Обама и «ось зла»: если враг не сдается…

Сегодня, через год после того, как Барак Обама начал налаживать диалог со «странами-изгоями», результат уже очевиден: везде — в Бирме и Северной Корее, в Венесуэле и Иране — его протянутую руку встретили сжатым кулаком.  Аун Сан Су Чжи (Aung San Suu Kyi) остается под домашним арестом в Рангуне, Пхеньян испытывает баллистические ракеты, из Каракаса по-прежнему несутся инвективы в адрес «империалистов-гринго», а Иран пропустил мимо ушей предъявленный ему ультиматум о достижении договоренности по ядерной программе до конца минувшего года. Таким образом, курс на взаимодействие с «деструктивными государствами» провалился, и теперь Обама обязан подтвердить делом свои угрозы об ужесточении санкций. Так? Не совсем.

Вашингтон еще не до конца осознал один факт: миропорядок, породивший понятие «страны-изгои» канул в Лету. Этот термин приобрел популярность в 1980-х гг., в основном в Соединенных Штатах: он обозначал небольшие страны с диктаторскими режимами, ставящие под угрозу международное устройство, сложившееся в годы «холодной войны». Затем, после распада СССР, главным вызовом гегемонии США стала позиция именно этих государств, не желавших смириться с «концом истории» и принять американские ценности. Концепция «деструктивных государств» предполагала также наличие «международного сообщества», объединенного вокруг «общечеловеческих» западных ценностей и интересов и придерживавшегося единого мнения о том, кого следует считать «изгоями», и какую политику проводить по отношению к ним. Однако к концу девяностых это сообщество уже начало распадаться — из-за «взлета» Китая, возрождения России и превращения Индии, Бразилии и Турции в полноправные великие державы с собственными интересами и ценностями. Сегодня же стало очевидно, что «международное сообщество», исповедующее западные ценности — не более чем фикция, и в глазах очень многих стран сами США выглядят не менее «деструктивным» государством, чем те «изгои», которых Вашингтон стремится изолировать.

Реакция на вызов, который эти государства бросают существующему миропорядку, не может сводиться к «кнутам и пряникам», которые предлагает им один Вашингтон. Для борьбы с угрозами распространения ядерного оружия, терроризма, и региональной нестабильности, исходящих от государственных и негосударственных акторов, необходимо формирование коалиций подлинных «добровольцев» — а не тех, кто уступил американскому давлению. Сегодня Вашингтон — даже во главе с Обамой — уже не в состоянии сплотить другие страны вокруг американской, и даже западной в целом, «повестки дня». Мир действительно ждет от США политики сотрудничества, но оно должно осуществляться на основе партнерства, а не американской гегемонии. Сегодня очевидно: «мировое лидерство» Соединенных Штатов в его традиционном понимании другие государства не примут, даже если у руля теперь стоит не Джордж Буш-младший, а Барак Обама.

В отсутствие нового «международного сообщества» попытки США создать «единый фронт» для давления на традиционных «изгоев» будут по определению контрпродуктивны. Подобные действия Запада уже подтолкнули «деструктивные государства» в объятия друг друга: Бирма получает от Северной Кореи вооружения (и возможно ядерные секреты), Иран укрепляет связи с Сирией, Венесуэла наращивает объемы помощи Кубе. Впрочем, есть и другой фактор  — более важный, чем сближение между относительно слабыми «возмутителями спокойствия»: они получают все большую поддержку от «легитимных» великих держав. Бразилия, Турция, Россия, Китай — все они практически в открытую противодействуют дипломатическим усилиям США, направленным против «изгоев».

После вступления в должность Обама предполагал, что более конструктивная позиция США позволит заручиться поддержкой прежней западной программы со стороны мирового сообщества, но одной готовности сотрудничать для этого недостаточно. Необходимо не столько изменение тональности и даже не пересмотр политического курса США, сколько выработка новой основополагающей концепции общемировых интересов, — ни «западных», ни «восточных» в чистом виде — которую следует осуществлять совместно с новыми великими державами, способными реально повлиять на Рангун, Пхеньян и Тегеран. Для этого потребуется болезненный пересмотр представления Америки о собственном месте в мире, однако результатом станет подлинная поддержка со стороны «новых держав», их готовность взять на себя часть финансового и военного бремени по устранению угроз мирового масштаба.

Сегодня всем странам — большим и малым, «конструктивным» и «деструктивным» — нужны партнеры, а не покровители. Когда Вашингтон пытается наказать «изгоев», заставить их немедленно изменить свое поведение, на арене тут же появляются его соперники, предлагая им инвестиции и поставки вооружений, отношения, основанные на равноправии и взаимном уважении. Именно так действует Китай по отношению к Бирме, Россия по отношению к Ирану, Бразилия по отношению к Кубе и т.д. и т.п. А если учесть, что основные международные институты — Совет Безопасности ООН, Всемирный банк и МВФ — не желают предоставить новым великим державам достойное место «в президиуме», стоит ли удивляться, что они не считают себя обязанными поддерживать санкции, в выработке которых у них нет права голоса.

«Новые державы» отнюдь не робеют от своей новообретенной самостоятельности: они все настойчивее утверждаются в этом новом статусе. В ходе недавнего государственного визита в Иран президент Бразилии Луиш Инасиу Лула да Силва (Luiz Inacio Lula da Silva), стоя рядом с Махмудом Ахмадинежадом ( Mahmoud Ahmadinejad), высказался без обиняков: «Мы не имеем права считать, что другие должны думать так же, как мы». Эти слова за пределами Запада находят куда больший отклик, чем очередные призывы сплотиться против «деструктивных государств». За несколько дней до визита да Силвы Ахмадинежада принимал премьер-министр Турции Реджеп Тайип Эрдоган (Recep Tayyip Erdogan): на саммите исламских стран он заключил лидера соседней страны в дружеские объятия и заявил, что ядерная программа Ирана носит «мирный» характер. Западная пресса, как и следовало ожидать, обрушилась на Лулу и Эрдогана с упреками в предательстве демократических ценностей и нарушении солидарности, но она попросту «попала пальцем в небо». Лидеры Бразилии и Турции, чья приверженность демократическим принципам не вызывает сомнений, вовсе не встали на сторону Ахмадинежада, не поддержали репрессии иранских властей против инакомыслящих или их тайную ядерную программу. На самом деле они демонстрировали намерение — и, что еще важнее, способность — сказать свое веское слово по вопросу о том, кого следует считать «изгоями» и как с ними себя вести.

Опасности, связанные с устаревшими представлениями Запада о «странах-изгоях», со всей наглядностью проявляются в одном уголке Азии — Бирме; сегодня она быстро превращается в геополитическое «поле боя» в условиях почти полного отсутствия западного влияния. Возможно, из всех «деструктивных государств» Иран с его ядерной программой представляет наибольшую угрозу в сфере безопасности, Судан, где идет геноцид, вызывает самое сильное нравственное неприятие, Зимбабве, как наглядный пример способности общества к саморазрушению — больше всех ставит в тупик. Но именно Бирма представляет собой нагляднейший и самый необратимый пример провала стратегии Запада, направленной исключительно на международную изоляцию репрессивных режимов. Сегодня двадцать лет такой политики в отношении Бирмы выглядят как последовательные усилия по подрыву западного влияния в этой стране и ее подталкиванию в объятия Китая, сопровождавшиеся разрушением бирманской экономики и ничуть не улучшившие ситуацию с правами человека.

Сейчас, оказавшись в Рангуне, вы словно переноситесь назад во времени: по немощеным улицам ездят потрепанные машины пятидесятых годов и рикши, босоногие дети пытаются продать китайские безделушки немногочисленным туристам, потерянно бродящим среди обветшавших вилл, напоминающих о былом расцвете города в колониальную эпоху. Политика Запада по отношению к этой стране потерпела неудачу буквально по всем направлениям: военная хунта по-прежнему держит общество мертвой хваткой, демократическая оппозиция разрознена и охвачена смятением. Более того, помимо внутренней политики правящего режима, у Запада появилась новая головная боль: возможные связи бирманских генералов с Северной Кореей, в том числе и сотрудничество в ядерной сфере.

Это не значит, конечно, что санкции не дали результата — вот только результат оказался полностью контрпродуктивным. Из моих недавних бесед в Рангуне с лидерами гражданского общества, бизнесменами и аккредитованными в Бирме иностранными дипломатами вырисовывается мрачная картина: средний класс разгромлен, многие его представители покинули страну; система образования полностью не в состоянии развивать «человеческий капитал»; частного сектора в обычном понимании этого слова не существует — лишь фаворитам хунты разрешено извлекать прибыль из экспорта сырьевых богатств страны. Лучше всего ситуацию охарактеризовал один из моих собеседников — бирманский бизнесмен: «Мы оказались под «двойными» санкциями — нашего режима и Запада». Недавно это фактически признала и Хиллари Клинтон (Hillary Clinton), заметив: «Избранный нами путь — введение санкций — не повлиял на бирманскую хунту». Появившиеся в последнее время робкие признаки потепления в отношениях между Бирмой и США говорят о том, что политика диалога может дать результат — но не тот, что отвечает краткосрочным планам западных лидеров, требующих от правящего режима радикальных уступок.

Для «стран-изгоев» новые великие державы стали источником дипломатической поддержки и образцами альтернативного политико-экономического устройства. Так, санкции Запада против Бирмы позволили Китаю и Индии добиться полного политического и экономического влияния над этой страной, которую они считают стратегически важной. Иранских политиков западное давление лишь научило мастерски создавать альтернативные альянсы — с Россией, Китаем и др. — и обходить санкции. Хотя последние замедляют развитие иранского энергетического сектора и экономический рост в целом, правящий режим без особых помех ввозит запрещенные товары через третьи страны, отлично обходится без доллара, используя для финансирования своей деятельности другие валюты, и привлекает для развития ключевых секторов экономики — инфраструктурного, энергетического и телекоммуникационного — компании из незападных стран, предлагая им выгодные условия. Если целью санкций было прекращение иранской программы по обогащению урана и подрыв его способности осуществлять свое влияние в регионе через «посредников» вроде «Хезболлы» и ХАМАСа, есть все основания говорить о том, что они полностью провалились.

На начальном этапе деятельности администрации Обамы хватило смелости — перед страной и миром — честно признать ограниченную эффективность санкций и попытаться выяснить, не поможет ли политика взаимодействия и учета иранских законных интересов безопасности убедить тегеранский режим отказаться от милитаризации своей ядерной программы. Сейчас, однако, когда крайний срок для достижения результатов — конец 2009 года — истек, Обама скорее всего одобрит пакет «высокоточных» санкций против энергетического, транспортного и финансового секторов страны, охватывающих также прямое и косвенное страхование торговых операций с Ираном. Их цель — фактическое удушение иранской экономики, которое вынудило бы правящий режим осознать, что цена неуступчивости будет слишком высока. Однако, чтобы это эмбарго дало результаты, необходимо присоединение к нему новых великих держав. С этим, однако, существуют серьезные проблемы.

С самого начала администрация Обамы предполагала: даже если предложение Вашингтона о сотрудничестве не изменит позицию Тегерана, сама готовность США к диалогу побудит Россию и Китай одобрить введение «болезненных» санкций ООН. Но вполне возможно, Пекин и Москва предпочитают, чтобы Белый дом избегал столь резких движений (при этом мы на минуту оставляем за скобками столь же вероятное предположение, что обе страну будут просто счастливы, если Соединенные Штаты на десятилетия увязнут в еще одном истощающем ресурсы конфликте на Ближнем Востоке). Как бы то ни было, никто не объяснил, каким образом более примирительный подход Вашингтона может изменить интересы России и Китая, явно противоречащие американским планам. Москва хочет развивать с Тегераном торговые отношения. Пекину нужны иранская нефть и газ, и обе столицы заинтересованы в стратегическом присутствии в Персидском заливе, позволяющем им уравновесить преобладание США. Если Соединенные Штаты «сужают» свою политику по Ирану, сводя все исключительно к ядерной проблеме, новые великие державы считают этот вопрос лишь одним из аспектов своих отношений с этой страной. В Бирме и Иране — да и остальных «странах-изгоях» — два десятилетия западных санкций привели к крайнему обнищанию народа, и одновременно обогатили и упрочили правящие режимы; при этом обвинения в нарушении прав человека никак не отразились на стратегическом влиянии «деструктивных государств». Изолируя репрессивные режимы, Запад зачастую дает им превосходный предлог для блокирования реформаторских сил, способных подорвать их власть, и даже для сплочения народа вокруг своего — пусть и ненавистного — правительства перед лицом внешней угрозы. Одним словом, необходима новая стратегия.

Полностью изменить подобное статус-кво можно только одним путем: сделать то, чего лидеры «стран-изгоев» больше всего боятся — полностью отказаться от экономических санкций, затрагивающих население в целом, вернуться к свободным и неограниченным торговым связям с традиционными предпринимательскими классами этих государств, наладить студенческие обмены, и снять ограничения на поездки для основной массы населения. При этом эмбарго на поставки оружия и запрет на выдачу виз представителям правящей элиты можно оставить в силе. Подобная политика с куда большей вероятностью найдет поддержку у «нарождающихся» и конкурирующих великих держав — да и у народов самих «стран-изгоев». Она может даже стать катализатором цепи событий, итогом которых станет решение проблем в сфере безопасности и установление в «деструктивных государствах» более демократических режимов.

Конечно, столь резкая смена курса встретит мощное противодействие в самом Вашингтоне. Для оппонентов Обамы в правых кругах она станет бесспорным доказательством того, что президент проводит в отношении «Оси зла» политику умиротворения, а его союзники среди левых правозащитников сочтут это предательством идеалов прав человека. Истина однако — и Обама в состоянии объяснить это убедительнее, чем любой другой американский лидер — заключается в том, что политика изоляции «изгоев» потерпела полный крах, и обновленное, подлинное партнерство с державами, обладающими сегодня реальным влиянием, имеет куда больше шансов на решение проблем в сфере безопасности и утверждение человеческого достоинства в «странах-изгоях».

Сможет ли такой подход в короткие сроки умерить радикальную риторику Уго Чавеса, поколебать упрямство Роберта Мугабе, ослабить паранойю Ким Чен Ира и подорвать жестокую власть Ахмадинежада? Вряд ли. Однако он может стать первым шагом для формирования новой мировой обстановки, не позволяющей им кричать о «сопротивлении империализму» и со всей наглядностью высвечивающей — как для собственных народов, так и для мирового сообщества — нелегитимность этих репрессивных режимов, что в долгосрочном плане является подлинной «ахиллесовой пятой» любого правительства. Наконец, но не в последнюю очередь, такой подход наполнил бы обамовский курс на диалог реальным, а не чисто словесным содержанием, и стал бы прологом к превращению Америки в подлинную державу XXI века, осуществляющую свою лидерскую роль не силой оружия, а силой примера.

Автор: Надер Мусавизаде, был специальным помощником генерального секретаря ООН, консультант в лондонском Международном институте стратегических исследований.

«Newsweek» (США), перевод: «Голос России»