Медведев — собиратель российских земель?

За первый год своей легислатуры Медведев был вынужден не только тушить кавказский пожар. Грузия для него фактически стала таким же испытанием, каким была Чечня для Владимира Путина.

7 мая исполняется год с того момента, как третий президент России Дмитрий Медведев официально приступил к исполнению обязанностей главы государства. Этот год был насыщен событиями, как во внутренней жизни страны – чего стоит влияние мирового финансового кризиса на национальную экономику, так и во внешней политике – здесь одна только «пятидневная война» может сравниться с десятком масштабных геополитических проблем. Однако «кавказская тема» занимает особое место.

За первый год своей легислатуры Медведев был вынужден не только тушить кавказский пожар. Грузия для него фактически стала таким же испытанием, каким была Чечня для Владимира Путина. Медведев пришел к власти в период интенсивной «разморозки» старых кавказских конфликтов, когда стали очевидными настойчивые попытки сломать сложившийся в начале 1990-х годов миротворческий формат в Абхазии и Южной Осетии, чтобы лишить Россию статуса эксклюзивного медиатора. (В Нагорном Карабахе подобная «разморозка» также имела место, но она ограничивалась локальными действиями, не выходящими в целом за пределы конфликтного региона).

При этом новый президент России столкнулся с беспрецедентным параличом международного права и глобальных институтов. Напомним, что Владимир Путин в 1999-2000 годах имел дело, прежде всего, с российскими институтами, которые, несмотря на критическое к ним отношение, находились тогда в значительно лучшем состоянии, чем мировая политическая система образца 2008 года. Именно с российским президентом Медведевым (вне зависимости от его реального вклада и действительной роли в подготовке и принятии конкретного политического решения) будут позже связывать нарушение принципа так называемого «беловежского национализма», когда межреспубликанские границы признавались, как межгосударственные рубежи. И произошло это именно на Кавказе — в том регионе, который к этому времени резко поднял свою геополитическую капитализацию.

На Западе именно легислатура Дмитрия Медведева рассматривается как начало территориального расширения России после распада СССР. Обоснованно это или нет — другой вопрос, но зачастую мы имеем дело не столько с реальностью, сколько с ее восприятием и формированием «картинки явления». Вот что, в частности, говорит об этом Строуб Тэлбот, знаковая фигура для российско-американских отношений, занимавший в администрации Билла Клинтона в 1994-2001 гг. пост заместителя госсекретаря, курирующего СНГ: «Может быть, с официальной точки зрения России Абхазия и Южная Осетия являются независимыми государствами, но в глазах всего мира это расширение российской территории. И произошло это в первый раз с момента окончания советской эпохи. Я считаю это опасным явлением».

Конечно же, американские политики под «всем миром» часто понимают Соединенные Штаты, и, соответственно, под «интересами всего мира» они подразумевают интересы США или даже конкретной администрации. Однако в данном случае это уточнение не играет особой роли. Строуб Тэлбот — влиятельный эксперт и политик, руководитель Института Брукингса, одного из мощных американских аналитических центров. Сегодня вместе с профессором Колумбийского университета Робертом Легволдом он готовит конкретные рекомендации для команды нового американского президента Барака Обамы, и кавказское направление занимает там не последнее место. При этом Тэлбот «скромно» замечает, что степень его знаний об истории Грузии «весьма высока».

Как бы то ни было, но указ Медведева от 26 августа 2008 года рассматривается американцами именно как начало нового «собирания земель» Москвой, и этот факт, несомненно, будет влиять на отношения России с США и с Евросоюзом. Следует также понимать, что признав независимость Абхазии и Южной Осетии, Россия не решила всех вопросов в этом регионе, но приобрела новый набор очень сложных проблем — от социальной ответственности за эти республики до вопросов безопасности.

Однако кавказская тематика в повестке дня третьего президента состоит не только из внешнеполитических событий на Южном Кавказе. В 2008 году Дмитрий Медведев инициировал давно назревшую смену руководящих кадров в двух республиках Северного Кавказа: президентом Карачаево-Черкесии он назначил Бориса Эбзеева, а президентом Ингушетии — Юнус-бек Евкурова. Один — юрист, судья Конституционного суда, другой — боевой офицер, участник знаменитого «броска на Приштину» и военных действий в Чечне. В этих новых назначениях проявился «медведевский почерк»: на высшие посты в национальные республики были приглашены известные там люди, которые состоялись, как профессионалы общефедерального масштаба, но не потеряли связь с малой родиной. Эбзеев принимал участие в подготовке Конституции Российской Федерации, Евкуров боролся с сепаратистами в Чечне и защищал интересы государства на Балканах.

Таким образом, Дмитрий Медведев косвенно сформулировал очень важное требование — приблизить Кавказ в правовом и в политическом отношении ко всей России. Фактически президент сделал попытку реально изменить нынешнее положение обособленного и в значительной мере закрытого от глаз федеральной власти и общественности региона, и поставить профессионализм выше простой лояльности Кремлю. В самом деле, победные цифры голосов, отданных за партию „Единая Россия“, которые постоянно демонстрируются на выборах разных уровней в кавказских республиках, не сделали ту же Ингушетию или Дагестан стабильнее и безопаснее.

Пока сложно говорить о том, что „смена лиц“ стала „сменой вех“ в политике центра по отношению к Северному Кавказу. На сегодняшний день еще не решен главный вопрос — полноценная интеграция региона в состав общероссийского социума. Именно поэтому иногда трудно отделаться от впечатления, что пиар превалирует над содержательным рассмотрением проблем национальных республик, а юридические формулировки (как в случае с режимом КТО в Чечне) не являются отточенными и совершенными. Однако некоторые важные политические цели и ценности применительно к Северному Кавказу в первый год президентства Дмитрия Медведева были обозначены довольно четко, и это дает осторожную надежду на то, что „смена вех“ действительно состоится.