Тигипко — привет из прошлого или гость из будущего?

В унылые и промозглые зимние вечера у украинских политологов сейчас есть исключительная возможность развлечь и отвлечь себя увлекательным пасьянсом. Примерно таким, которым истязал себя Штирлиц, непрерывно тасуя картинки с изображением

В унылые и промозглые зимние вечера у украинских политологов сейчас есть исключительная возможность развлечь и отвлечь себя увлекательным пасьянсом. Примерно таким, которым истязал себя Штирлиц, непрерывно тасуя картинки с изображением первых лиц рейха и прикидывая их шансы выжить, уцелеть, удержать или захватить власть.

И передо мной сейчас пять таких виртуальных картинок, своего рода сегодняшняя «большая украинская пятерка» — Тимошенко, Янукович, Ющенко, Яценюк и Тигипко.

(Помнится, в охотничьем лексиконе есть похожий термин — «большая африканская пятерка». Но различие в том, что в Африке на «большую пятерку» охотятся люди, а в Украине «большая пятерка» охотится на людей. Но это так, к слову).

Так выпали карты Общей Большой Судьбы, что именно от этих людей в обозримом будущем будут зависеть и наши маленькие частные судьбы. Поэтому не будет, наверное, некорректной и неэтичной попыткой заглянуть во внутренний мир этих «судьбоносных» персонажей, попытаться понять — из чего и каким образом сконструированы их бессмертные души. И какие дары и блага или беды и неприятности сулит объединение с высшей президентской властью их явных и тайных мотивов, идей, маний и страстей.

Начнем, пожалуй, с Сергея Леонидовича Тигипко.

Во-первых, как с давнего своего знакомого. А во-вторых, как с человека, бросившего вызов украинскому закону: кто надолго выпал из политики, тот в нее не вернется никогда.

Много лет назад, только начиная исследовать, изучать и препарировать нарождающуюся украинскую политэлиту, я, чтобы систематизировать, унифицировать и по возможности объективизировать эти исследования, попытался сформулировать главные параметры подобного анализа.

На мой субъективный взгляд, невозможно раскрыть суть любого украинского (да и не только украинского) политика, не коснувшись, по крайней мере, трех позиций, которые доминирующе влияют на его мировоззрение, мотивы и поступки.

Первая — это главное место формирования его характера. Здесь закладываются, если можно сказать, родовые свойства политика.

Вторая — это кульминационное время роста его души. С этим фактором связаны уже видовые свойства.

Третья — это доминирующий образ, в котором он являет себя публике. А это уже характеристики его «семейства».

Итак,

Место

(Род)

Сергей Тигипко взрослел, мужал, формировался в очень специфической «геополитической аномалии» Украины под гордым названием Днепропетровщина.

В некоторых своих специальных работах я попытался обосновать специфику своего рода «духовных лакун» нашей обширной и непростой в плане ментальной однородности страны. В частности, я выделял две доминирующие субментальные и три разноуровневые биментальные зоны.

Извиняюсь за, может быть, чрезмерную усложненность, но поскольку это имеет непосредственное отношение к герою нашего разговора, объясню.

Восточно-украинский ментальный субрегион, с сакральной столицей в Донецке, можно было бы условно назвать «янычары». По аналогии с известными турецкими воинами, которые прекрасно владели наступательной техникой, были отчаянными и бесшабашными захватчиками — по нашему «рейдерами», — но всегда отвратительно защищали собственные территории. Забавно, но они практически даже не создавали собственные крепости, считая, что их жизненное кредо — захватывать чужие крепости, а не строить и защищать свои.

Западно-украинский ментальный субрегион, с духовной столицей во Львове, можно было бы назвать «схронщики». По аналогии с «лесными вОяками», которые отчаянно дрались за каждый свой схрон и бункер, но пренебрегали стратегией длинных рейдов, захватов чужих территорий и освоением чужих пространств.

Но наряду с этими доминирующими ментальными пространствами находятся своего рода биментальные «точки сшива». К ним я бы отнес мегабиментальную — Днепропетровщину, стоящую на стыке громадного цивилизационного — хангтингтоновского разлома.

(Плюс мидибиментальную зону — Буковину, и минибиментальную зону — Закарпатье. Это тема отдельного разговора, но я все же постоянно б учитывал, что наряду с великими «днепровскими» бименталами где-то рядом с нами находятся и их младшие собратья по роду. Например, где-то на своем виртуальном плацу бодро чеканит шаг небольшой, но упитанный биментал Арсений, сам себе отдающий команду: «Левой! Левой!». А еще где-то шарится по политическим закоулкам демон-лилипут Виктор Иванович Балога. И неважно, что их биментальные пространства скромнее Днепровщины. Я бы их не недооценивал. Дело в том, что у бименталов, в отличие от бисексуалов, размер не имеет значения).

В чем особенность бименталов? В принципе, в своей основе, они, конечно же, подчиняются главным законам человеческого бытия — хотят иметь интересную работу, максимально полную реализацию, меньше выкладываться и больше получать, иметь стабильное настоящее и предсказуемое будущее, зависеть от себя, а не от обстоятельств и т.д. и т.п.

Но есть особенности. Главная в том, что, являясь часто экономическими, психологическими, а особенно политическими демпферами и посредниками между субментальными зонами, они легко мимикрируют, имитируют особенности той или другой.

В частности, главный сегодняшний мегабиментал — действующий премьер-министр — появляясь на Донбассе, выглядит более коренной уроженкой, чем сами «донцы» — и по характерному «гэканью», и по специфическим словечкам, и по страсти боления за «Шахтер», и по дружбе с реальными шахтерами и православными батюшками.

Она же на Галичине более истовая «западэнка», чем коренные вуйки — и по диаспорскому акценту, и по любви к воякам УПА, и по симпатиям к греко-католическим пасторам.

Но дело даже не в их способности к мимикрии в ту и другую сторону — это можно было бы назвать просто «мастерством». А дело в том, что, попадая даже на время в то или иное окружение, они искренне верят, даже убеждены, что являются его органической частью. А это уже больше, чем мастерство — это дар.

Именно этот дар воспитанников Днепропетровщины сделал последнюю когда-то «кузницей кадров» еще для Советского Союза.

Сегодня же «днепровцы» — являясь универсальными посредниками, блестящими имитаторами, органичными «своими среди чужих» — успешно покоряют Украину, стабильно поставляя ей высшие чиновничьи кадры, вплоть до уровня премьер-министра и президента.

Они воистину, в украинском понимании, «универсальные солдаты политики». Они легко адаптируются к любой идеологии, мировоззрению и власти не только приспосабливаясь к ним, но искренне становясь частью любой правящей идеологии, модного мировоззрения и победившей власти.

Точнее говоря, они идеально адаптируются к любому восходящему тренду, искренне подгоняя уже под него необходимую идеологию, мировоззрение, и даже место своего жительства и самоидентификации.

(В отличии от тех же «янычар» и «схронщиков», которые остаются всю жизнь в основном жителями и патриотами своих родных городов и сел, бименталы, при необходимости, мгновенно меняют свою местную прописку на столичную, и через несколько лет после переезда уже позиционируют себя, как едва ли не коренные киевляне. Впрочем, также легко они становятся «женевцами», «монтекарловцами» или «северокаролинцами»).

В этом плане Сергей Леонидович достаточно типичный представитель своего племени. Он, конечно, менее способен к языковой или «мовной» имитации, чем неподражаемая Юлия Владимировна. Но, в принципе, легко и искренне может переходить из одной идеологии в иную, из одной политической команды — в другую.

Что он, собственно, впечатляюще демонстрировал несколько лет назад, вольготно гуляя по всему политическому полю — от «левого фланга» до «правого», от «демократов» до «консерваторов».

И еще раз подчеркну, как настоящий «днепровец», он нигде не притворялся. Он везде был предельно искренен: и отстаивая когда-то коммунистические убеждения, и клянясь потом либеральным ценностям; и защищая Януковича, и отстаивая Тимошенко.

Именно поэтому он успешно может посредничать как в финансовых, деловых, так и в сугубо политических, а со временем, я думаю, — и в геополитических схемах.

Но вот в этой посреднической легкости, кроме массы плюсов, заложены и «родовые болезни», или, по крайней мере, изъяны.

Бименталы сильны как раз своей способностью легко находить общий язык (в прямом и переносном смысле) с той или другой ментальной стороной, как правило, поверхностны, нефундаментальны, глубоко не «заземлены». Способность — «к сшиванию чужих взглядов», к имитации, к мимикрии, к приспособлению, к вживанию в образ — не предполагает «заглубления» в чужие интересы, традиции, смыслы.

Условно говоря, когда в запорожские времена еврей крестился, становился «выхрестом», христианином, он тут же терял многие из своих коммерческих и посреднических навыков. Так и биментал, полностью «принявший веру» той или иной ментальной стороны, «заглубившийся» в ее устои, утрачивает свои транзитные потенции.

Поэтому, думается, сложно критиковать Тигипко за отсутствие глубины, за низкую креативность и невысокую смысловую наполненность его выступлений.

Действительно, если «выпарить» все его тексты и выступления, там почти нет «сухого остатка» в виде его собственных идей и смыслов. Впрочем, на нет и суда нет. Это ведь и не его функция, как «родового днепровца». Они ведь не говорят своими смыслами, они говорят чужими лозунгами.

Так быстрее, доходчивее, мобильнее и транзитнее, во-первых.

А во-вторых, чужие смыслы не поддаются «сшивке» — интеграции и компиляции. Подобные процедуры можно осуществить только с лозунгами — то есть формами, а не сущностями. (Сущности ведь «сшить» невозможно, можно «сшить» только формы).

Отсюда и то формальное отношение к экономике, культуре и особенно людям, которое свойственно этому роду.

Я знаю многих людей, которые за глаза упрекают Сергея Леонидовича в его чрезмерном житейском прагматизме, а точнее формализме. В том, что он с обаянием и душевностью относится к нужному человеку и тут же становится ледяным и недоступным, когда получает от последнего все, что нужно.

Но тут ничего личного. Таковы законы его днепровского «караса», который требует ни во что и ни в кого (ни в людей, ни в идеи) не входить глубоко, чтобы не утратить родовую легкость бытия.

Поэтому он антипод «донов»-янычар, которые случайно возникшую дружбу тяжеловесно волокут годами и десятилетиями, „подписываясь“ под все проблемы своих друзей, риски корешей и тратя колоссальное время на поддержание затратных, но греющих душу свояческих отношений.

Поэтому он антипод экзальтированных интеллигентов-схронщиков, готовых тратить целые ночи и даже многие годы на совместные прекраснодушные посиделки „однодумців“ с клятвами „украинству“, великой просветительской миссии и вечной дружбе.

Да, он антипод. Но самое интересное, что об это антиподстве никто не догадывается — ни он сам, ни они.

Вдобавок, этот днепровский транзитный архетип не был бы таким победительно-успешным, если бы не умел интуитивно, сходу упрощать картину людского мира, выхватывая из него самое главное.

Именно „днепровская номенклатура“ когда-то придумала выражение „нужный человек“.

И Сергей Леонидович лишь следует своему коренному инстинкту, когда безошибочно находит и умело использует нужных людей, к какой бы ментальной „породе“ они ни принадлежали. И вовремя избавляется от людей „ненужных“ — может быть, приятных, но утративших власть, деньги или положение, и, соответственно, интерес для него.

И в этом кроется его великий потенциал. Но в этом же кроются и великие риски.

Первый локальный риск заключается в том, что бименталу не нужен биментал (как переводчику не нужен переводчик, как посреднику не нужен другой посредник).

В свое время знаменитого „днепровца“ Лазаренко обвиняли в том, что ему не нужны были партнеры, а нужны были только рабы и хозяева. Но дело в том, что Павел Иванович распространял этот принцип в основном на свое родовое окружение. Действительно, зачем ему в партнеры „единокровный“ человек, которого он может заменить по всем параметрам, качествам и способностям? Это „не нужный человек“. И в такой же парадигме мыслит вся эта „школа“.

Поэтому если другой биментал (точнее, бименталка) возглавит государство, то в качестве партнера Сергей Леонидович ей абсолютно „ненужный человек“. Ее „рабом“ он уже, скорее всего, не захочет быть, а „хозяином“ — не сможет.

Другой риск — главный, стратегический — заключается в том, что крупную личность, как и крупную рыбу, всегда тянет в глубину. Если Сергей Леонидович со временем покрупнеет, ему придется выбирать за счет чего делать ключевой шаг в своей жизни и карьере — за счет своего биментального дара приспособления к чужим сущностям и смыслам, или за счет создания все-таки собственных сущностей и смыслов. Да, тогда он утратит легкость бытия. Но, может быть, приобретет государственный вес?

Время

(Вид)

Ложная теория утверждает, что человек взрослеет и мужает всю свою жизнь.

На самом деле, базовое, системообразующее формирование личности происходит не непрерывно, а скачками. В основном в короткий миг покорения пиков карьеры и жизненного роста.

Вопрос только в том, как определить, что для того или иного человека субъективно является пиком карьеры и роста.

(Я, например, знаю одного человека, для которого пост директора завода субъективно был более важным, чем позднейшее президентство. Или знаю другого, который ощущал больший подъем управляя автобазой, а не экономикой страны).

Мне почему-то представляется, что Сергей Леонидович многие свои психологические, волевые, профессиональные качества заложил на двух пиках. И это отнюдь не его вице-премьерство, и даже не председательство Нацбанком.

Представляется, что его главными, душеобразующими пиками стали пост первого секретаря обкома комсомола и председателя правления „ПриватБанка“. Почему?

Да потому, что в комсомоле он впервые почувствовал сладкий вкус власти. А в банке впервые ощутил терпкий запах первых серьезных денег.

В принципе, на мой взгляд, комсомол и банкирство — это неплохое для нашего постсоциалистическог пространства сочетание. Как сказал бы в свое время мой учитель и мэтр убиенной науки соционики — профессор Зварыкин: „Это, батеньки, оптимальное сочетание“. Куда хуже сочетание партийной номенклатуры или криминальных авторитетов с той же банковской сферой.

Дело в том, что бандиты-банкиры всегда делали ставку на насилие в том или ином виде, как главный технологический и жизненный инструмент.

Банкиры же партийцы — ставку на административный ресурс.

А вот банкиры-комсомольцы всегда делали ставку на соблазны. Возможно, это связано с тем, что их комсомольская власть никогда не была такой безграничной и оглушающе полной, как у старших братьев по разуму — партийной номенклатуры.

Поэтому, если вторые, решая спорную ситуацию, кричали „Положишь партбилет на стол!“, первые шепотом говорили „Положим в сауну к активисткам!“.

„Комсомольцы“ оказались, соответственно, гибче, оптимальнее и приспособленнее к рыночным условиям, чем их бывшие начальники. Ведь рынок — это, прежде всего, соблазн, искушение, а не империтив и принуждение.

Соответственно, по своему видовому предназначению, Сергей Леонидович совершенно оптимальный „герой нашего времени“. Он одинаково органичен как на трибуне, „сшивающий“ чужие звонкие лозунги под аплодисменты толпы; так и в будуарной приглушенной атмосфере дорогих ресторанов, закрытых банковских саун и клубов, плетущий паутину соблазнов для возможных партнеров и попутчиков.

Короче, банкир-комсомолец — это всегда круто. Главное только в том, чтобы не вошли в резонанс комсомольское пренебрежение к рядовым членам и банкирское презрение к простым лохам.

Образ

(семейство)

Поскольку в Украине политика уже давно, по крайней мере, со дня пришествия в нее Юлии Тимошенко, борьба и конкуренция не смыслов, а образов, последние имеют исключительное значение.

Сергей Леонидович, не мудрствуя лукаво, как большинство его земляков, своим маркирующим своим образом избрал силу (да прибудет с ним сила!). Тем самым пополнил когорту своих волевых предшественников  — „сильных директоров“, „сильных хозяйственников“, „сильных хозяев“ или просто „политиков в юбке… но с яйцами“.

В принципе, этот ход был достаточно ожидаем и оптимален. Но есть одно маленькое „но“. Сила в политическом имидже похожа на соль: ней лучше недосолить, чем пересолить.

В качестве небольшого отвлечения расскажу, как однажды попал в Южной Азии в мастерскую, где делают „крисы“ — ножи-талисманы. Там каждый уважающий себя мужчина ходит с таким очень острым и опасным ножом, к тому же имеющим магическое воздействие.

Так вот, в мастерской можно заказать нож любой магической силы. Я поинтересовался у мастера, заказывают ли очень сильные ножи. Он лаконично ответил, что обычно заказывают ножи умеренной силы. Поскольку если носить с собой слишком сильный нож, то не человек будет его хозяином, а он хозяином человека.

Похожее, на мой взгляд, почти уже случилось с образом Сергея Леонидовича. Постоянное нагнетание, натужное закачивание силы в образ может привести к тому, что образ на каком-то этапе станет гротескно, даже комедийно сильнее самого носителя.

(Так, кстати, получилось с одним из молодых коллег Сергея Леонидовича по избирательной кампании, который хотел быть на фоне воинственного камуфляжа. А закончилось тем, что сам стал фоном кричащего камуфляжа).

Поэтому у меня большое опасение, как бы не перегнуть с базовым лозунгом „Сильний президент — сильна країна!“.

Как на мой частный вкус, намного выигрышнее был бы образ „Стильний президент — сильна країна!“. Поскольку стиль — это, по всей вероятности, главный инструмент освоения будущего и построения нового мира. Поскольку уже в наше время стиль всегда побеждает силу. Как Кличко несомненно победит Валуева. Как изысканно стильный „политрэппер“ Обама победил невероятно сильного по своему жизненному пути воина Маккейна.

К слову, тот же Обама очень аккуратно относится к самому слову „сила“. Даже в своей инаугурационной речи он, помнится, только в одном месте упомянул его, тут же добавив, что сила должна всегда быть осмотрительной и разумной.

Но это, повторяю, мое частное мнение.

Еще меня пугает постоянная угроза Сергея Леонидовича бороться с коррупцией. Это, конечно, тоже сильно. Но в моей собственной концепции коррупция имеет три стадии и уровня.

Первый — это жэковско-бытовая коррупция.

Второй — это бюджетно-правительственная коррупция.

Третий, самый высший — это борьба с коррупцией.

Давным-давно я дал свое скромное определение коррупции в украинском понимании: коррупция — это то, в чем ты не участвуешь.

Соответственно, когда я слышу про борьбу с коррупцией, я чувствую не только силу „борцов“, но и их желание не столько искоренить „врага“, сколько войти с ним в долю.

Но надеюсь, что я в данном случае глубоко заблуждаюсь, и Сергей Леонидович действительно грозно и сильно с этим злом будет бороться. Ведь его уже называют „мачо украинской политики“.

А в принципе, образ мачо — это перспективно. Страна устала ненавидеть своих политиков, устала жить „отложенной любовью“. И рано или поздно неизбежно „залетит“, то есть влюбится в первого встречного, кто хоть как-то будет отвечать ее ожиданиям. Или хотя бы выглядеть как отвечающий ожиданиям.

И вот здесь Сергей Леонидович со своим образом „мачо“, со своей летящей начальственной походкой, со своим пронзительно-ироничным бордовско-бондовским взглядом, умеющий запросто снять и галстук, и майку, может оказаться к месту.

В каждой стране в определенный период возникает своя „обамомания“. И такое ощущение, что через 2-3 года мы опять созреем до такой ситуации. И я совсем не исключаю, что эта ситуация может называться „тигипкомания“. Ведь он единственный в политэлите, кто за последние пять лет не был в тех семействах, которые все ненавидят — ни чиновником, ни политиком, а главное — не был депутатом.

Но тут бы я осмелился подсказать, чем подлинный политический мачо отличается от фальшивого. Последний изображает чрезмерную силу и хочет народ, а первый скрывает свою истинную силу и его хочет народ. Тут главное — не перепутать! А еще постоянно помнить, что для образа политика-мачо страшно не только унижать народ, но особенно заискивать перед народом.

Поэтому вопрос о том, кто такой Тигипко — первый гость из будущего или последний привет из прошлого — пока остается открытым.

Дмитрий Выдрин