ООНанизм. Операция «Расплавленный свинец»

Выступая пару недель назад в Ашкелоне, премьер-министр Израиля Эхуд Ольмерт объяснил, почему резолюция Совбеза ООН с призывом к безотлагательному прекращению огня в секторе Газа не получила поддержки США

Выступая пару недель назад в Ашкелоне, премьер-министр Израиля Эхуд Ольмерт объяснил, почему резолюция Совбеза ООН с призывом к безотлагательному прекращению огня в секторе Газа не получила поддержки США, хотя сами же США ее текст придумывали. Узнав о грядущем голосовании, Ольмерт, по его собственным словам, распорядился: «Дайте мне на телефон президента Буша». Дальше — одна большая цитата: «Мне сказали, что он выступает в Филадельфии и только наполовину произнес свою речь. Я сказал, что меня это не волнует: „Мне надо поговорить с ним сейчас“. Он (Буш) сошел с подиума, переговорил со мной, отдал приказ своему госсекретарю (Кондолизе Райс), и она не проголосовала за резолюцию, которую сама же состряпала, сформулировала, а потом организовала ее продвижение. Она была весьма пристыжена и воздержалась при голосовании ».

Обозреватель газеты «Гаарец» Гидеон Леви отмечает, что бомбежка Израилем здания ООН в секторе Газа «как будто стала демонстрацией неподдельных чувств», которые страна испытывает в отношении данной организации. С самого начала операции «Расплавленный свинец» для Тель-Авива (Иерусалима) была важна только позиция США, непререкаемого военного гегемона, а с этим подстраховались загодя. 3 октября 2001 года предшественник Ольмерта на посту премьер-министра — Ариэль Шарон — памятно заявил в интервью одной из местных радиостанций — «Кол Израэль»: „Всякий раз, когда мы что-нибудь совершаем, вы говорите мне: Америка сделает это, Америка сделает то. Я хочу сказать вам нечто предельно ясно: не беспокойтесь по поводу американского давления на Израиль. Мы, евреи, контролируем Америку, и американцы знают об этом“.

Порассуждать об особенностях этого контроля, а также о том, что может измениться на Ближнем Востоке с приходом к власти в США Барака Обамы, безусловно, интересно.

Но мне хотелось бы поставить вопрос об ином — о целесообразности сохранения в нынешнем виде ООН и ряда других международных организаций, созданных после Второй мировой войны. Помимо ООН это и ОБСЕ, и Совет Европы, и НАТО… Все они существуют инерционно, „по привычке“, крайне затратные и если не прозябают в сытом бюрократическом безделье, то либо работают вхолостую, либо вымучивают, чем заняться, либо решают задачи, которые им при рождении не вменялись. Эффективность ООН и раньше никого не радовала, но после того как США напали на Ирак, наплевав на то, что против этой неспровоцированной агрессии выступили даже их союзники по НАТО (Франция, Германия), от „объединенных наций“ остался один пшик. Солдаты стран  — членов Североатлантического альянса бессмысленно гибнут в Афганистане, откуда не то что Атлантический, а даже Индийский океан не видать (найдите, кстати, на досуге три различия между мировоззрениями преступных талибов и уважаемых властей Саудовской Аравии). Чем, кроме праведного словоблудия, на которое лидеры мировых держав давно перестали обращать внимание, запомнилась вам в минувшее десятилетие деятельность ОБСЕ и Совета Европы с его по графику зудящей ПАСЕ? Кажется, на выборы к нам кто-то ездил, отчеты какие-то писал …

Урегулирование югоосетинского конфликта стало возможным благодаря быстрым и настойчивым действиям человека из мира „реальной политики“ — президента Николя Саркози, представлявшего вроде бы весь Европейский союз, но — по-моему, это было весомее — и сильную, без комплексов неполноценности, суверенную Францию. Стой в тот момент в капитанской рубке ЕС Польша или Эстония, отнюдь не ясно, к каким международным последствиям грузинская авантюра могла бы привести. Сейчас, когда в ЕС заправляет Чехия, чей президент Вацлав Клаус ратует против Лиссабонского договора, 27 государств столкнулись с трудностями при определении даже того города, где произойдет первая встреча Обамы с лидерами Евросоюза: Прага, Брюссель, Страсбург? Великое достижение западноевропейской цивилизации — ЕС, разбухнув за счет стран Восточной и Центральной Европы, все чаще пробуксовывает политически.

Конечно, Европа — не весь мир. Но здесь концентрация сомнительных реликтов (ЕС я к ним не отношу) такова, что делает потребность в реформе международных институтов более очевидной. Все тот же неутомимый Саркози оповещает, что на подходе франко-британская инициатива по реформированию ООН, которая предполагает увеличение числа стран  — постоянных членов Совета Безопасности с нынешних пяти на примерно столько же: одна страна от Африки, еще одна — от Латинской Америки, Индия, а также Германия или Япония (или обе?). По словам французского президента, ему также „не кажется разумным“, что в Совбезе ООН нет на постоянной основе ни одной арабской страны.

Не здраво? Мировой экономический кризис обострил осознание того, что необходимо создавать новый глобальный механизм, наделенный правом принимать решения, обязательные для исполнения всеми странами. Или проводить кардинальную реформу ООН, предполагающую, в частности, пересмотр „права вето“ и запрет на игнорирование ее решений, коль скоро они приняты четко прописанным большинством.

У каждой державы, спору нет, свои приоритеты. Подчеркивая, что „альтернативой новому международному порядку является хаос“, бывший госсекретарь США Генри Киссинджер озабочен прежде всего развитием американо-китайского взаимодействия, так как в противном случае Пекин, по его мнению, может задуматься над созданием некой «эксклюзивной региональной азиатской структуры, зародыш которой уже существует в виде концепции „АСЕАН плюс три“, а это чревато конфликтами. Ему вторит другой мэтр — Збигнев Бжезинский, заявляющий о необходимости вывести геостратегическое сотрудничество с Китаем „за рамки неотложной потребности в совместной работе по борьбе с экономическим кризисом“. Да, надо расширять „восьмерку“ до 14 или 16 государств, указывает автор „Великой шахматной доски“, но «все, что для этого нам нужно, — неформальная „двойка“.

О России как о геостратегическом партнере мудрецы из США не говорят. Старый Свет, кажется, и рад бы покрепче с нами подружиться, но боится, что ему в самый неурочный час как гаркнут что-нибудь, так он и оглохнет. Верховный комиссар ЕС по внешней политике Хавьер Солана (без упоминания России) заявляет: избрание Обамы  — момент, когда США и Европе следует озадачиться „созданием правил доверия и партнерства для нашего глобального мира“. Что у России в остатке? СНГ — фикция. Латинская Америка — далеко и постепенно становится китайской. Африка — та, что южнее Сахары, — уже во многом китайской стала. Южноазиатско-Тихоокеанский регион живет своей жизнью, мало с российской связанной. Китай? Япония? Индия? Похоже, все подустали от нашей наступательности и самоутверждения.

При Ельцине мы по-детски радовались неорганичному превращению „семерки“ в „восьмерку“, будто это сулило лучшую жизнь. Сейчас „восьмерка“ также лишилась смысла, перерастает в „двадцатку“. „Десять лет назад на „семерку“ приходилось 80 процентов мирового ВВП, она была объединена вокруг одной валюты — доллара и воплощала доминирующие демократические ценности, — заключает итальянский министр экономики и финансов Джулио Тремонти в интервью французской газете „Эко“. — Сейчас „восьмерка“ — половина мирового ВВП и более не представляет мир, в котором мы живем“.

В этом новом мире уже не до мессианства. В этом мире речь может идти только об искусстве непохожих государств выживать сообща, идя на честные компромиссы. Возможен ли он и какая роль отведена в нем России — в „шестерке“, „восьмерке“, „двадцатке“, в „сотке“, наконец? Или все пойдет по „газовому сценарию“ — не российско-украинскому, а ближневосточному?