Могут ли французы-мусульмане иметь любовниц?

Однако он вызвал мощный резонанс, повысив накал споров о том, что это значит — быть французом, и что это значит — быть французом-мусульманином, пишет «The New York Times» (США). В ходе развернувшейся дискуссии о национальной идентичности всплыл даже такой необычный встречный вопрос: имеют ли только французы право заводить любовниц?

Впрочем, об этом позже.

История запутывалась все больше и больше. Сначала речь шла о женщине в возрасте 31 года, — ее имя публично не называлось — носившей паранджу: головной убор, закрывающий все лицо, кроме узкой прорези для глаз. Однако уже через несколько дней в центре внимания оказался Лис Хаббадж (Liès Habbadj), владелец мясной лавки в городе Нант на западе Франции, и, как утверждают власти, муж оштрафованной дамы. Г-н Хаббадж, по словам министра внутренних дел Бриса Ортефе ( Brice Hortefeux), судя по всему принадлежит к радикальной исламской организации и  — о ужас! — к тому же имеет четырех жен. Если это так, заявил министр, то Хаббадж виновен в полигамии, законодательно запрещенной с 1993 года в светском французском государстве, и должен быть лишен гражданства, которое он получил в 1999 году, женившись на француженке.

А вот и нет, парировал алжирец Хаббадж: женщины, с которыми он связан, и которые, по версии властей, родили ему 12 детей — это не жены, а любовницы. «Если лишать человека французского гражданства за то, что у него есть любовницы, тогда гражданства лишатся и очень многие французы, — утверждает он. — Насколько мне известно, иметь любовниц не запрещает ни ислам, ни французское законодательство».

За последнюю неделю скандал, разразившийся из-за маленького штрафа в 22 евро, превратился в символ общей неспособности Франции — да и многих других стран Европы — распутать узел страстей, бушующих вокруг дискуссий об иммиграции. В своей наиболее примитивной форме эти страсти подпитывают неприязнь к «чужакам», злоупотребляющим, как считается, щедрыми социальными льготами «государства всеобщего благосостояния» и в то же время отвергающим ценности общества, которое эти льготы им обеспечивает. Конечно, подобные аргументы не ограничиваются чисто материальными вопросами. Они цветут пышным цветом на почве атавистических страхов перед исламским радикализмом и апеллируют к потаенным фобиям, которые политики стремятся переплавить в звонкую монету голосов на выборах. Здесь каждая искра вызывает пожар. Мелкое нарушение правил дорожного движения, отмечает Le Monde, превращено в дело государственной важности.

Мало того, оно переросло в «состязание стереотипов», подпитывающее предрассудки у обеих сторон, в столкновение символов, которыми пестрят взаимоисключающие нарративы об «исламской чистоте» и «циничном иждивенчестве». Сам Хаббадж, заросший бородой, появился перед камерами в черном бурнусе и клетчатом головном платке-куфии, повязанном поверх белой ермолки; рядом с ним позировала женщина в черном, с лицом, закрытым паранджой.

Вся эта история усугубляет и без того непростую ситуацию. Она грозит в равной мере усилить отчужденность мусульман и антииммигрантские настроения — и именно в тот момент, когда Франция пытается сформировать для себя новую идентичность, соответствующую велениям времени. Кроме того, президент Николя Саркози предлагает принять новый закон, запрещающий женщинам носить в публичных местах головные уборы, закрывающие лицо.

Эмоции накалились настолько, что Саркози, возможно, придется отказаться от своих законодательных планов. Более того, «наезд» властей на Хаббаджа, похоже, ударил рикошетом по ним самим, вызвав у мусульман ощущение, что их подвергают гонениям. «Из-за постоянных дебатов по поводу паранджи мусульмане во Франции считают, что их дискриминируют», — отмечает Мухаммед Мусауи (Mohammed Moussaoui), глава основной организации, представляющей пятимиллионную  — крупнейшую в Европе — мусульманскую общину Франции.

Конечно, вопросы, связанные с исламом, стали «головной болью» не только для французских властей. В последние месяцы хиджабы и минареты определяют политическую повестку дня в Бельгии и Швейцарии. Что же касается «минного поля» европейской интеграции в целом, то на нем только что подорвался британский премьер-министр Гордон Браун. В среду, в ходе предвыборного турне по северо-западным районам Англии, сторонница Лейбористской партии по имени Джиллиан Даффи (Gillian Duffy), публично осведомилась у премьера, как он намерен решать проблему с восточноевропейцами, приезжающими в Британию на работу. Браун «выдал» стандартный — пустопорожний и вежливый — ответ. Но потом, уже садясь в машину, и не подозревая, что микрофон забыли выключить, и каждое его слово отлично слышно, премьер назвал миссис Даффи «узколобой женщиной»: с тех пор его избирательная кампания превратилась в унизительный и хаотичный набор лихорадочных извинений.

Дебаты во Франции вроде бы касаются вещей более возвышенных — сохранения светского «лица» страны. «Сама идея о том, что женщина должна закрывать лицо, унижает ее достоинство, и во французском обществе такое неприемлемо», — заявил на этой неделе Саркози на заседании кабинета министров. При более скептическом взгляде, однако, может возникнуть мысль, что цель дискуссии — вернуть поддержку французских избирателей, перешедших в лагерь крайне правых, антииммигрантски настроенных партий. Рейтинги Саркози застыли на низком уровне. На региональных выборах в марте его партия потерпела серьезную неудачу. В результате, по мнению некоторых, «война с паранджами» обусловлена не столько преданностью высоким идеалом, сколько стремлением к политическому выживанию. «Подобная конъюнктурная политика, — считает мусульманский ученый Тарик Рамадан (Tariq Ramadan),  — это предательство французских ценностей».

По оценкам, паранджу во Франции носят не более 2000 женщин, а мусульманское одеяние до пят — еще меньше. Однако этот вопрос затрагивает основополагающий принцип, на котором многие европейские страны хотели бы строить отношения с иммигрантами: если «пришельцы» хотят наслаждаться всеми благами жизни в богатом западном обществе, они должны воспринять и ценности своей новой родины.

Похоже именно об этом говорил Саркози, выступая на похоронах сорокалетнего французского солдата Харуны Диопа (Harouna Diop), мусульманина и уроженца Сенегала, погибшего в январе в Афганистане. «Если вы француз, у вас есть не только права, но и обязанности, и главная из этих обязанностей — любить Францию, — отметил президент. — Быть французом — это не просто право, которое вы получаете от рождения, и не просто гражданство, которое можно получить: это идеал, который налагает обязательства на всех и каждого из нас. Харуна Диоп был французом. Харуна Диоп был мусульманином. Он отдал жизнь за Францию».

Перевод: «Голос России»