Будущие проблемы многополярного мира

Если верить германскому министру финансов Перу Штайнбрюку (Peer Steinbrueck), нынешний кризис предвещает конец гегемонии Уолл-стрит и возникновение многополярного мира. Есть ли в этих словах доля истины?

Если верить германскому министру финансов Перу Штайнбрюку (Peer Steinbrueck), нынешний кризис предвещает конец гегемонии Уолл-стрит и возникновение многополярного мира. Есть ли в этих словах доля истины?

В периоды кризисов возможные изменения в соотношении сил на мировой арене привлекают особое внимание. Биржевой крах 1929 г. часто расценивается как событие, определившее переход пальмы первенства в мировой экономике от Британии к США. Однако к истолкованиям, сводящим сложную и многообразную действительность к одному простому процессу, следует относиться с осторожностью.

Еще пять лет назад практически любой анализ роли США в мире сопровождался эпитетом «гипердержава». Сегодня мы впадаем в другую опасную крайность, торопясь «девальвировать» американскую мощь из-за провалов на Уолл-стрит и в Афганистане.

Кризис может высветить изменения в соотношении сил, но редко позволяет их объяснить. Относительное падение влияния Уолл-стрит началось еще 10 лет назад, о чем свидетельствует рост на биржах стран с развивающейся рыночной экономикой. В этом плане реальная суть нынешнего кризиса связана не столько с ослаблением могущества Уолл-стрит, сколько с изъянами модели экономических инноваций и дерегулирования, в соответствии с которой Комиссия по ценным бумагам и биржам с согласия Минфина и Федеральной резервной системы ослабила надзор за финансовым рынком США.

Таким образом, у Европы во главе с Германией и Францией появилась возможность утверждать собственную традиционную модель, не сковывающую инновации в финансовой сфере, но сочетающую их с более жестким регулированием.

Экономическая многополярность — не синоним многополярности стратегической. Если бы эти два феномена развивались абсолютно параллельно, мир уже был бы многополярным. Однако на деле этого не происходит, и, вопреки распространенному мнению, в ближайшем будущем не произойдет. Америка, чей ВВП составляет 25% от общемирового, во многом остается стратегическим гарантом мировой экономики, поскольку она является гарантом безопасности Европы и Японии.

В Европе военная составляющая останется инструментом «мягкого влияния» — с акцентом скорее на миротворческие, а не чисто силовые акции. Давление со стороны России усилит не стратегическую самостоятельность Европы, а ее зависимость от США. Так же выглядит и положение Японии. Давление со стороны Китая и северокорейская угроза приведут к тому, что она более чем когда-либо будет зависеть от стратегических гарантий США.

Это не означает, что европейцы и японцы всегда подчиняются указаниям Вашингтона. Так, итальянский премьер Сильвио Берлускони, которого порой называют «американским вассалом», числится среди тех европейских лидеров, что наиболее скептически относятся к идее о «сдерживании» России.

Наконец, не стоит забывать, в чем состоит сущность многополярной системы. Ее наиболее распространенное определение заключается в распределении влияния между рядом игроков. Однако влияние не всегда распределяется между ними поровну. Нет сомнения: США, чтобы добиваться успехов, в большей степени, чем когда-либо, будут нуждаться в создании эффективных коалиций. Однако в рамках многополярного мира его «полюса» конкурируют друг с другом. Китай настороженно относится к Японии и Индии, Россию тревожит усиление Китая, а Индия стремится к тесному сотрудничеству с США в качестве противовеса Пекину.

На деле ни у одной из нарождающихся великих держав, за исключением России, нет реальных намерений противостоять Соединенным Штатам. Россия — бывшая великая держава, стремящаяся вернуть прежний статус. «Самоутверждение» по отношению к Западу необходимо ей с точки зрения собственной идентичности, однако ни Китай, ни Индия в подобном «конфронтационном самоутверждении» не нуждаются, по крайней мере сейчас. Более того, если ситуация в американской экономике будет и дальше ухудшаться, от этого пострадают в первую очередь именно нарождающиеся великие державы.

Впрочем, пусть Китай и не планирует свергнуть США «с престола», его взлет все равно будет сковывать свободу действий Вашингтона. Аналогичным образом, грузинский кризис не может не оставить «шрамов» на отношениях России с Европой и Америкой. Но рано или поздно эти шрамы заживут. Тот факт, что Китай крайне недоволен действиями России в ходе грузинского кризиса, говорит о неточности тезиса о противостоянии «Запада и остального мира». Многополярность уже становится реальностью. Но ее последствия нельзя считать предопределенными — в том числе и для США.