Существует ли государство РФ на самом деле?

Председатель редакционного совета ФОРУМа.мск, директор Института проблем глобализации Михаил Делягин выступил на Президиуме Правления Торгово-промышленной палаты РФ с докладом о состоянии российской экономики

Председатель редакционного совета ФОРУМа.мск, директор Института проблем глобализации Михаил Делягин выступил на Президиуме Правления Торгово-промышленной палаты РФ с докладом о состоянии российской экономики

Спасибо, уважаемые коллеги, ключевые вопросы здесь уже были освещены, поэтому я остановлюсь на некоторых деталях, о которых предшествующие ораторы умолчали, вероятно, в силу врожденной интеллигентности.

Прежде всего, я, пожалуй, хотел бы поддержать председателя Путина в его намерении, о котором иногда вспоминают, не допускать использования слова «кризис». Ну, конечно, в литературном смысле его можно использовать, но в содержательном слово «кризис» лучше не говорить, потому что оно очень сильно приукрашивает действительность и потому расслабляет нас.

В самом деле, если предельно просто, кризис — это ситуация, когда потребитель меняет свои предпочтения и начинает требовать то, что вы не производите. Вам приходится перестраивать производство под новый спрос, это мучительный, сложный процесс и, пока вы свое производство не перестроите, — у вас кризис, потому что вашу продукцию не покупают. На языке фондовых аналитиков вы идете вниз, доходите до дна, от него отталкиваетесь и потом бодренько всплываете и радуетесь жизни.

Это неоправданно оптимистичная картина, потому что у нас не кризис, у нас депрессия, и в мире тоже депрессия.

Депрессия — это совсем другая ситуация: нет спроса. Совсем. Ни у нас, ни в мире. Почти никому почти ничего не нужно — ни старого, ни нового.

Да, есть, конечно, отрасли, где, как здесь говорилось, в десятки раз вырос спрос… У меня тоже есть знакомые, у которых сильно вырос спрос на их продукцию, они дешевым алкоголем толкуют, так у них портрет Кудрина на столе стоит, они на него только не молятся. Но в основном спроса нет. И, когда вы доходите до дна, вы ни от чего не отталкиваетесь — вы на него ложитесь и на нем лежите, как наш фондовый рынок.

И либо вы сами себя за волосы вытащите с этого дня за счет стимулирования внутреннего спроса государства, либо на этом дне останетесь и захлебнетесь. Потом, может, всплывете, но уже несколько в ином качестве.

Почему-то здесь не прозвучали статистические данные — опять врожденная интеллигентность мешает, по-видимому. За ноябрь месяц промышленный спад 8,7 процентов, падение реальных доходов населения на круг, включая товарища Абрамовича, 6,3 процента, темп роста инвестиций упал вчетверо — до 3,9 процентов, это рядом со статистической погрешностью, которая составляет, как известно, 3%. Да, безработица выросла очень немного, как здесь было до меня сказано, совсем немного она выросла — на жалкие 17,8 процента, но ведь и основные увольнения, как мы все знаем, ожидаются после новогодних каникул.

В России уже начался бюджетный кризис, потому что в ноябре доходы федерального бюджета упали на 30 процентов относительно среднего уровня прошлых 10 месяцев, а расходы выросли на 64 процента. Образовался бюджетный дефицит — 7,2 процента ВВП, его покрыли за счет сокращения помощи банкам, но мы же наши банки знаем, им скоро еще помощь понадобится, когда внешние долги придется платить.

Что будет с региональными бюджетами, просто не известно, в прямом смысле этого слова. Вот, например, был такой богатый регион — Вологодская область, бюджет которой на три четверти наполняла «Северсталь», которая уже вдвое сократила производство.

Другой пример — прекрасный город Москва. Мне приятно слышать, что у нас здесь помогают малому бизнесу, это хорошая новость, я хотел бы где-нибудь повстречать этот малый бизнес, чтобы посмотреть на него. Но две трети налоговых доходов города Москвы — это налог на прибыль. За счет чего будут помогать малому бизнесу, когда этого налога в следующем году просто не будет?

Механизм выхода из депрессии понятен и давно общеизвестен: государство должно своим спросом заместить недостающий коммерческий спрос. И у России есть два преимущества перед другими странами, прежде всего — огромный запас денег. Радоваться по этому поводу не стоит, потому что если бы наши вредители не блокировали процесс модернизации все 2000-е годы, у нас бы сейчас были проблемы как у Китая, экономисты которого сейчас в ужасе от ожидаемого снижения роста с 9 до 7,5 процентов, так как это повысит безработицу на полтора миллиона человек. У нас же на несравнимо меньшее население безработных будет существенно больше, и это никого не волнует.

Но, тем не менее, запас средств есть, минимально допустимые международные резервы на следующий год 250 миллиардов долларов, а на конец этого года у нас их будет 400. Даже если предположить, что 50 миллиардов у нас сгорит во всяких «Фенни Мэях» и «Фредди Маках», остается 100 миллиардов долларов международных резервов Банка России и на сегодняшний день 6,8 триллиона рублей неиспользуемых остатков федерального бюджета. Это второй годовой бюджет, так что деньги в стране есть.

Вопрос лишь в том, кто и на что их будет использовать.

Второе преимущество России перед другими странами — огромные возможности вложения этих денег. Когда в Японии в 90-е годы тоже была депрессия, им было просто некуда вкладывать, так как страна, в общем, отстроенная, — там временами людям просто раздавали деньги, чтобы они что-нибудь купили и тем самым расширили спрос. У нас же в половине регионов, когда с федеральной трассы съезжаешь, такое ощущение, что война еще не кончилась. Таким образом, у нас очень недоинвестированная страна, у нас есть куда вкладывать, куда ни кинь — сплошное поле для инвестиций.

Но к двум преимуществам есть и две серьезные проблемы.

Первая — это, извините за неэкономический термин — коррупция. В самом деле: с 8 августа до конца года международные резервы Банка России сократятся на 195 миллиардов долларов до 400 миллиардов, из них 100 миллиардов пойдет на выплату внешнего долга нашим замечательным бизнесом. Но у бизнеса есть и свои деньги, так что у государства для погашения долга он купит миллиардов 80. Еще миллиардов 30 скупит население, до 10 миллиардов — потери от колебания валютных курсов. Таким образом, экономически обусловленное сокращение международных резервов — 120 миллиардов из 195.

А вот куда девались остальные деньги, об этом как-то очень тактично умалчивается. Сотрудники Банка России приходят на работу в 7 часов утра, а вот финансового контроля, финансовых комиссаров в банках, получающих государственную помощь, как не было, так и нет, — это что, неэффективность?

Отнюдь нет, это другими словами называется, и поэтому бороться с коррупцией действительно необходимо.

Да, и снижение налогов, за которое вы тут справедливо ратуете, не поможет, я вас уверяю. Потому что у вас помимо налогов официальных есть налоги не официальные, по форме вроде бы взятки, а по сути уже практически налоги. Есть еще такое чудесное явление как налоговый терроризм со стороны наших налоговых органов, когда они, вроде бы, собирают легальные налоги, а вроде бы собирают их не столько их, сколько откат с этих денег. Поэтому, пока налоговые структуры не приструним, и других уважаемых государственных служащих не приструнят, та самая сумма, на которую снизятся налоги, — вот строго на нее так или иначе вырастут взятки, это уже2000-е годы проходили.

Вторая российская проблема — монополизм. Если государство будет увеличивать спрос, то та часть этого увеличенного спроса, которую не разворуют, пойдет в рост цен на монополизированных рынках.

Вот, например, сейчас по всей экономике снижаются цены, потому что депрессия и не хватает спроса. По всей — кроме естественных монополий. Нет, я понимаю, конечно, что, как здесь представитель государства говорил, Россию нужно газофицировать и не только газифицировать. Но это же нонсенс, когда у нас в этом году нефть подешевела в четыре раза, а услуги трубопроводного транспорта подорожали на две трети. Уже даже бензин дешевеет, а прокачка по трубопроводам дорожает!

Кстати, вопрос о тарифах вообще не имеет смысла без обеспечения финансово-экономической прозрачности естественных монополий. А единственный способ их к этому принудить — заморозить эти тарифы года на три. Я только боюсь одного, что будет как в 1998 году, когда тарифы оставили прежними, а естественные монополии все равно финансово-экономическую прозрачность обеспечивать не стали, потому что, как я подозреваю, такая прозрачность немедленно привела бы к падению тарифов процентов на 30. И сейчас приведет, даже с учетом газификации. А то, что с нашей страной творит сейчас правительство — это диверсия против экономики, других слов нет, потому что никого не волнует, выдержит российская экономика удорожание энергии или не выдержит, особенно в условиях депрессии.

Но главное не в этом.

Главное, что рост государственного спроса действительно создает огромную возможность модернизировать экономику. С одной стороны, государство может просить и требовать все что угодно в обмен на помощь, которую она оказывает экономике. Помощь — не рыночное явление, поэтому можно требовать не рыночных вещей. С другой стороны, государство может свой спрос превратить в инструмент преобразования экономики, повышения ее конкурентоспособности.

Ведь нельзя просто восстанавливать ту структуру, которая у нас была, например, в августе 2007 года, до перехода мирового кризиса в открытую фазу. Это же абсолютно неэффективная структура, которая нас угробит сама по себе, без всяких внешних проблем.

Антидепрессионная политика государства должна быть еще и модернизационной, потому что без модернизации из депрессии не выйдешь.

Правда, вот я говорю сейчас вам про государство, а сам пойма себя на нехорошей мысли, что у нас, похоже, его нет. Вот «вертикаль власти» есть, а «государства» нет.

Потому что если, как нам здесь разъяснили, государство три месяца не может наладить простейший мониторинг ситуации в регионах, — а это, между прочим, задача для заместителя председателя Росстата; если государство не может найти, перевожу прозвучавшее здесь с культурного языка на русский, не коррумпированных наблюдателей в собственные же корпорации, если Председатель Правительства всея Руси лично мотается по заводам, и это, оказывается, хорошо, потому что это стабилизационный фактор, совсем не ясно, существует ли такое государство на самом деле.

Ключевая мера, которая необходима сейчас, — консолидация и концентрация всей экономической помощи, которая оказывается экономике. У нас сейчас суммы этой помощи, мы все слышали, называются такие, что волосы встают дыбом, а вот результата ее оказания практически не видно. Ну, хорошо, допустим, норма «распила» 30 процентов, но с остального то должен быть результат, — а его нет. Почему? Потому, что помощь государства напоминает растопыренную пятерню, а не ладонь или, кому надо, кулак. Вот 18 сентября спасли банковскую систему от катастрофы, а после этого результатов нет.

Должно быть создано Агентство реструктуризации экономики, которое объединит все ресурсы, которыми государство оказывает поддержку нашей замечательной экономике — и в виде списания долгов, и в виде кредитов, и в виде прямой поддержки, и в виде протекционизма. И оказывать эту помощь надо централизованно, в рамках единой, — думаю, не стратегии, потому что ее придется разрабатывать столько же, сколько концепцию 2020, это занятие бесконечное, — ну хотя бы в рамках самых простых основных принципов. Главный принцип — надо модернизировать инфраструктуру на базе новых технологий, потому что без новых технологий мы будем раздавлены нашими сегодняшними монополиями, а если не нашими, так иностранными монополиями будет раздавлены.

Необходимо обязательно проводить огромные общественные работы, в том числе вахтовым методом. Готовить их нужно сегодня, потому что, извините, у нас более 20 миллионов человек живет в моно-городах и поселках городского типа с одним, двумя, тремя предприятиями. А это предприятия тех самых отраслей, которые сейчас ложатся первыми — это гражданское машиностроение, черная металлургия, промышленность стройматериалов. Да и конкурентоспособность предприятий, которых в маленьких городах находятся, в общем-то понятна, за редчайшим исключением. Поэтому нужно к этому готовится, иначе к следующей зиме наши моно-города и поселки городского типа, за некоторым исключением, превратятся в подлинную «зону смерти».

Необходимо вводить разумный протекционизм, хотя бы на европейском уровне, никуда мы от этого не денемся. И, конечно же, не должен быть тот безумный и бессмысленный протекционизм, который делался в 90-е годы по отношению к российскому автопрому: мол, давайте мы вас отгородим заборчиком, и вы за этим заборчиком спокойно сгниете, и все будут счастливы.

Протекционизм должен сопровождаться очень жесткими условиями — государство бизнесу ничего даром делать не должно. Это должны быть не только социальные требования по сохранению рабочих мест и минимальной зарплаты, но и требования — и в первую очередь — по технологической модернизации производства. Если мы 20 лет якобы строили якобы рынок и построили то, что получилось, и сам собой он технологический процесс не генерирует, значит, придется генерировать его вручную, потому что другого способа нет. Когда государство ограничит монополии, появится рынок нормальный, который будет генерировать технологический прогресс сам, но пока об этом можно лишь мечтать: нет у нас в стране рынка, у нас две трети предприятий не чувствуют конкуренции.

И последнее. Здесь было сказано про девальвацию. Дорогие коллеги, сегодня ситуация отличается от 1998 года тем, что основная часть внешнего долга лежит на бизнесе. Он плохой, мы все его не любим, но долг внешний лежит на бизнесе. Причем миллиардов минимум на 120 больше, чем написано в официальных справочниках, потому что наши славные олигархи брали кредиты на свои оффшорные структуры, но под залог акций российских предприятий.

И если провести девальвацию сейчас, то никакой бизнес не поднимется, не только потому, что нет внешнего спроса, но и потому что он будет раздавлен этим бременем внешних долгов. Нужно сначала выяснить, какие предприятия нельзя отдавать иностранцам, и какие предприятия нельзя угробить по социальным и оборонным причинам. Их долги должно взять на себя государство — и вот только после этого можно вообще произносить слово «девальвация».

А то, что происходит сейчас, когда девальвация уже идет несколько месяцев, это не просто подрыв социальной стабильности, это еще и подрыв того, что осталось от российской экономики. Это преступление. Спасибо.