, никто не подталкивал” (на самом деле “отношения со „Смерш« у него были напряженными”).

На мой взгляд, серьезные противоречия в акте судебно-медицинской экспертизы являются доказательством того, что Шкаравский попытался найти достойный компромисс между нажимом “смершевцев” (вывод об отсутствии на теле предполагаемого Гитлера видимых смертельных повреждений) и требованиями профессиональной этики (сообщение об отсутствии у трупа части черепа).

Удивительно, что даже в 1965 г. в письме Безыменскому Шкаравский продолжал настаивать на “положительных результатах суд [ебно]  — химического исследования трупа (Гитлера. — В. К.) на цианистые соединения ”. Между тем, как сообщает Безыменский в примечании к этому документу, “в действительности исследование дало отрицательный результат” 23.

Считаю, что нельзя не согласиться с давним предположением Л. и Р. Хестонов о том, что судебно-медицинская комиссия, проводившая вскрытие, испытывала на себе нажим и давление. Но американские авторы связывали противоречивость заключения комиссии с политическими причинами — желанием русских, так же как и их союзников, окончательно дискредитировать Гитлера (самоотравление — менее почетная смерть, чем от пули, и т. п.).

Я же склоняюсь более к “бюрократическому” объяснению (спешка, стремление поскорее доложить, конкуренция спецслужб и т. д.). Другое дело  — публикация русского автора (Л.А. Безыменского) в 1968 г. в Нью-Йорке и на английском языке. Здесь без политической цензуры действительно было не обойтись, так же как и получить разрешение на публикацию еще недавно совершенно секретных материалов, даже с купюрами.

В своей последней книге Л.А. Безыменский сам рассказал об этой истории, посвятив ей специальную главу “В чем я покривил душой”

Именно под нажимом “органов” ему пришлось дать вымышленную дату сожжения трупов и безоговорочно поддержать версию о самоотравлении. Иначе не было бы ни самой книги, ни возможности работать с документами.

Худо-бедно вскрытие и опознание были проведены. Теперь пришла очередь начальства присваивать себе лавры подчиненных. Именно этим занялся начальник Управления контрразведки “Смерш” 1-го Белорусского фронта генерал-лейтенант Вадис.

18 мая 1945 г. он лично провел дополнительный допрос X. Менгерсхаузена ** — полицейского охранной полиции имперской канцелярии. В протоколе говорится, что Менгерсхаузен (В документах дела “Миф” эта фамилия приводится по-разному (например, Менисхаузен). Далее использован вышеназванный вариант) был допрошен Вадисом, начальником отдела контрразведки “Смерш” 3-й ударной армии Мирошниченко и начальником 2-го отделения 4-го отдела “Смерш” 1-го Белорусского фронта Гершгориным в присутствии начальника 4-го отделения “Смерш” 1-й ударной армии Быстрова (член группы Горбушина). Переводила Каган (Ржевская), а полковника Горбушина вообще не было на этом допросе.

19 мая те же лица (и снова без Горбушина) провели дополнительные допросы К. Хойзерман и зубного техника Фрица Эхтмана. Эти допросы еще раз подтвердили: К. Хойзерман, технический ассистент личного дантиста Гитлера профессора Блашке, узнала характерный след за четвертым зубом, оставшийся от распиливания золотого моста бормашиной, произведенного профессором Блашке осенью 1944 г., и указала на ряд других особенностей мостов и зубов Гитлера 24.

Хойзерман и зубной техник-протезист Эхтман также уверенно опознали золотой мост с зубами Евы Браун. (Эхтману для опознания предъявляли четыре моста, из которых он выбрал именно мост Евы Браун, добавив с гордостью, что подобное крепление искусственных зубов к мосту с помощью золотых колец является его личным изобретением.)

По сведениям Л.А. Безыменского, с 18 по 23 мая перепроверкой полученных данных занимался еще некий “генерал”, присланный из Москвы

Имени этого человека и вообще какого-либо упоминания о его участии в деле документы не содержат. Безыменский ссылается на воспоминания С.М. Штеменко, который о поручении Сталина НКВД “послать специального человека в Берлин” “слышал собственными ушами”. Далее уже без ссылок на источник информации Безыменский пишет: “Мне удалось выяснить, что посланцем был генерал-лейтенант Петр Мешик, заместитель наркома внутренних дел, доверенное лицо Лаврентия Берии”25.

Информация об особой миссии Мешика может иметь довольно важное значение для понимания дальнейших событий. Дело в том, что в известных на сей день документах никак не отражена история вещественных останков Гитлера, по которым, собственно, и производилось опознание. Безыменский считает, что их увез в Москву именно П. Я. Мешик26.

Если это действительно так (хотя хотелось бы иметь более убедительные доказательства), то к истории о соревновании спецслужб в расследовании смерти Гитлера добавляется еще один немаловажный штрих. Безыменский упустил его из виду, поскольку неверно указал служебное положение Мешика. Последний не был заместителем Берии по НКВД, он был заместителем Абакумова по “Смерш”, но в то же время тот же Мешик находился в оперативном подчинении Берии как уполномоченный НКВД по 1-му Украинскому фронту (части которого дислоцировались и на территории Германии).

И если он действительно приезжал для своей инспекции инкогнито и постарался нигде не “засветиться”, то это может означать только одно — Мешика послал для выполнения этой миссии именно Абакумов (иначе с какой бы стати “доверенное лицо Лаврентия Берии” передало бы важнейшие вещественные доказательства конкуренту).

Руководитель “Смерш” пошел на явную авантюру, пытаясь опередить Берию. Легальным прикрытием неофициальной миссии Мешика могло быть его вполне официальное присутствие в Саксонии. Не позднее 19 мая 1945 г. Мешик был в Саксонии, конкретно в Дрездене, и направил оттуда Берии малосущественное донесение — об организации городского самоуправления.

Не позднее 24 мая 1945 г. Мешик еще раз подтвердил свое “алиби” докладной запиской об аресте в Дрездене бывшего гаулейтера Саксонии М. Мучмана 27. Никаких сообщений о гораздо более важном деле — перепроверке материалов об обнаружении и опознании трупа Гитлера — в документах секретариата НКВД СССР мне обнаружить не удалось.

Добавлю к этому, что если бы Берии, а не Абакумову пришлось проводить подобную проверку, то для таких поручений у него был другой уполномоченный НКВД — И.А. Серов, который занимался всем этим делом по должности и находился гораздо ближе к месту событий.

В конце концов Серов, используя преимущества своего служебного положения, “переиграл” Абакумова и его “секретного” ревизора, тайно приехавшего на место событий. Большая часть официальной, “бумажной”, информации о смерти Гитлера, несмотря на все старания Абакумова, пошла к Сталину все-таки через Берию. (Об устных докладах Абакумова можно только гадать). Вот только с “вещдоками” Серов дал маху, отстав от людей Абакумова на несколько дней.

Из области гаданий и предположений вернемся снова на почву твердо установленных фактов

23 мая 1945 г. нарком внутренних дел Берия получил от начальника Управления контрразведки “Смерш” 1-го Белорусского фронта генерал-лейтенанта Вадиса спешно подготовленную докладную записку из Берлина “Об обнаружении трупов Гитлера, Геббельса и членов их семей” 28.

Автор докладной записки, торопившийся первым преподнести начальству особо важные сведения, при описании событий опирался только на показания Менгерсхаузена, начальника авторемонтной мастерской имперской канцелярии и доктора Кунца. (Вадис настолько спешил, что забыл указать в своей записке фамилию начальника авторемонтной мастерской, сообщившего, как он получил приказ доставить в бункер бензин для сожжения трупов, — оплошность не-простительная для контрразведчика при составлении особо важных документов.)

Кроме того, Вадис исказил историю обнаружения двух обгоревших трупов мужчины и женщины, присыпанных слоем земли в воронке у запасного выхода из бункера Гитлера. Он представил дело так, что они были обнаружены по “наводке” Менгерсхаузена 29 (на самом деле Менгерсхаузен действительно точно описал место захоронения, но сами трупы были найдены раньше, а привозили этого свидетеля к разрытой воронке только 13 мая).

Вероятно, из-за спешки в доклад попала и просто недостоверная информация из показаний Менгерсхаузена, хотя в то время она уже могла быть перепроверена. Менгерсхаузен, очевидно, желая придать большую убедительность своим показаниям, сообщил, а Вадис процитировал:

“Гитлера я узнал по лицу, росту и форме одежды (речь идет об описании свидетелем обстоятельств выноса и захоронения трупов Гитлера и Евы Браун. — В. К.). Он был одет в брюки черного цвета навыпуск и во френч серо-зеленого цвета. Под френчем была видна белая манишка и галстук ( …) Кроме того, я хорошо видел профиль его лица  — нос, волосы и усы. А поэтому я утверждаю, что это был именно Гитлер”.

Звучит убедительно, вероятно, поэтому данный текст и попал в докладную Вадиса. Не ясно только, как удалось Менгерсхаузену разглядеть все эти подробности? Труп Гитлера был завернут с головой, а видны были только ботинки, носки и кусочек брюк.

Возможно, Вадис намеренно исказил реальные события, чтобы придать расследованию более упорядоченный вид, чем это было на самом деле. В результате допущенных ошибок или сознательных искажений и умолчаний составилась не вполне точная картина поисков и опознания трупов.

Что же касается выяснения деталей самоубийства, то они были еще дальше от реальности

Однако окончательный вывод Вадиса был совершенно однозначен. Он настаивал на версии об отравлении цианистыми соединениями. Из акта судебно-медицинской экспертизы Вадис сначала привел выдержку:

“… в связи со значительными изменениями от огня тела и головы [Гитлера], видимых признаков тяжелых смертельных повреждений обнаружить не удалось ” 30, а затем сообщил: “В полости рта Гитлера и Евы Браун найдены остатки раздавленных ампул цианистых соединений. При лабораторном исследовании последних установлена полная тождественность цианистым соединениям, обнаруженным в трупах Геббельса и его семьи” 31.

Л. и Р. Хестоны весьма скептически относятся к подобному утверждению. По их мнению, летучие цианистые соединения, которые дают запах горького миндаля, вряд ли могли сохраниться в полости рта после сожжения и восьми дней захоронения 32.

27 мая 1945 г. Берлин переслал Сталину, Молотову, Маленкову и Антонову докладную записку Вадиса. По данным Безыменского, этот документ не был зарегистрирован в архиве Политбюро. Он затерялся в личном архиве Сталина “среди служебных документов НКВД по внутренним делам Лубянки” 33. Читал ли его Сталин вообще?

Тем более что Берия, который не мог просто “придержать” эту информацию, сделал все, чтобы не привлекать к ней особого внимания. Обычно наиболее важные документы он направлял Сталину вместе со своим сопроводительным письмом. “Мелочь” же часто уходила без “сопроводиловки”. Именно так и была разослана высшим советским руководителям докладная записка Вадиса.

Поспешная попытка начальника “Смерш” 1-го Белорусского фронта Вадиса информировать начальство об обнаружении и идентификации трупа Гитлера стала не только одним из эпизодов конкурентной борьбы между различными советскими спецслужбами в Германии, но и была нарушением сложившейся субординации.

Дело в том, что в январе 1945 г. по указанию Сталина и по инициативе Берии в тылу фронтов действующей Красной Армии были назначены уполномоченные НКВД СССР, которым поручалась координация работы по так называемой “очистке” тылов армии (выявление и арест шпионов, диверсантов, террористов, активных нацистов, изъятие нелегальных радиостанций, типографий, оружия и т. п.) 34. Уполномоченные НКВД СССР получили право привлекать к этой работе, а значит, и контролировать, органы контрразведки “Смерш” Наркомата обороны СССР.

В июне 1945 г. в связи с окончанием войны порядок работы уполномоченных НКВД СССР при фронтах был изменен, а их полномочия расширены

Отныне они “наблюдали и руководили работой по очистке территорий, занятых Красной Армией, проводимой органами „Смерш» НКО, НКГБ и НКВД” 35. Только 04 июля 1945 г. по распоряжению Сталина аппараты уполномоченных НКВД СССР были ликвидированы (вопреки предложениям Берия). Исключение составила “группа войск т. Жукова” в Германии. Лишь с этого момента органы “Смерш” вышли из под прямого контроля уполномоченного НКВД Серова.

Отныне они, как Берия сообщал Сталину, оказывали “тов. Серову необходимую помощь в выполнении возложенной на него задачи в отличие от прежнего порядка, когда уполномоченные НКВД СССР использовали на агентурно-оперативной работе органы „Смерш«”36.

Другими словами, до 04 июля 1945 г. органы контрразведки “Смерш”, как и органы Наркомата государственной безопасности СССР, в Германии фактически подчинялись уполномоченному НКВД Серову (вне контроля Серова была только военная разведка). С этой точки зрения Вадиса, направляя через голову Серова докладную записку “Об обнаружении трупов Гитлера, Геббельса и членов их семей”, грубо нарушил служебную субординацию.

Серов поспешил исправить положение. Он забрал у “смершевцев” все материалы проведенного расследования (протоколы допросов некоторых приближенных Гитлера, захваченных в плен советскими войсками, а также акты опознания и судебно-медицинского исследования трупов, обнаруженных в рейхсканцелярии37, и направил их лично Берии, не ставя в известность начальника “Смерш” Абакумова.

Вадис попал в сложное положение. Он не мог ослушаться Серова, координировавшего работу “Смерш”, НКГБ и НКВД в Германии, и вынужден был безо всяких пререканий передать материалы опознания. Вряд ли это могло вызвать удовольствие Абакумова. И Вадис находит довольно простой выход из ситуации. 29 мая он направляет такой же комплект документов непосредственно Абакумову38.

В отличие от Л.А. Безыменского, я ничего “странного” в депеше Вадиса на имя Абакумова не вижу. Бюрократ, попавший в двусмысленное положение “слуги двух господ”, нашел гениально простой выход из положения: выполнил приказ Серова и тут же проинформировал об этом патрона. Отсюда и удививший Безыменского “извинительный тон” сопроводительной записки Вадиса Абакумову39.

Серов в сопроводительной записке на имя Берии писал:

“Направляю при этом акты судебно-медицинского исследования и акты опознания предполагаемых нами трупов Гитлера, Геббельса и их жен, а также протоколы допросов приближенных Гитлера и Геббельса и фотодокументы. Перечисленные документы и фотографии подтверждают правильность наших предположений о самоубийстве Гитлера и Геббельса. Ранее у нас была неясность, какая нога у Геббельса имела физический недостаток, теперь точно установлено по фотографии Геббельса, на которой ясно видно, что искривленной была правая нога. Точно так же не вызывает сомнения то, что предполагаемый нами труп Гитлера является подлинным. Это удалось установить на основании показаний зубного врача и медицинской сестры, лечивших Гитлера, которые начертили расположение вставных зубов Гитлера. Их показания подтверждены судебно-медицинской экспертизой” 40.

Только через три недели (16 июня 1945 г.) документы (через Берию) попали на стол Сталину и Молотову. Но говорилось в них все-таки о “предполагаемых” трупах Гитлера, Геббельса и их жен. Решить, насколько убедительны присланные доказательства, должен был сам Сталин. Очевидно, он удовлетворился результатами расследования. Во всяком случае никаких дополнительных следственных действий по идентификации трупов и уточнению обстоятельств смерти Гитлера летом и осенью 1945 г. предпринято не было.

Лично мне кажется весьма правдоподобным недавно опубликованное свидетельство сына Берии, Серго:

“Что же касается Сталина, то когда ему доложили о самоубийстве Гитлера, тот в детали не вдавался. Ему было, грубо говоря, глубоко наплевать, отравился Гитлер или застрелился. Сказал лишь, что так уходят из жизни бандиты и авантюристы, которые не имеют мужества ответить за содеянное. И все, больше он к этому вопросу не возвращался” 41.

В последнее время активно выдвигается гипотеза о том, что Сталин накануне и во время Потсдамской конференции глав правительств СССР, США и Великобритании (17 июля — 02 августа 1945 г.) сознательно использовал исчезновение Гитлера в политических целях и дезинформировал союзников. В новейшей российской литературе эта версия обстоятельно разработана в книге Л.А. Безыменского.

Замечу, если бы подобная дезинформация действительно имела место, меня бы это не удивило. Только наивный человек может полагать, что манипулирование “жареными” фактами в дипломатических схватках является чем-то из ряда вон выходящим. В Потсдаме шла большая политическая игра, касавшаяся судеб послевоенного мира и германского вопроса. Все стороны могли и прибегали в этой схватке к разного рода ходам и уловкам.

Но хотелось бы уяснить, какими фактами можно доказать эту умышленную политическую дезинформацию; какую пользу собирался извлечь Сталин из подобной, как выразился Безыменский, “фантастической по своему иезуитству операции”, и насколько ему это удалось?

Одним словом, действительно ли имела место “большая ложь” (определение Безыменского) для достижения определенных политических целей, или же мы имеем дело лишь с журналистским приемом, позволяющим увлекательно рассказать об обстоятельствах расследования?

Итак, каковы аргументы Л. А. Безыменского в защиту версии о “большой лжи” Сталина?

1. 26 мая 1945 г. Сталин Г. Гопкинсу: самоубийство Гитлера — “это арабские сказки”. В беседе с Г. Гопкинсом, специальным послом президента США Г. Трумэна (запись переводчика Павлова впервые опубликована Безыменским) Сталин сказал, что Гитлер, вероятно, спрятался вместе с Борманом, генералом Кребсом и др. “Рассказывают, что Борман взял тело Гитлера и куда-то исчез, но это арабские сказки. Гитлер и другие слишком большие жулики, чтобы можно было этому верить. Врачи говорят, что нашли тело Геббельса с детьми. Шофер5* Геббельса опознал якобы его, но он, тов. Сталин, этому не верит”.

И правильно делает! Да, с начала мая он получал донесения, что Гитлер, по сообщениям некоторых немецких официальных лиц и приближенных фюрера, покончил с собой. Что же он им, “жуликам”, должен верить? Наверное, Сталин уже знал, что нашли похожие трупы. Но где данные вскрытия и опознания? Даже докладная записка Вадиса до Сталина еще не дошла.

Зато обращает на себя внимание полное единодушие между Сталиным и Гопкинсом: оба хотят, чтобы Гитлер был найден и “лишен жизни”. Сталин даже не пытается, например, обвинить союзников в укрывательстве нациста № 1. Никакой “блестящей дезинформации и фальсификации”, как пишет Безыменский, в этом обмене мнениями по поводу не установленных в то время достоверно фактов (и не опровергнутых тоже) я не вижу.

2. Начало июня 1945 г. Сталин Г. К. Жукову: “Где же Гитлер?”. По свидетельству маршала (сентябрь 1968 г.), 09 или 11 июня Сталин спрашивал его: где же Гитлер?

В 60-х гг. Ржевская (Каган) смутила маршала сообщением, что Сталин к этому времени уже давно все знал. Этой позиции придерживается и Безыменский. Что знал 09-11 июня 1945 г. Сталин? В конце мая пришла докладная записка Вадиса (неизвестно, читал ли ее Сталин, допустим, что читал) с сообщением об обнаружении и опознании трупов Гитлера и Евы Браун, но без всяких доказательных материалов. Их, эти материалы, советский руководитель получит лишь 16 июня. Почему Сталин должен был до срока верить предварительным сообщениям?

Еще 04 мая 1945 г., т. е. после того, как пришли первые сообщения о самоубийстве Гитлера, и до того, как были найдены “предположительные” трупы, он (в присутствии генералов Антонова и Штеменко) вполне резонно заявил, что верить сообщениям о смерти Гитлера не следует. И это резонно. Любой нормальный политик поостерегся бы делать преждевременные заявления даже своему ближайшему окружению.

Отметим мнение Безыменского: “Сталин не был бы Сталиным”, если бы стал спешить с декларациями о смерти Гитлера. Но я больше доверяю оценкам маршала Жукова, который решительно заявил: “Не может быть, чтобы Сталин знал. Я был очень близок со Сталиным” 42. Теперь-то нам известно, что кое-что Сталин действительно знал, но верить этому явно не спешил.

3. 16 июня 1945 г. Черчилль и Трумэн в бункере Гитлера. В горячке сбора фактов и доказательств версии о “большой лжи” Безыменский приводит как факт “за” информацию, которая говорит скорее против его гипотезы. 16 июля Черчилль и Трумэн посетили имперскую канцелярию. Их провели в бункер, показали комнату, где произошло самоубийство, даже, по воспоминаниям Черчилля, сообщили последние данные о том, как это произошло.

Если Сталин собирался блефовать по поводу исчезновения Гитлера, то ему явно не следовало пускать союзных лидеров в бункер, где произошло самоубийство. А предлогов для этого хитрый Сталин мог придумать сколько угодно. Как-то уж очень вяло и примитивно обставляет Сталин свою “большую ложь”, не заботясь ни о прикрытии, ни об отвлекающих маневрах.

4. 17 июля 1945 г. Сталин Трумэну: Гитлер скрылся либо в Испании, либо в Аргентине. Наиболее серьезным аргументом в защиту версии о “блестящей дезинформации” могло бы стать сообщение о том, что 17 июля 1945 г. (т. е. тогда, когда Сталин действительно уже “знал все”) “президент Трумэн и госсекретарь Р. Бирнс услышали от Сталина, что Гитлер скрылся либо в Испании, либо в Аргентине”.

Однако Безыменский тут же сообщает, что в советской записи беседы эти слова отсутствуют. И после этого в детали не вдается. Иначе говоря, не только оставляет нас в неведении относительно контекста беседы о Гитлере (должен же Сталин хоть как-то попытаться обыграть в своих политических целях “большую ложь”), но и не пытается объяснить противоречия в источниках, с порога отвергая советскую запись беседы как источник информации.

31 июля 1945 г. Сталин К.Р. Эттли: “он не в наших руках”. Одним из решающих доказательств в пользу версии о затеянной Сталиным мистификации, как считает Безыменский, является короткий обмен мнениями между союзными лидерами 31 июля 1945 г. Имя Гитлера возникло спонтанно. Больше того, во время короткой дискуссии об именах главных военных преступников совсем не Сталин вспомнил о нацисте № 1.

Итак, идет довольно жесткий разговор о том, должны ли участники Потсдамской конференции называть имена главных преступников до суда. Советские лидеры считали, что сделать это обязательно нужно, опасаясь, очевидно, что союзники попытаются укрыть от ответственности некоторые важные фигуры. Молотов настаивает на том, чтобы указать, к примеру, “такие, как Геринг, Гесс, Риббентроп, Розенберг, Кейтель и др. ” (Безыменский справедливо считает, что главным в этом списке был, конечно, Гесс). Союзники возражают: они не хотят “примеров”.

Обстановку несколько разряжает шутка Бирнса: “Это дает преимущество тем, кого вы называете”. Беседа продолжается в том же шутливом тоне:

“Эттли. Я не думаю, что перечисление имен усилит наш документ. Например, я считаю, что Гитлер жив, а его нет в нашем списке.
Сталин. Но его нет, он не в наших руках.
Эттли. Но вы даете фамилии главных преступников в качестве примера.
Сталин. Я согласен добавить Гитлера, хотя он не находится в наших руках. Я иду на эту уступку. (Общий смех)
Эттли. Я считаю, что миру известно, кто является главными преступниками.
Сталин. Но, видите ли, наше молчание в этом вопросе расценивается так, что мы собираемся спасать главных преступников, что мы отыграемся на мелких преступниках, а крупным дали возможность спастись” 43.

Гора родила мышь! Больше о Гитлере вообще не вспоминали. “Большая ложь” обернулась специфическим сталинским юмором. Контекст обмена репликами ясен. Эттли, а не Сталин, заявляет, что Гитлер жив. Оппонент “подставился” и теперь можно использовать “домашнюю заготовку”: например, заявить, что Гитлер сбежал в Испанию или Аргентину (не прячут ли его союзники, как Гесса?) и т. д.

Вместо этого Сталин отпускает свою очередную мрачную шутку, намекая на самоубийство Гитлера (“его нет, он не в наших руках”). Эта реплика и воспринимается соответственно, вызывая общий смех, совсем не как сенсационное заявление, после которого должны были бы последовать встревоженные вопросы: а в чьих же он руках, где он и т. д. Сталин просто высмеял Эттли, новичка среди лидеров “большой тройки”, за опрометчивое высказывание. Черчилль такой промашки никогда бы не допустил.

Понимая, что фраза “он не в наших руках” может работать на версию о “большой лжи” только вне контекста дискуссии между Сталиным и Эттли, Безыменский признает: “Позицию Сталина не назовешь убедительной. С одной стороны, он требовал имен. С другой — не назвал главного имени в своем синодике, так как не хотел отказаться от своей дезинформационной акции”.

С такой логикой нельзя согласиться. Если не хотел Сталин “отказаться от своей дезинформационной акции”, то, зацепившись за реплику Эттли, он должен был потребовать включения Гитлера в список, а не высмеивать нового британского премьера.

В конце концов Безыменский сообщает, что при составлении списка подсудимых для Нюрнберга, “советская делегация не получила никаких особых указаний и молча согласилась с тем, чтобы Гитлер — в отличие от „исчезнувшего» Бормана — вообще не упоминался в числе привлекаемых к суду”. Значит, все-таки “отказался”?

Мне кажется, что избавиться от всех этих логических несуразностей можно только признав, что никакой дезинформационной акции вообще не было. Однако Безыменский делает совершенно иной вывод: “Видимо, Сталин счел цель своей дезинформационной акции достигнутой — в Потсдаме он сохранил позицию нападающей стороны, упрекающей Запад в возможном укрытии нацистских лидеров”. Сталин действительно выступал в Потсдаме и с этих позиций. Но, как мы видели, “миф” о Гитлере не сыграл в этом никакой роли.

5. Мое критическое отношение к версии Л.А. Безыменского вовсе не означает, что установка известного автора на “Миф”, не имеет никакой эвристической ценности. Целеустремленно собирая доказательства проведения “дезинформационной акции”, он нашел исключительно важные свидетельства очевидцев.

Прежде всего я имею в виду запись рассказа полковника Горбушина, руководителя майского расследования обстоятельств смерти Гитлера. Безыменский записал эту историю в январе 1968 г. В начале июня 1945 г. Горбушина вызвали в Москву. Но вместо подробного доклада высшему руководству генерал Абакумов “неожиданно изложил следующий приказ Сталина: „Будем молчать. Вдруг появится двойник Гитлера, который будет претендовать на руководство нацистами. Тогда-то и будет у нас возможность его разоблачить… «” 44.

Я согласен с оценкой Безыменского: Абакумов преподнес своему подчиненному “дешевую пропагандистскую версию”. Но если правда, что приказ молчать исходил непосредственно от Сталина, значит, какие-то виды на материалы расследования смерти Гитлера у Сталина действительно были.

“Заготовка” в дело не пошла. Советский лидер от нее отказался, почему — неизвестно. Правда, о приказе Сталина “молчать” мы узнаем от самого Абакумова, да еще в передаче третьего лица, и спустя 22 года после событий.

Не исключено, что инициатива не раздувать шумихи (а шумиху действительно не раздували) вокруг расследования, да еще проведенного довольно небрежно, исходила не от Сталина, а от самого Абакумова и были у него на то какие-то личные, карьеристские причины. Одним словом, история политической и бюрократической возни вокруг первого расследования смерти Гитлера остается пока довольно темной во многих своих существенных деталях.

2. Ноябрь — декабрь 1945 года

Американцы и англичане не получали от советских спецслужб никакой информации об обстоятельствах исчезновения Гитлера и вели свои собственные расследования. В октябре 1945 г. их работа (она состояла только в подробных допросах попавших в руки союзников людей из окружения Гитлера) была закончена. Англо-американские материалы, как писал, бригадный генерал США Г. Брайон Конрад, директор разведки, придавали “лишний вес убедительной очевидности того, что Гитлер, вне всяких сомнений, мертв” 45.

31 октября 1945 г. американские материалы были переданы начальнику оперативного сектора Берлина Советской военной администрации в Германии генерал-майору А. Сидневу 46.

На следующий день, 01 ноября 1945 г., в 05 часов вечера англичане “сочли нужным” сообщить прессе краткую версию подготовленного ими меморандума о смерти Гитлера. (Толчком послужило пространное сообщение на эту тему, несколько ранее опубликованное в британской прессе). Меморандум не содержал сомнений в том, что Гитлер действительно мертв, но начинался фразой, ставшей впоследствии лейтмотивом повторного расследования обстоятельств исчезновения Гитлера, проведенного НКВД/МВД СССР: “Единственным решающим доказательством смерти Гитлера было бы нахождение и определенное опознание трупа” 47.

Меморандум был опубликован в советском “Бюллетене внутригерманской информации” № 82 (выпускался “для служебного пользования” Бюро информации Советской военной администрации в Германии) 02 ноября 1945 г.

А 22 ноября в № 98 того же бюллетеня (отпечатан 61 экземпляр) был опубликован перевод стенограммы пресс-конференции, присланной русским английской информационной службой в Берлине.

Этот выпуск бюллетеня Серов распорядился немедленно направить в Москву начальнику секретариата НКВД СССР генерал-лейтенанту С. Мамулову. Сам же представитель НКВД в Берлине очень внимательно изучил стенограмму, подчеркнув красным карандашом все, что показалось ему заслуживающим внимания, и прежде всего вопрос: “Имеются ли у вас предположения по вопросу о том, почему не найдено ни малейших остатков тел Гитлера и других? Ведь должны же были остаться хоть кости?” 48.

Ответ офицера английской информационной службы на этот вопрос также привлек внимание Серова:

“Положение таково, что начиная с того момента, когда тела подожгли, показания становятся несходными. Мы не уполномочены на то, чтобы строить теории, а только на то, чтобы изложить факты. И действительно, вероятно, если учесть количество употребленного на это бензина, когда тела горели, то от них могло остаться очень мало, кроме костей. Влага на теле испарилась. При данных обстоятельствах возможно, что в течение 24 часов, до того момента, пока убежали остальные, обуглившиеся трупы были разломаны, раскопана песчаная почва и все это было перемешано. Вокруг рейхсканцелярии большая часть поверхности была обожжена, и было абсолютно легко разрыхлить верхний слой почвы. Впоследствии в саду рейхсканцелярии русскими властями было выкопано 160 трупов, следовательно, было много останков, с которыми можно было смешать неопознанные останки двух тел” 49.

Кроме того, Серов с удивлением отметил, что, по английским данным, Гитлер покончил с собой, выстрелив себе в рот (Серов-то был уверен в самоотравлении, во всяком случае он писал об этом Берии), и англичанам вообще неизвестно, “ведут ли русские независимое расследование” исчезновения Гитлера 50.

После пресс-конференции бригадный генерал США Э. Дж. Форд немедленно отправил развернутый и не предназначенный для прессы вариант меморандума спецслужбам союзников — американцам, французам и русским 51. Наиболее важным было предложение обсудить вопрос об обстоятельствах смерти Гитлера на заседании Союзного комитета по разведке. В приложении “А” (Предстоящие вопросы) Форд писал:

“Русские сообщают, что был найден труп, который признали или полагают, что признали за труп Гитлера по зубам. Не сообщили бы они о результатах расследования, чтобы определить, насколько они могут быть достоверны, т. к. сейчас установлено, что Гитлера видел другой дантист, кроме Блашке, а именно Варнеркрос, который, по сообщениям, находится в британской зоне и которого можно найти, если понадобится. Как сообщают, русские захватили дневники некоторых адъютантов в бункере рейхсканцелярии. (В них впервые была опубликована женитьба [Так в тексте. — В. К.] Гитлера и Евы Браун. ) Нельзя ли получить эти дневники для расследования? ” 52.

16 ноября 1945 г., спустя две недели после получения английских и американских материалов, их перевод на русский с резолюцией представителя НКВД в Германии Серова, координировавшего контрразведывательную деятельность советских спецслужб, “Прошу ознакомиться и доложить Л.П. Берии”, был направлен начальнику секретариата НКВД СССР генерал-лейтенанту Мамулову 53.

Вероятно, тогда же документы были отправлены в Москву

20 ноября (возможно, после каких-то предварительных переговоров по “ВЧ” с Берией, которому понадобился официальный документ от Серова для согласования позиций в высших эшелонах власти) Серов телеграфировал Берии о полученных от англичан и американцев документах, их просьбе передать для изучения материалы русской разведки о смерти Гитлера и о возможном обсуждении проблемы “на заседании объединенного директората разведки, где обычно присутствует тов. Сиднев”.

Вместе с тем Серов просил указаний “о поведении тов. Сиднева на предстоящем заседании директората по этому вопросу” 54.

Материалы английского расследования об обстоятельствах смерти Гитлера генерал-майор Сиднев получал и раньше, например, в конце августа ему были переданы протоколы допросов двух малосущественных свидетелей. По отрабо-танной схеме документы сначала попали к Серову, а затем с его резолюцией (“Показания Мансфельда похожи на имевшиеся у нас данные об обстоятельствах самоубийства” 55) к Мамулову. Интереса они не вызвали, Берии о них не доложили, а на сопроводительном письме рукой какого-то технического сотрудника помечено: “В дело” 56.

На телеграмму Серова от 20 ноября 1945 г. Берия отреагировал очень оперативно. В тот же день он разослал копии телеграммы трем заместителям председателя СНК СССР — В. М. Молотову, Г. М. Маленкову и А.И. Микояну 57. Как отнеслись к этому сообщению Маленков и Микоян? Скорее всего, они посчитали это не своим делом и приняли информацию Серова “к сведению”.

А вот в сопроводительном письме к телеграмме Серова, направленном Берией Молотову, ответственному за внешнюю политику, содержалась фраза “прошу обсудить”. Она указывала на необходимость личной встречи. (Это письмо Берии Молотову зафиксировано в каталоге документов секретариата НКВД/МВД СССР “Особая папка” Молотова, включающем описание копий всех отправленных из НКВД на имя Молотова документов) 58.

Очевидно, личная беседа между Молотовым и Берией состоялась

Ничем другим нельзя объяснить тот факт, что оригинал упомянутой выше сопроводительной записки Молотову вновь оказался у Берии, хотя храниться он должен был в делах секретариата Молотова (возможно, после разговора Берия просто унес документ с собой). На следующий день, 21 ноября, Берия еще и наложил на свою собственную записку о запросе англичан и американцев резолюцию (тоже весьма забавный делопроизводственный казус): “Согласен (или „согласовал», или даже „согласиться» — текст неразборчив. — В.К.). Л. Берия ” 59.

С чем именно был “согласен” Берия, можно только догадываться. Достоверно известно одно. Между 21 и 26 ноября 1945 г. по личному указанию Берии был подготовлен проект ответа на запрос Серова, в котором содержалось разрешение передать союзникам запрошенные ими материалы:

Берлин. Тов. Серову
На Ваш № 00399

Против передачи англичанам и американцам имеющихся у Вас сведений о результатах расследования обстоятельств исчезновения Гитлера возражений не имеется. Учтите, что, кроме того, союзники могут обратиться с просьбой о допросе некоторых лиц, находящихся у нас: Гюнше, Раттенхубер, Баур [В документах дела “Миф” фамилия шеф-пилота Гитлера Баура ошибочно приводится как “Бауер”. Здесь и далее написание фамилии исправлено без специальных оговорок] и др. В какой форме следует передать эти сведения союзникам обдумайте и решите сами. Л. Берия ” 60.

Вероятно, при личной встрече Берия и Молотов не увидели никаких оснований отказывать союзникам в их законной просьбе. Более того, судя по проекту ответа Серову, Берия поначалу не считал запрос союзников сколько-нибудь серьезно политической проблемой и рассматривал передачу материалов скорее как чисто техническую операцию, поэтому и предоставлял Серову большую свободу действий, намекал даже на возможность пообещать американцам и англичанам передать для допроса лиц из окружения Гитлера, содержащихся в это время в Москве. Как иначе мог Серов “учесть” возможность такой просьбы со стороны союзников?

Итак, все было готово для того, чтобы раз и навсегда “закрыть” вопрос о смерти Гитлера. Последнее, что решил сделать Берия перед отправкой ответа Серову, это согласовать текст со своими заместителями — Кругловым и Кобуловым, а также с наркомом государственной безопасности Меркуловым и руководителем Главного управления контрразведки Наркомата обороны СССР “Смерш” Абакумовым. Проект документа, очевидно, был “разослан вкруговую” всем четверым, и 26 ноября Берия получил из своего секретариата весьма неожиданную информацию по, казалось бы, ясному вопросу…