Россия. Стратегические интересы и «потешные войска» в Центральной Азии

14 июня лидеры пяти стран-участниц Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ) подписали на саммите в Москве соглашение о создании КСОР. Но документ не подписали Узбекистан и Белоруссия.

Как уже известно, Узбекистан и Белоруссия не принимают участия в формировании Коллективных сил оперативного реагирования (КСОР) Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ). 14 июня лидеры пяти стран-участниц Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ) подписали на саммите в Москве соглашение о создании КСОР. Но документ не подписали Узбекистан и Белоруссия.

Возражения Белоруссии известны — это позиция Москвы по белорусскому молоку, о чем мы подробно писали «по горячим следам». Белоруссия не будет участвовать в саммите Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ) в Москве, сообщил пресс-секретарь МИД Белоруссии Андрей Попов. «В настоящее время мы являемся свидетелями открытой экономической дискриминации со стороны одного из государств ОДКБ против Белоруссии по важной товарной группе. Подобные действия объективно подрывают экономическую безопасность — то есть основу основ стабильности и, соответственно, комплексной и всеобъемлющей безопасности», — заявил он.

Однако, несмотря на остроту конфликта, позиция Белоруссии не является бескомпромиссной по отношению к КСОР — если ситуация «разрулится», Минск может присоединиться к договору.

Гораздо важней позиция Узбекистана, который не находится в состоянии какого-либо конфликта с Москвой, и позиция которого осмысленна и продумана. Это явно недооценивают в Кремле. Медведев отметил, когда речь зашла об Узбекистане, что там «есть ряд сомнений». Однако государственный телеканал «Узбекистан» 14 июня, сообщая о подписании на саммите в Кремле документа КСОР, отметил что республика «имеет твёрдую позицию по ряду принципиальных вопросов». И не случайно, листая российские СМИ, очень трудно найти, в чем же заключается особая позиция Узбекистана. А она, в общем-то, ставит жирный крест на самой концепции КСОР.

В первую очередь, президент Узбекистана Каримов задает вопрос об оперативном управлении. Ясно, что такая структура как КСОР, должна быть очень мобильной, но эта мобильность будет ограничиваться не технически, а на уровне принятия решений — сейчас действует консенсусный метод принятия решения, но мы видим, что даже по вопросу создания совместных сил из 7 стран 2 не согласны. Что же будет при возникновении реальной угрозы, если страны-участницы будут оценивать эту угрозу для себя по-разному? Решения будут занимать месяцы, а то и годы?

Создание центральноазиатской группировки войск положительно отразится на адаптации и создании единых стандартов в боевой подготовке, в обмундировании и питании. У армий СНГ будет не только единая техника и вооружение, но будут единые стандарты к выполнению боевых действий. Действительно, уже сегодня вооруженные силы стран СНГ в большинстве своем комплектуются российским вооружением, потому как по условиям стран — участниц ОДКБ оно им продается по сниженным заводским ценам. НАТО не может перевооружить страны СНГ по западным стандартам хотя бы потому, что это экономически невыгодно самим этим странам. Но на этом положительные моменты для стран СНГ заканчиваются.

Есть вопросы у Узбекистана и  по взаимодействию внутри самой ОДКБ. Буквально за неделю до саммита в Узбекистане стали возводить семиметровые стены и рыть траншею на границе в Киргизией, а ранее Узбекистан заминировал все границы с Таджикистаном. Узбекистан ведет негласное соперничество с Казахстаном за лидерство в Центральноазиатском регионе. И Ташкент очень опасается, что подписываемые соглашения откроют возможности для вмешательства во внутренние дела Узбекистана. Какие же там совместные силы?

Тем более, 15 лет назад обострение ситуации на таджикско-афганской границе и угроза переноса боевых действий из Афганистана на территорию СНГ послужили стимулом к активизации военного сотрудничества внутри Содружества. Однако уже тогда наметились совершенно разные подходы со стороны стран СНГ. Скажем Украина, не видя угрозы возле своих границ, фактически сразу устранилась из КМС. Позже так поступили почти все остальные страны. На финал, когда были сформированы Коллективные миротворческие силы, в их состав вошли по одному батальону от России, Казахстана, Киргизии и Таджикистана общей численностью 1,5 тыс. человек. Узбекистан ограничился предоставлением ударных сил ВВС, а свой участок границы (Термезский коридор) охранял самостоятельно, развернув там эшелонированную оборону.

В итоге основная тяжесть войны на афганской границе легла на Группу погранвойск РФ численностью в разное время от 22 до 17 тысяч человек (справедливости ради следует отметить, что личный состав формировался на основе призывников из Таджикистана, россиянами были главным образом офицеры, прапорщики и контрактники) и отчасти 201-ю дивизию ВС РФ численностью до 7 тысяч человек. Батальон из Киргизии дислоцировался главным образом в районе Ишкашимского погранотряда, где боевые действия велись редко. Казахстанский батальон был расположен в Калай-Хумбском районе и нес серьезные потери. Однако говорить о каком-либо серьезном участи Коллективных миротворческих сил в реальной войне трудно — их совместная доля была очень невелика.

Однако и сегодня мы наблюдаем ту же схему формирования совместных сил — по 1 батальону от страны. То есть от 5 до 7 батальонов в лучшем случае. То есть 1 более-менее полноценная бригада. Можно ли считать одну бригаду войск специального назначения серьезной силой на Центральноазиатском театре военных действий?

Для сравнения, благо президент Медведев сравнивал будущие КСОР с аналогичными формированиями НАТО: численность сил быстрого реагирования НАТО («Nato Response Force» — NRF) составила на первом 9 тыс. человек, а к октябрю 2006 года была доведена до 20 тыс. человек. Первоначально в создании NRF приняли участие 14 стран альянса. Наибольший вклад вносит Испания, которая готова предоставить для этой цели 2 тыс. солдат. Франция направляет 1,7 тыс. военных. Силы быстрого реагирования НАТО будут иметь численность до 25 тыс. военнослужащих, которые будут способны в течение нескольких дней отправиться в любую «горячую точку».

25 тысяч — это армия, способная захватить и удерживать ситуацию в небольшой стране. Можно ли сравнивать с ней КСОР, в которых на сегодня в 12-15 раз меньше солдат?

Так о чем речь? О том, что на бумаге создано еще одно PR-формирование для «потешных» учений? И стоит ли удивляться, что в этой акции не принимает участия Узбекистан, стоящий перед реальной угрозой внутренней дестабилизации и внешней агрессии? Тем более, что вооружение и военную технику эта страна производит для себя в основном сама, там сохранен промышленный потенциал, а вот хлопок, сырье для пороха, на территории СНГ произрастает только в Узбекистане и Таджикистане, причем три четверти — в первом. И еще в 1958 году постановлением Совета Министров СССР на базе уранового месторождения Уч-Кудук в Узбекской ССР начато строительство комбината № 2… Так зачем Ташкенту «потешные» батальоны?

А вот Москве удерживать Центральную Азию под своим контролем жизненно необходимо, поскольку это, помимо всего прочего, важнейший источник стратегического сырья, без которого, в частности, под вопрос становится само существование российских вооруженных сил — какие войска без пороха, какие ядерные силы без источников урана? Это не говоря уже о геополитических вопросах.

Ну так и решать эти вопросы нужно по-взрослому, а не проводя пустые акции, что очевидно всякому, наблюдающему за процессом внимательно. И «белорусский вопрос» тут, вообще-то, за номером 16.