Россия. Кто и зачем сократил президентский срок?

12 декабря, исполняется 15 лет российской Конституции. Тогда, в 1993 году, только что принятые на референдуме 137 статей Основного закона спасли страну. «Известия» сыграли в судьбе этого документа значительную роль.

12 декабря, исполняется 15 лет российской Конституции. Тогда, в 1993 году, только что принятые на референдуме 137 статей Основного закона спасли страну. «Известия» сыграли в судьбе этого документа значительную роль. Накануне годовщины мы встретились с авторами Конституции и выяснили детали ее подготовки, о которых мало кто знает.

 «Спусковой крючок — попытка импичмента»

 — После разгона Верховного Совета, в сентябре 1993-го, несколько человек собрались в Кремле и за два месяца сляпали новую Конституцию — вот самый распространенный и вредный миф. В действительности история России не знает другого примера, когда бы Конституцию писали так долго — более трех лет — с привлечением широкого круга экспертов мирового класса и даже в дискуссии с оппозицией, — рассказывает Юрий Батурин, в 1993 году помощник президента Бориса Ельцина по правовым вопросам.

Старт — 12 июня 1990 года, финиш — 12 декабря 1993 года, когда Конституцию приняли на референдуме. Ровно 3,5 года длилась драматическая история ее рождения.

История, в которой газета «Известия» сыграла свою роль, опубликовав сначала  предварительный, так называемый президентский проект (под редакцией Алексеева — Шахрая), а затем и окончательный проект главного документа страны.

 — Почему весной 1993-го, когда по кабинетам гуляло десятка два различных проектов, Ельцину понадобился свой, президентский, вариант? — спросили «Известия» у Сергея Шахрая.

 — Спусковой крючок — попытка импичмента и последующее решение съезда провести референдум о доверии президенту, правительству и парламенту по вошедшей в историю формуле «да-да-нет-да», — отвечает Шахрай, в 1993 году вице-премьер, ныне глава аппарата Счетной палаты России. — Не идти же на референдум с одними лозунгами. Иное дело — опубликовать свой проект Конституции и сказать: вот программа будущего устройства государства, вот инструмент предотвращения политических конфликтов. Исходя именно из такой логики президент пригласил меня и Сергея Сергеевича Алексеева, известного теоретика права, и сказал: у вас меньше трех месяцев на то, чтобы подготовить цельный документ. Сели писать. Мои прежние наработки (из «варианта ноль») легли в основу разделов о государственном устройстве, о высших органах власти, наработки Алексеева  — в раздел, касающийся прав и свобод. Вместе мы создавали главный раздел — основы конституционного строя. После того как весной 1993-го проект напечатали в «Известиях», он лег на стол Конституционного совещания и после согласования 12 декабря вынесен на всенародное голосование.

Тогда мало кто обратил внимание на то, что этот проект изменил многие представления о том, какой должна быть Конституция страны. Впервые ее написали как процессуальный документ, содержащий не правила на все случаи жизни, а процедуры урегулирования спорных, конфликтных ситуаций. Впервые права человека были признаны данными от рождения. Впервые Конституция закрепляла не текущее положение дел, а образ будущей России — демократическое, правовое федеративное государство. Отошли от классики и в такой, казалось бы, принципиальной материи, как разделение властей. У нас президент — не возглавляет исполнительную власть, а является главой государства и политическим арбитром.

 — Вы сами это придумали или Ельцин настаивал?

 — Сами, — улыбается Шахрай. — Исходили из баланса политических сил и даже учитывали личные качества Бориса Николаевича. Опасались, что не утвердит. Но он согласился, хотя эту модель Алексеев шутливо называл российской версией «британской королевы». Предполагалось, что президент не будет вмешиваться в текущее, повседневное функционирование органов власти. Но если возникает конфликтная ситуация между парламентом и правительством или между центром и регионами, которую они сами не смогут разрешить, то здесь «включается» президент как арбитр и задействует свои конституционные полномочия и процедуры: собирает согласительные комиссии, объявляет досрочные выборы, отправляет в отставку правительство. Может даже ввести чрезвычайное положение…

«В последний момент Ельцин внес 15 поправок»

 — К июлю 1993-го удалось подготовить по-настоящему сбалансированный проект, — соглашается Юрий Батурин. — Но в сентябре последовал известный указ № 1400, и уже в октябре стартовал этап, когда победитель стал фактически править документ под себя.

 — В готовый проект Конституции, одобренный Конституционным совещанием, Ельцин собственноручно внес 15 поправок, — продолжает Сергей Филатов, в 1993 году глава администрации президента. — Наиболее принципиальные из них — президент имеет право председательствовать на заседаниях правительства, издавать нормативные указы, то есть имеющие силу закона. Плюс то, что в Совет федерации входят от каждого региона по одному представителю от — цитирую его правку — «представительного и исполнительного органа власти».

Заодно Ельцин кое-что вычеркнул. Например, право баллотироваться куда-либо начиная с 18 лет. С чьей подачи он это сделал? Филатову трудно судить. Но было, говорит, неожиданно!

 — А мне кажется, верх взяла совершенно понятная психология высокопоставленного чиновника, — разводит руками Юрий Батурин. — Тот, кто смотрит бумагу до тебя, ниже тебя. Тот, кто выше рангом, смотрит ее позже. Дело было так. Сидели руководитель администрации президента Сергей Филатов, первый помощник президента Виктор Илюшин и я. Ельцин сам пригласил нас, когда ему принесли окончательный, уже после лингвистической экспертизы, текст Конституции на подпись. Он просмотрел его, медленно перелистывая страницы, и столь же неспешно своей рукой вносил правку… Перед ним лежал справочный материал, подготовленный за минувший месяц  помощниками и сотрудниками администрации. Возможно, перед тем, как вызвать нас, он прочитал его еще раз. В соседнем кабинете сидела машинистка. Исправленные Ельциным страницы тут же отправлялись ей на корректировку. Когда распечатали и принесли последнюю страницу, Ельцин расписался на титульном листе, подумав, поставил дату и время: «8/XI — 1993 г. 15 ч. 15 мин.» Как бы давая понять: после этой минуты никто больше не может прикасаться к тексту, я — самый главный! Мне приходилось читать воспоминания высокопоставленного чиновника (да и других тоже), как накануне референдума он лично ездил ночью в Кремль и добился изменения текста статьи. Полный бред. После 15 ч. 15 мин. в проекте Конституции России не изменилось ни строчки, ни буквы.

«Вначале фигурировал 6-летний срок президентских полномочий»

 — Сергей Михайлович, а то, что при разработке Конституции вы идеи Сперанского использовали, не миф?

 — Конституционные идеи Сперанского — это азы обучения любого юриста, — подчеркивает Шахрай. — В действующей Конституции действительно можно найти параллели с его идеями о сильной власти главы государства, о делении на регионы, в каждом из которых
есть свой губернатор и свой парламент. Но в принципе похожие сюжеты есть и во французской Конституции, и в Конституциях многих федеративных государств. Ну и еще, пожалуй, сведение думских полномочий к двум — принять закон и проконтролировать исполнение бюджета правительством. Так что наша Конституция — это в полном смысле слова продукт коллективного творчества.

Национальная ментальность, кстати, на Основной закон наложила свой отпечаток. Так, с точки зрения ортодоксального юриста, наши вариации на тему регионов (края, области, республики и автономные округа)  — нонсенс. В Конституции нет иноязычных выражений типа «спикер», «парламент», «сенаторы», «импичмент». Зато есть чисто «нашенские» статьи, которых нет ни в одной другой Конституции.

 — Вместо известной во всем мире триады — «каждый имеет право свободно искать, получать и распространять информацию любым законным способом» — у нас «пентагон» какой-то! — Батурин открывает брошюру. — Вот, смотрите, «… искать, получать, передавать, производить и распространять информацию… » Это чисто российское!

 — Да и государственное устройство не расписывается столь детально в Конституциях других стран, — добавляет Сергей Филатов. — Мы же вынуждены были в условиях жесткого политического противостояния двух ветвей власти все записать в единый свод и рискнуть еще вынести на всенародное голосование. И правильно сделали! Иначе до сегодняшнего дня принимали бы законы об организации власти.

Любопытная деталь. В проекте Конституции, подготовленной группой Шахрая, сначала фигурировал 6-летний срок президентских полномочий. В проекте Алексеева — Шахрая — уже «пять лет», а в окончательной редакции и вовсе, как известно, осталось четыре года. В свете последних (а на самом деле первых) изменений Конституции невольно возникает вопрос: от чего ушли  — к тому пришли? И совпадение ли, что ровно через 15 лет.

 — Если посмотреть стенограмму Конституционного совещания, — вспоминает Шахрай, — можно увидеть, как 5 лет трансформировались в 4 года полномочий президента. Произошло это летом 1993-го под давлением оппозиции. Перспектива, что Ельцин будет править еще десять или двенадцать лет, казалась ей абсолютно неприемлемой. Мы решили, что два срока по 4 года, в конце концов, тоже немало и пошли на уступку и коммунистам, и демократам.

«Французский правовед сделал интересное предложение»

 — Повлияла ли на текст Конституции инициатива создания Уральской республики, принадлежащая Росселю? — спросили «Известия» у Шахрая. В Екатеринбурге многие до сих пор уверены: повлияла.

 — А вот это настоящий миф, — подумав, отвечает Шахрай. — В тексте менять ничего не пришлось. Да, эффект холодного душа был. Оказывается, сепаратизм бывает и с региональным лицом. Я руководил палатой регионов, она заседала в Мраморном зале Кремля. Страсти кипели нешуточные. С одной стороны, главы регионов-доноров, которые хотели максимум самостоятельности. С другой стороны, президенты республик, выступавшие категорически против идеи равноправия субъектов федерации. И вот надо было придумать модель, которая была бы принята всеми… Мы понимали: нельзя отобрать полномочия у республик, но можно повысить статус краев и областей. Что и сделали. При этом удалось исключить право выхода субъектов из России, поскольку именно право на сецессию и развалило СССР. И тут же мы дописали про возможность укрупнения регионов — норму, которая стала работать через 12 лет.

Особое искусство — создавать главный закон на острие политического кризиса. Эзоповым языком писать про контрольные функции Думы. В точке кипения на обсуждениях объявлять перерыв, чтобы, как говорит Шахрай, «попить чай и найти одну-две точки, в которых нет разногласий, и уже вокруг них наращивать „мясо“. В крайнем случае „если так и не пришли к согласию, то просто запишем, что в будущем по этому вопросу принимается конституционный закон“. С десяток их впоследствии действительно приняли. Постепенно зрел, как нарыв, главный вопрос — как принимать Конституцию? Девять вариантов насчитывалось уже летом.

 — И вдруг 5 октября мне позвонил посол России во Франции Юрий Рыжов, — рассказывает Филатов, — сообщил, что у него был профессор Мишель Лисаж, французский правовед и специалист по России, и сделал интересное предложение — совместить референдум по Конституции с выборами в Госдуму. Мы уже готовили проект Конституции, но принять ее предполагалось на Федеральном собрании уже после выборов 12 декабря. После чего я снял трубку прямой связи с президентом. „А мы успеем?“ — спросил Ельцин. „По-моему, успеем“, — ответил я. „Готовьте указ“, — тут же сказал Ельцин. И через десять дней вышло распоряжение президента „О проведении всенародного голосования по проекту Конституции Российской Федерации“. Риск? Огромный. По словам Филатова, уверенность в успехе появилась в самом конце эпопеи, за несколько дней до референдума.

 — В начале ноября ее не было, — признает Филатов, — соцопросы показывали — ситуация на грани. Но особенно тревожило то, что против принятия Конституции выступали практически все лидеры партий, за исключением Жириновского. Он, пожалуй, единственный, кто последовательно агитировал „за“, сравнивая ее с правилами дорожного движения. Жестко нападали на ельцинский проект оппозиционные партии, а демократы, как всегда, сомневались. Гайдар был против. Его как либерала отвращал тезис, что Россия — социальное государство. Он считал, что рынок нельзя обременять ничем.

 — А когда стало ясно, что все, Конституцию приняли, шампанского выпили?

 — В ночь с 12 на 13 декабря Михаил Полторанин решил устроить в Кремлевском дворце шоу победителей. Я сначала сказал: не пойду, вдруг поражение. Но где-то в полпервого ночи мне позвонили: „Сергей Александрович, Конституцию приняли!“ Я пошел на торжество, меня увидел Владимир Шумейко: „Давай, — говорит, — я на всю страну объявлю?“ Я говорю: „Объяви“. И он пошел к телекамере… Утром, когда пришли уточненные данные, Ельцин пригласил меня к себе. Сказал „спасибо“ и повел в дальнюю комнату, где был накрыт стол для двоих. И мы выпили по рюмочке коньяку за победу, за новую Конституцию.