Внешняя политика Обамы: возвращение к Клинтону

Руководители стран «старой Европы», восставшей было против США в 2003 году из-за авантюры в Ираке, тогда же столкнулись с необходимостью самим вырабатывать свою стратегию и самостоятельно нести ответственность за последствия своей деятельности

После прихода к власти Обамы его администрация испытывала огромный энтузиазм по поводу открывающихся перед ней возможностей.
    Руководители стран «старой Европы», восставшей было против США в 2003 году из-за авантюры в Ираке, тогда же столкнулись с необходимостью самим вырабатывать свою стратегию и самостоятельно нести ответственность за последствия своей деятельности. И победа обернулась поражением, ибо совершенно неожиданно оказалось: европейские элиты, привыкшие после войны сидеть «во внутреннем кармане» США, не готовы к принятию решений и совершенно не хотят заниматься этим.
    Они привыкли к «старшему брату», принимающему за них решения, они привыкли во всем полагаться на него и всласть ругать его, наслаждаясь свободой безответственности.
    И, когда перед ними замаячил призрак ответственности, они смертельно напугались и вернулись под фактически патронаж США.
    Воплощение в жизнь этого страха и отказа от ответственности, официально трактуемое как «ренессанс трансатлантического партнерства», давало США огромные возможности влияния на Евросоюз и использования его ресурсов для достижения собственных целей, — однако агрессивный индивидуализм бушевских неоконсерваторов во главе с Чейни привел к ограничению сотрудничества, самостоятельным силовым действиям США и, как следствие, к их перенапряжению.
    Казалось само собой разумеющимся, что отказ США от индивидуализма, переход к стратегии коллективных действий позволит им в полной мере опереться на Европу и многократно расширить свои возможности за счет сотрудничества с ней.
    Однако попытка сделать это, предпринятая Обамой, провалилась весьма болезненным для американцев (и не только в плане уязвленного самолюбия) образом.
    В марте 2009 года Обама предложил Евросоюзу активизацию действий в Афганистане. В настоящее время всю тяжесть боевых действий несут на себе американцы, а также англичане; остальные же европейцы, в свое время поддержавшие ввод войск в Афганистан, отсиживаются на севере, вне зоны проживания пуштунов, и в боевых действиях практически не участвуют.
    Администрация Обамы вполне резонно предположила, что от военных союзников можно ожидать большего, — однако трагически просчиталась. Обаме более чем внятно, хотя и со всем почтением отказали сначала на Лондонском саммите «большой двадцатки» 2 апреля, а затем на саммите НАТО в Брюсселе 5 апреля. Европейские государства (включая страны Восточной Европы, считавшиеся американцами своими союзниками против «старой Европы») очень убедительно объяснили американцам, что воевать не будут.
    Этот афронт сделал США зависимыми от Ирана. Да, конечно, тот и без того стал региональным лидером стараниями Буша, и Обама и его представители, понимая это, многократно указывали на необходимость переосмыслить отношения с Ираном и даже восстановили с ним дипломатические отношения (причем безо всяких условий).
    Однако без наращивания военного присутствия Запада в Афганистане тот объективно вернется под контроль талибов. Отказ европейцев означает, что наращивание военного присутствия будет осуществляться за счет американских войск, — а это, в свою очередь, создает необходимость уменьшения американского военного присутствия в Ираке.
    Обама говорил об этом во время избирательной кампании как о цели, но не предполагал, что это сокращение будет носить вынужденный характер, не связанный со стабилизацией Ирака.
Сокращение американского присутствия в Ираке резко повысит роль Ирана как фактора иракской стабильности уже в текущем году. Иран и без того ведет себя весьма сдержанно, не поднимая, несмотря на всю напряженность в отношениях с США, контролируемых им (и образующих большинство иракского общества) шиитов на борьбу с оккупантами, но теперь его конструктивный нейтралитет становится намного более нужен американцам, чем раньше. Это делает президента Ахмадинеджада хозяином внешнеполитического благополучия президента Обамы.
    Вторым предложением Обамы европейцам, презентованным накануне саммита «большой двадцатки» в Лондоне, был глобальный план стимулирования мировой экономики (при помощи стимулирования спроса — так как сил одних только США на это не хватает). Однако он также не нашел в Европе понимания: представители Евросоюза дали понять, что будут давать деньги даже не на стабилизацию экономики Евросоюза (или еврозоны) как целого, а только на стабилизацию своих собственных экономик. Проявлением отказа европейцев от экономического экспансионизма этого стал отказ принять Польшу в зону евро на основании недавней девальвации злотого, а также отказ Турции в принятии ее в Евросоюз в сколь-нибудь обозримом будущем.
Этот отказ в тактическом плане способствовал укреплению ее сотрудничества с Россией и оказался полезен нам. Однако в стратегической перспективе он может привести к коренному переосмыслению всей модели развития Турции, к возврату ее от построения светского общества массового потребления к идеологии пантюркистской экспансии.
    Однако в целом жесткий отказ Евросоюза от предложений Обамы сейчас развеивает американские иллюзии о возможности совместных действий с Евросоюзом, возникшие на фоне глубокого разочарования Бушем и его интервенционистской политикой. США медленно, но неуклонно возвращаются к модели сотрудничества позднего Клинтона: «мы будем делать то, что надо нам, совместно с европейцами; если же мы увидим, что уговорить их не удается, мы будем делать то, что нам надо, в одиночку, — если, конечно, у нас хватит сил».    Что это значит для третьих стран, понятно, если вспомнить главный символ реализации этой политики при Клинтоне — «вбамбливание в каменный век» Югославии в 1999 году.