CПРАВКА: Военное духовенство РОА и других российских формирований, воевавших против СССР во время Второй мировой войны

1 июня рано собраться всем войском на поляну за лагерем… Пусть там сегодня сделают возвышение: будем все соборно служить литургию. Войско пусть исповедуется и причащается. Из всех церквей иконы раздать в войско. Пусть стоят и поют: «Христос Воскресе

Казачьи формирования

Руководство Вермахта и СС хорошо относилось к казакам, они не считались «унтерменшами» (недочеловеками). К тому же, казаки смогли реально сохранить свою военную организацию, в том числе военное духовенство, канонические связанное, как правило, с Русской Православной Церковью Заграницей (РПЦЗ). Текст присяги, написанный казачьим атаманом генерал-лейтенантом П.Н. Красновым для казаков- «коллаборационистов», руководимых атаманом полковником Павловым, начинался со слов: «Обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом, перед Святым Евангелием».

В середине 1942 г., по мере оккупации Вермахтом казачьих земель, происходит стремительное сближение красновских казаков с обновленческим и «сергиевским» духовенством, оставшимся на отвоеванной советской территории. В частности, во многом этот процесс был связан с личностью и деятельностью «сергианского» епископа Николая (Амасийского) , весьма колоритной личности.

Он родился в 1860 г., окончил учительскую семинарию. Был священником в пригородном селе Давыдкове около г. Николаевска, переименованного позже в Пугачев (ныне Саратовской области). В 1922 году православным духовенством и мирянами градского и пригородного округов был избран кандидатом во епископы. Для принятия хиротонии о. Николай поехал в Москву, где был хиротонисан во епископа Пугачевского епископами «Союза Возрождения» во главе с митрополитом Антонином (Грановским). Епископ Николай участвовал в обновленческом соборе 1923 года. В конце 1923 года он с покаянием вернулся в юрисдикцию Патриарха Тихона. До января 1924 года был епископом Николаевским, затем викарием Челябинской епархии с титулом Троицкий. Здесь его обвинили в симпатиях к обновленцам, что, впрочем, не помешало серии арестов и ссылок. В 1931 году назначен митр. Сергием (Страгородским) временно управляющим епархией Ростова-на-Дону, в 1934 г. возведён в сан архиепископа. Во время Второй мировой войныоказался на оккупированной немцами территории. «Во время Отечественной войны при взятии немцами Ростова на Дону примкнул к гитлеровцам и стал во главе Епархиального Управления, учрежденного последними». Митрополит Сергий 20 марта 1943 года осудил еп. Николая «за связь с гитлеровцами» («Патр. Сергий и его духовное наследство», с. 89). За время оккупации еп. Николаю удалось открыть 243 храма там, где большевики закрыли почти все церкви. Скончался в 1945 году в г. Яссах в Румынии.

Примечательным обновленческим деятелем в среде казаков явился Николай (Автономов) . «Генерал Краснов уделял большое внимание организации церковной жизни Казачьего Стана, в частности выступал за официальное учреждение отдельной Казачьей епархии во главе с архиепископом или даже митрополитом. Первое его письмо об этом председателю Архиерейского Синода РПЦЗ Митрополиту Анастасию (Грибановскому) последовало 27 августа 1944 г. В нем Краснов, „радея о казачьей пастве, как поселяемой на земле в Северной Италии, так и служащей в воинских частях“, просил назначить архиепископом Донским, Кубанским и Терским архиепископа Николая Автономова, окормлявшего ряд казачьих формирований во время их пребывания в Польском генерал-губернаторстве. Однако эта просьба оказалась невыполненной в связи с неясностью канонического статуса Николая. Недоучившись в Тамбовской семинарии, в 1920-е гг. Автономов являлся уполномоченным обновленческого Синода по Сталинградскому округу, затем, с 1930 г. — женатым обновленческим епископом Ставропольским. Немецкая оккупация в августе 1942 г. застала его коммерческим директором мясокомбината в Пятигорске, где Автономов, объявив себя уже не обновленческим, а „тихоновским“ архиепископом, тесно сотрудничал с гестапо. В декабре 1942 г. он эвакуировался в Украину, где сумел ввести в заблуждение вскоре погибшего экзарха Украинской автономной Церкви митрополита Алексия (Громадского), который назначил его управляющим Мозырской епархией. 29 января 1944 г. архиепископ с женой, дочерью и внучкой прибыл в Варшаву и, по поручению местной германской администрации, несколько месяцев окормлял различные вспомогательные ненемецкие части. 26 мая 1944 г. Автономов, назвав себя „православным руководителем для легионеров и воинских соединений Вермахта и Охранных войск в генерал-губернаторстве“, впервые обратился к Архиерейскому Синоду РПЦЗ с прошением о принятии его в каноническое общение. Ответа из Синода не последовало, но один из его членов, митрополит Берлинский и Германский Серафим (Ляде), 21 июня написал архиепископу, что вступает с ним и находящимися в его ведении казаками в евхаристическое общение. Через месяц с небольшим Автономов приехал в Берлин и на первой встрече с Красновым смог произвести на генерала благоприятное впечатление. 8 августа начальник „церковного реферата“ Главного управления имперской безопасности (РСХА) Нейгауз выразил согласие на назначение Николая епископом при Главном управлении казачьих войск. 16 августа Автономов написал еще одно прошение в Архиерейский Синод, а 26 августа — лично Митрополиту Анастасию. Архиерейский Синод провел расследование и выявил самозванство Автономова. Кроме того, к Митрополиту Анастасию поступили деяние Собора епископов автономной Украинской Церкви в Варшаве от 8 апреля 1944 г., подтвердившее решение 3 архиереев этой Церкви от 5 июня 1943 г. о запрещении „именующего себя архиепископом Николая Автономова в священнослужении“, а также доклад председателя Комиссии по церковным делам при Русском комитете в Генерал-губернаторстве А. Свитича о негативных результатах расследования комиссии по данному делу. В результате, 11 октября 1944 г. Архиерейский Синод постановил: „а) прошение Николая Автономова о принятии его в молитвенное и евхаристическое общение отклонить ввиду непринадлежности его к составу канонических православных епископов; б) уведомить генерала Краснова, что Николай Автономов как самозванец и обновленец не может быть назначен ни на какую церковную должность; в) просить Митрополита Берлинского и Германского Серафима аннулировать выданное им Николаю Автономову удостоверение о том, что он является православным епископом, коему разрешено совершение богослужений в пределах Германской епархии …“.

Дальнейшая судьба Автономова напоминает авантюрный роман. 9 апреля 1945 г. Архиерейский Синод окончательно отклонил его просьбу о пересмотре дела, и через несколько месяцев „владыка“ Николай был принят в Риме в лоно католической Церкви с сохранением восточного обряда, затем возведен Папой Пием XII в сан митрополита. В качестве архиепископа Ратьярского и униатского митрополита Германского Римского патриархата Автономов в декабре 1945 г. приехал в Мюнхен, где начал издавать журнал „Колокол“ и устроил униатскую церковь св. Николая, сохранившуюся до настоящего времени. Через год-полтора был разоблачен как самозванец, смещен и отправлен в католический монастырь. Затем Автономова арестовала американская оккупационная администрация по обвинению в шпионаже в пользу СССР. До 1949 г. он сидел в тюрьме, а после выхода на свободу получил назначение Ватикана на работу с русскими эмигрантами в Южной Америке. Там Автономов порвал с католиками и сумел эмигрировать в США. В 1950-х гг. несколько раз безуспешно пытался перейти в состав Американской митрополии (получила автокефалию от Московского патриархата в 1970 г.), в 1962 г. подал прошение о принятии его в состав Греческого экзархата. В конце 1960-х гг. он жил в Нью-Хавене, штат Коннектикут, где, вероятно, вскоре скончался. По сообщению сайта „Иерархия восточных и католических церквей“, Автономов служил на приходах Русинской (Питтсбургской) митрополии в США в штатах Коннектитут и других как приходской священник. Потом проживал на покое. Был похоронен по епископскому чину в Санкт-Питерсбургк, Флорида, США.

23 октября 1944 г. в новом письме Митрополиту Анастасию Краснов предложил на кафедру Донскую, Кубанскую и Терско-Ставропольскую кандидатуру епископа Афанасия (Мартоса) [епископ Белорусской Автокефальной Православной Церкви, вступивший в общение с РПЦЗ], который после эвакуации из Беларуси с 15 августа 1944 г. жил в г. Францесбаде (ныне Чехия). В ответе Митрополита Анастасия от 31 октября говорилось, что дело об устройстве Казачьей епархии требует специального суждения Синода с участием митрополита Серафима (Ляде), поэтому решение будет вынесено после предстоящего вскоре переезда Синода из Вены в Карлсбад (ныне Карловы Вары в Чехии).

Протоиерей Василий Григорьев организовал Казачью епархию, т.к. при отступлении Стан притягивал к себе украинских и белорусских священников, боявшихся расправы. Служивший в 8-м полку протоиерей Тимофей Соин вспоминал: „На всех остановках тяжелого и многострадального пути духовенство совершало богослужения под открытым небом. У кого были святые антиминсы – совершали литургию, у кого таковых не было – служили обедницы и молебны“. К сентябрю 1944 года Казачий Стан добрался до Северной Италии с целью борьбы против местных прокоммунистических партизан. Богослужения казаков зачастую проходили в реквизированных у итальянцев католических храмах. В каждую деревню или округ был назначен священник. К концу 1944 года на службе в Казачьей епархии уже числились 34 священника, 4 диакона, 1 протодиакон и до 30 псаломщиков. Временно управлявший Казачьей епархией протоиерей Василий Григорьев обладал большими организаторскими способностями и в ноябре активно продолжил устройство церковной жизни. Большое внимание протоиерей Григорьев уделял духовному воспитанию детей. Он составил программу преподавания Закона Божия в начальных школах и детям дошкольного возраста, а осенью 1944 г. подготовил православный молитвенник, направив его рукописный экземпляр Краснову с просьбой напечатать в Берлине в количестве 3–4 тыс. экземпляров. В декабре протоиерей приступил к составлению Священной истории Ветхого и Нового Завета для казачьих школ. В начале декабря о. Василий освятил походную церковь в расположении осетин.

29 ноября Краснов вновь обратился с письмом к Митрополиту Анастасию, перечисляя происходившие ввиду отсутствия казачьего епископа эксцессы и прося поспешить с его назначением. Через пару дней о. Василий подал рапорт атаману Доманову с просьбой разрешить пригласить епископа Афанасия для совершения богослужения на Рождество. 16 декабря Доманов переслал рапорт Краснову, поставившему 19 декабря на нем резолюцию: „Это было бы большим праздником для всех казаков, так любящих и ценящих владыку Афанасия“. 7 декабря председатель Синода РПЦЗ пригласил епископа Афанасия приехать в Карлсбад для переговоров, если сам Митрополит Анастасий не сможет в ближайшие дни посетить Франценсбад. 11 декабря Митрополит Анастасий поставил резолюцию на письме Краснова: „Со дня на день ожидается приезд сюда митрополита Серафима, с участием которого будет разрешен вопрос об организации церковного управления для казачьих войск“. Епископ Витебский и Полоцкий Афанасий неоднократно приезжал в Казачий Стан (в том числе на Рождество), совершал богослужения, но церковное управление так и не возглавил.

2 января 1945 г. Архиерейский Синод, рассмотрев ходатайство Краснова, постановил возвести в сан протопресвитера с правом ношения митры протоиерея В. Григорьева, „который фактически организовал церковную жизнь в казачьих поселениях, управляет казачьим духовенством и в будущем явится ближайшим помощником епископа“. В тот же день Синод рассмотрел прошение протоиерея Димитрия Попова о назначении его в казачий приход с раскаянием в совершении в Варшаве литургии вместе с главой „неканоничной Православной Церкви в генерал-губернаторстве“ Митрополитом Варшавским Дионисием (Валединским). В принятом по этому делу постановлении говорилось: „Предоставить духовнику о. Димитрия права разрешить его от греха сослужения с митрополитом Дионисием с прочтением над ним разрешительной молитвы, о чем послать указ временно управляющему казачьими церквами и духовенством протопресвитеру В. Григорьеву“.

Таким образом, о. Василий продолжал возглавлять духовенство Казачьего Стана до конца его пребывания в Италии. Он сформировал Епархиальное управление, в состав которого вошли не только священнослужители, но и представители мирян, назначил законоучителем и духовником Казачьего юнкерского училища протоиерея Николая Синайского, казначеем собора духовенства протоиерея Николая Кравца и т.д.

После ареста офицеров весной 1945 г. единственной войсковой организацией в лагерях Казачьего Стана оставалось духовенство, прежде всего — Епархиальное управление во главе с протопресвитером В. Григорьевым. Под его непосредственным руководством было окончено составление петиции, переданной английскому коменданту Лиенца для отправки английскому королю, Архиепископу Кентерберийскому и Папе Римскому. После сообщения о намеченной на 1 июня репатриации в канцелярии о. Василия состоялось пастырское совещание для обсуждения дальнейших действий, на котором иеромонах Анания из Новочеркасской станицы предложил: „1 июня рано собраться всем войском на поляну за лагерем… Пусть там сегодня сделают возвышение: будем все соборно служить литургию. Войско пусть исповедуется и причащается. Из всех церквей иконы раздать в войско. Пусть стоят и поют: „Христос Воскресе!“ Это все знают. И пусть берут нас силой от службы Божией… А может, не подымутся руки христиан на выдачу братьев. Может, Господь помилует“.

31 мая о. Василий вместе с собором духовенства совершил в барачной церкви лагеря Пеггец литургию, после окончания которой зачитал текст петиции и предложил провести день репатриации по-христиански. На обширной площади лагеря Пеггец был сделан деревянный помост для установки на нем престола, жертвенника и размещения духовенства. До самой ночи на площади служили, сменяя друг друга, священники. С 5 часов утра 1 июня 27 священников начали исповедовать желающих. Их было так много, что, когда подошли крестные ходы из станиц, протоиерей Владимир (о. В. Григорьев направился в Лиенц подавать телеграммы с протестами) оставил 16 священников для продолжения исповеди, а с остальными начал Божественную литургию. Пели 2 больших хора — кубанский и Епархиального управления. Когда настал момент причащения (причащали одновременно 18 священников), появились английские войска. Многотысячная толпа была охвачена кольцом танков, танкеток и грузовых машин. Началась расправа: сопротивлявшихся казаков избивали и кололи штыками, пытаясь загнать в машины. Духовенство начало сходить с помоста. Протодиакон Василий быстро потребил Святые Дары и обернул чашу в плат. Вскоре английский танк сломал помост, опрокинув престол и жертвенник, были порваны и поломаны церковные хоругви и утварь. Богослужение прекратилось. Многие певчие и некоторые священнослужители также были схвачены и брошены в машины. Возглавлявший службу протоиерей Владимир все время осенял крестом стремившихся схватить его солдат. Казаки, державшие хоругви и иконы во время литургии, и представители духовенства в облачениях с крестами оказались среди толпы и запели молитвенные обращения излюбленных песнопений. Когда же стали молитвенно обращаться к святым угодникам Божиим, иерей Николай, взяв в руки месяцеслов, вычитывал, начиная с 1 сентября, на каждый день установленного Церковью святого. Молитва неоднократно прерывалась атаками англичан.

Наконец, в 5-м часу дня, увидев, что сопротивление казаков сломить не удалось, нападавшие предложили прислать одного человека на переговоры. Выбор пал на старого эмигранта из Югославии священника Анатолия Батенко. Он сумел доказать англичанам, что значительную часть казаков составляют эмигранты „первой волны“, не подлежащие выдаче в СССР, после чего расправа временно прекратилась. Однако уже захваченные казаки и члены их семей были сразу же выданы органам НКВД, в том числе священники Виктор Серин, Александр Владимирский, Николай Кравец, о. Евгений, о. Иоанн, монах Григорий, раненый штыком солдата диакон и два псаломщика (священников Василия Малашко и о. Александра схватили еще 28 мая, вместе с офицерами). Многие казаки погибли в ходе расправы или покончили жизнь самоубийством, не желая быть выданными в СССР. 1 июня погиб молодой священник о. Михаил и бесследно пропали священники Виктор и Павел.

Однако репрессии не прекратились. В ночь на 2 июня и весь следующий день оставшиеся обитатели лагеря Пеггец подверглись тщательной проверке, и тех, кто не смог документально доказать принадлежность к старой эмиграции, погрузили в эшелоны и отправили в советскую зону. В числе выданных оказались протоиерей Владимир, разыскиваемый особо за руководство сопротивлением англичанам накануне, и иерей Виктор, оставшиеся на ночь в лагерной церкви, которая утром 2 июня была разгромлена. Уцелевшие священники в это время по всем станицам служили молебны, а священник Тимофей Соин — литургию, за которой причащал казаков и благословлял их искать укрытия в горах.

Священник Анатолий Батенко, назначенный 2 июня комендантом особого лагеря для старых эмигрантов, сумел убедить англичан, что все оставшееся духовенство до войны жило в Югославии и не подлежит выдаче (в действительности это было далеко не так). В результате 3 июня 16 священников поселились в отдельном бараке лагеря для эмигрантов. Здесь 7 июня состоялось пастырское собрание, на котором о. В. Григорьев сложил с себя обязанности уполномоченного по управлению Казачьей епархией. Присутствовавшие на собрании 28 священнослужителей и псаломщиков избрали благочинным православных церквей при объединенных эмигрантских лагерях священника А. Батенко. В этот же день пастырское собрание приняло решение ходатайствовать перед высшей церковной властью о награждении о. Анатолия саном протоиерея и палицей, отмечая „самоотверженную работу — героическое выступление в защиту духовенства и русского народа“.

Как ни странно, сведений о старообрядческом военном духовенстве в казачьих частях, в отличие, например, от ланд-милиции так назывемой Зуевской республики, пока не выявлено.

Русская Освободительная Армия

РПЦЗ поначалу оказалась вне власовского движения, которое, как правило, начинало „духовно окормлять“ либо духовенство юрисдикции митрополита Сергия (Страгородского), либо клирики Вселенского (Константинопольского) патриархата, а точнее  — автономной Эстонской Православной Апостольской Церкви, в частности, небезызвестный впоследствии священник Александр Киселев (его прислужником в молодые годы был Алеша Ридигер, будущий Патриарх РПЦ МП).

„В конце 1942 г. в Риге генерал Власов встретился с главой Прибалтийского экзархата в юрисдикции Московской Патриархии митрополитом Сергием (Воскресенским) , который выдвинул идею о необходимости создания в занятых немцами областях Святейшего Синода во главе с одним из иерархов Русской Православной Церкви. При этом экзарх выражал опасения по поводу активизации эмигрантов-карловчан. Владыка отмечал, что карловчане, давно оторвавшись от российской действительности, в работе с населением обнаружили свою полную непригодность и зависимость от немецких властей. Власов в беседе с экзархом заявил: „Религия – личное дело каждого русского человека. Религия должна быть свободной. Верить – дело личной совести каждого“. „Власов посетил известную в Риге Гребенщиковскую общину старообрядцев-беспоповцев. В беседе с наставником общины генерал сказал: „Ну, а не лучше ли воссоединиться с Православием, чтобы хоть в религиозной жизни русских не было разногласий, ведь в единении сила!.. Нет! Никто вас не будет в свободной России принуждать менять веру. Это вопрос совести каждого. Дожить бы только до свержения ненавистной безбожной власти!“ По свидетельству очевидцев, генерала интересовало все, и касающееся старообрядчества в целом, и история рижской общины, и белокриницкое старообрядчество. После окончания визита он заметил: „И крепкие же люди, ничто их не поколебало, они и теперь спокойно почивают на своих святоотеческих подушках. С одной стороны, хорошо соблюдать веру отцов, но хорошо ли, с другой стороны, от всего нового отворачиваться? Каменеть в своих взглядах и вере тоже вредно“.

В Пскове были организованы курсы пропагандистов РОА. 22 апреля их посетил экзарх Сергий.

1 мая 1943 г. Власов прислал в Управление созданной экзархом Псковской православной духовной миссии приглашение прийти к нему для беседы и ознакомления с работой миссии. В тот же день вечером генерала посетили протопресвитер Кирилл Зайц, до того священник автономной Православной Церкви в Латвии, затем „сергиевский“ клирик, а также протоиерей Николай Жунда, священник Георгий Бенигсен и Н.Д. Сабуров. На допросе в НКВД 8 октября 1944 г. начальник миссии о. К. Зайц подробно рассказал о состоявшейся беседе. Власова интересовали положение, задачи миссии, отношение ее к немцам и их к миссионерам. О себе генерал сказал, что он – сын крестьянина, „до 18 лет отличался особой религиозностью, но и теперь не потерял веры в Бога“.

Какие-либо контакты власовцев с духовенством Московской патриархии прекратились, и в дальнейшем участников движения окормляли исключительно священнослужители РПЦЗ или священнослужители иных юрисдикций, хотя бы формально, как о. Александр Киселев, вынужденные признавать „канонический авторитет“ РПЦЗ. При этом Власов сохранил положительное отношение к экзарху Сергию, убитому при невыясненных до конца обстоятельствах (скорее всего, отрядом СД по приказу шефа Главного управления имперской безопасности Э. Кальтенбрунера) на шоссе между Вильнюсом и Каунасом 28 апреля 1944 г.

В конце 1944 г. генерал, по свидетельству офицеров его штаба, говорил: “Этот архиерей – исключительно умный человек и русский патриот. Он во многом мне по душе. При встречах мы всегда оживленно беседовали и только за недостатком времени не могли сказать друг другу всего, что непременно надо было сказать. Представьте себе епископа, духовного отца своего пасомого стада, который должен выступать одновременно как христианин и как верный слуга атеистической власти, написавшей на своем знамени уничтожение Церкви! Какая это душевная мука для верующего человека! И при этом такая личность, как этот митрополит, отнюдь не является исключением. Большинство из нас, будь то епископ, аппаратчик, высший чиновник или военный, вынуждены иметь два сердца в груди… А что вы сделали с этим человеком? Человеком, который, жертвуя своей жизнью, перешел в ваш лагерь и оказал неизмеримые услуги вашим устремлениям и мог бы оказывать их и дальше! Этого человека вы из засады на дороге подло и трусливо убили самым позорным образом, как разбойника и преступника…“.

Довольно близко общение имел с генералом о. Александр Киселев. С генералом Власовым священник познакомился в конце сентября – октябре 1944 г. и вспоминал об этом так: „Я был приглашен крестить младенца, отцом которого был один из видных офицеров только еще начинавшегося Власовского дела… Во время крестин я был поражен тем, что крестный отец – ген. Власов мог самостоятельно, наизусть читать Символ Веры… Он с глубоким уважением говорил о Церкви, но Церкви прошлых времен. Сетовал на Церковь последних предреволюционных десятилетий за то, что она больше жила духовным богатством своего прошлого, чем умножала его в настоящем. „Жить Церкви тем, что „наши предки Рим спасли“, нельзя, батюшка“, сказал он мне“. То, что произнесение речи на берлинском собрании было поручено именно молодому священнику, можно объяснить только личным желанием Власова. О. Александр в своих воспоминаниях писал, что присутствовал на обнародовании манифеста КОНР, и настоятель берлинского собора протоиерей Адриан Рымаренко перед произнесением речи надел на него ладанку с частицей мощей святого князя Александра Невского.

В конце января 1945 года протоиерей Александр служил благодарственный молебен по случаю официального назначения генерала Власова главнокомандующим РОА. После молебна о. Киселёв напомнил собравшимся о подвигах святого князя Невского…

О. Д. Константинов вспоминал, что он был администратором военного духовенства РОА, „все назначения шли через его руки, и получал он их непосредственно от митрополита Серафима“. В другом письме – архимандриту Хризостому от 14 мая 1979 г. — о. Димитрий утверждал, будто о. Александр Киселев фантазирует, что ему было поручено духовное окормление РОА. На самом деле оба упомянутых священника никогда протопресвитерами вооруженных сил КОНР официально не назначались, однако, о. Александр, а затем о. Димитрий, по указаниям митрополита Серафима (не утвержденным Архиерейским Синодом РПЦЗ) руководили духовным окормлением возглавляемых Власовым частей: „Если штаб РОА духовно обслуживал Киселёв, то созданные боевые части РОА (всего две дивизии) обслуживали 25-30 человек из некого братства монастыря Иова Почаевского. При РОА готовились создать институт военного духовенства, т.е. в частях должны были быть полковые священники, наподобие русской императорской армии или вермахта. Но осуществить замысел помешала скорая победа Красной Армии“.

Сначала, в ноябре 1944 г., соответствующее поручение было дано о. А. Киселеву, правда, на практике это выразилось в основном в окормлении чинов штаба Власова. В конце ноября о. Александр присутствовал на устроенном Власовым совещании по вопросу духовного обслуживания его частей. По свидетельству священника, генерал, считая религиозное влияние в армии необходимым, не хотел вводить его в приказном порядке и заявил присутствующим: „Хотят в роте батюшку, мы обязаны им дать его. Хотят муллу – дадим им муллу!“ Отец Д. Константинов [активист РОА, в будущем клирик Американской автокефальной Церкви] вспоминал: „Некоторые из них уже состояли в юрисдикции Зарубежной Церкви, некоторые же, попавшие на Запад из СССР, покинули родину, находясь в юрисдикции Московской патриархии, и не смогли по ряду причин оформить свое новое каноническое положение. На подобного рода вещи тогда не обращалось особого внимания. Часть священников оставалась также в юрисдикции Вселенского Патриарха“.

Строго говоря, фактически отвечал за всё военное духовенство РОА и многих других российских коллаборационистских формирований Берлинский и Германский митрополит РПЦЗ Серафим (Ляде). Одно время немецкое военное и политическое руководство хотело видеть в этом качестве архиереев Белорусской Автокефальной Православной Церкви Афанасия (Мартоса) и Стефана (Севбо), т.к. прорусские великодержавно-монархические симпатии немца Ляде не были секретом, но, в конце концов, его авторитет возобладал.

Помимо о. Адриана [будущего архиепископа РПЦЗ Андрея (Рымаренко)], эвакуированного в конце 1943 г. в Германию из Киева, о поддержке Власовского движения заявили и другие бывшие священнослужители Автономной Украинской Церкви. Так, эвакуированный в Румынию архиепископ Донской Николай (Амасийский) в ноябре 1944 г. написал послание „К пастырям и верующим Христовой Православной Церкви“, в котором призывал: „Когда все попытки использованы, и нельзя сделать ничего другого для предотвращения опасности, Церковь Христова благословляет всех православных на вооруженное спасение своего Отечества от гибели“. Послание архиепископа Николая было опубликовано в газете КОНР „Воля народа“ 13 декабря 1944 г.

Нельзя обойти стороной вопрос и о личной „религиозности“ руководителя РОА. Отец А. Киселев писал в своих воспоминаниях, что представители берлинской русской эмиграции не раз обращались к нему „с вопросом и даже с укором, как могу я, священник, идти вместе с бывшим коммунистом и, наверное, безбожником“. В конце концов, священник решил поехать к Власову, чтобы прямо спросить его о вере в Бога. После некоторого молчания генерал ответил: „Да. Я верую в Господа Иисуса Христа, отец Александр“. Однако, судя по другим высказываниям генерала, у него существовали сомнения и колебания в этом вопросе. »Я хотел бы снова уметь молиться так, как эти люди,– сказал однажды А. Власов, увидев погруженных в молитву верующих перед иконой Божией Матери в венском соборе св. Стефана.– Я потерял свою детскую веру, но я чувствую, что есть выше нас Сила, и что человек теряет свое духовное «я», если отрывается от нее… Только я не могу больше вернуться к простой детской вере и верить в то, что Сила над нами есть наш личный Бог, наш Бог-Отец. Может быть, два хороших русских священника, с которыми я говорил недавно в Берлине, и правы. Они сказали, что без любви к Богу-Отцу вера в Бога или Высшую Силу бесплодна…».

Живший в то время в Германии известный писатель-монархист Иван Лукьянович Солоневич, резко негативно относившийся к Гитлеру и национал-социализму, беседовал с Власовым, но отказался поддержать его, отметив в одном из своих послевоенных очерков: „Некоторый церковный уклон на закате власовской акции объясняется просто „давлением масс“, но ни Власов, ни тем более Жиленков, ни в Бога, ни в черта не верили ни на копейку“.

«Уже после войны и казни Власова протоиерей Киселёв стал нелестно отзываться о нём: „Генерал Власов – не мой идеал, ибо своей пламенной изменой он дал Сталину веский козырь: казнить предателей Родины пачками, набивать ими бесчисленные Магаданы и „шарашки“…“.

После пленения и суда над Власовым и его соратниками, когда все они „признали свою вину“, РПЦЗ продолжала чтить их память.

Другие формирования

Руководитель I Русской Национальной Армии (в период „расцвета“ насчитывала до 10 тысяч человек), так никогда и не подчинившейся Власову, генерал-майор Вермахта, бывший майор Абвера (военной разведки Германии) и капитан старой (царской) русской армии Борис Смысловский изначально, в отличие от А. Власова и П. Краснова, будучи убеждённым монархистом, ориентировался на РПЦЗ, а в обозе его армии, благополучно отступившей в Лихтенштейн и спасшейся там от расправы, находился великий князь Владимир Кириллович Романов-Готторп-Гольштейн.

О религиозности самого генерала ходили разные слухи и сведения: источники сообщают, что одно время он даже был членом „цепи“ (парамасонской ложи) „Мемфис-Мицраим“, с огромным одобрением всегда отзывался о лихтенштейнских католиках, что и не удивительно, т.к. благодаря им он с соратниками избежал выдачи СССР и верной смерти, был близок к Хуану Перону с его „народным католицизмом“ и т.д.

„Русский Охранный корпус“ на Балканах был создан из белогвардейцев-эмигрантов и их детей, дополнен военнопленными; за годы войны через него прошло 17 тыс. человек. При штабе корпуса был корпусной, а в полках – полковые священники и церкви (т.к. полки действовали врозь друг от друга). Корпусным священником был назначен протоиерей Иоанн Гандурин. Место формирования „Русского Охранного корпуса“ посетил глава Зарубежной Церкви Митрополит Анастасий, который привёз с собой чудотворную икону Коренной Божией Матери. Иконой была освящена одна походная полковая церковь. Встречали Анастасия с оркестром. „Когда лучшие части коллаборационистов: „Русский Охранный корпус“, „Казачий Стан“, XV Казачий Кавалерийский корпус войск СС, части дивизий РОА сдались и сидели в англо-американских лагерях, религиозность у военнослужащих, судя по воспоминаниям, была чуть ли не стопроцентная“. Окормлялись они духовенством РПЦЗ. «15 мая 1945 года во временном лагере „Русского Охранного корпуса“, капитулировавшего перед англичанами, прошло массовое богослужение всех остатков полков со всем корпусным духовенством – участвовало несколько тысяч человек. Корпус без конвоя двигался по территории, занятой англичанами, в указанное английскими офицерами место. Вот как описывает духовную жизнь корпусников последний командир корпуса полковник Рогожин:

„Я не могу вспомнить без душевного волнения, как бойцы Русского Корпуса стремились создать свои походных храмы в тех необыкновенно трудных условиях. Стремление это было стихийным. Все полки, по своему почину, создали свои церкви. На выбранном красивом месте в своём районе воздвигался алтарь, самого храма не создавали – молились под открытом небом. Материалом для постройки служили, главным образом, ветви, но всё было создано с таким вкусом и так много любви вкладывалось в это дело, что получалось красиво и оригинально. Часть церковного имущества полки привезли с собой в обозах, недостающую утварь быстро изготовили на месте в полках искусные мастера из консервных банок, дерева и т.п. Писались прекрасные иконы талантливыми иконописцами, используя для этого мешки… Таким образом, в расположении Корпуса было построено всего пять церквей, где регулярно совершались богослужения, умилявшие наши души и успокаивавшие наши смятенные сердца, наполняя их надеждой и верой в лучшее будущее“.

Российские автономии на оккупированных немцами территориях

„Зуевской республикой“ называют самоуправление старовееров, возникшее во время войны вокруг деревни Саскорки под Полоцком на территориях нескольких деревень, населённых преимущественно старообрядцами. Названа по имени старосты деревни Зуева. Семья Зуева, как и многие его односельчане, перед войной пострадали от репрессий со стороны советской власти.

Поэтому после отступления Красной армии Зуев осенью-зимой 1941 года организовал в деревне самоуправление. Для защиты жителей были созданы отряды самообороны.

Немецкая оккупационная администрация в обмен на уплату фиксированного натурального налога и недопущения на свою территорию советских партизан признала фактическую автономию территории с центром в деревне Саскорки, создав отряд ланд-милиции, продолжавший сопротивление до 1947 г. Поскольку крестьяне были поморцами (беспоповцами), то военного духовенства у них не было по определению. Но своя религиозная жизнь, конечно же, была и даже поощрялась.

На территории ряда районов Орловской и Курской областей, самого большого из местных самоуправлений при немцах — „Локотской республики“, подвластной местному „гауляйтеру“ Константину Воскобойнику и его заместителю и командиру самообороны Брониславу Каминскому, также открывались храмы и восстанавливалась религиозная жизнь. На всех старост, назначенных новой властью, возлагалась обязанность проведения за счёт добровольных пожертвований ремонта церквей. Помимо православия, были разрешены и баптисты, и евангельские христиане. Вообще, немецкий эксперимент с созданием автономной области во главе с людьми, обиженными советской властью, и с приданием этим людям неограниченных полномочий, был удачен. Правда, его инициатор — командир 2-й танковой армии генерал-полковник Шмидт — за самоволие в августе 1943 года был отстранён и переведён в резерв. Зато его новые русские подопечные успели создать фашистскую партию „Викинг“, мини-армию „РОНА“ и посильно помочь в подавлении Варшавского восстания. Первоначально „республику“ окормляло духовенство юрисдикции митрополита Сергия, сведений об активном участии РПЦЗ или ИПЦ в этом процессе пока не обнаружилось. В бригаде Каминского, уничтожившей при подавлении Варшавского восстания 15 тысяч польского гражданского населения, особой христианской религиозности быть не могло.

Есть сведения, что ставший ещё в 1918 г. убеждённым большевиком красноармеец Каминский, в 1940 г. завербованный НКВД под агентурным именем Ультрамарин для работы с другими ссыльными, сам был сознательным атеистом.

Составлено Андреем Езеровым с использованием статей М.В. Шкаровского, А.В. Кузнецова и материалов „Википедии“