Нужно ли осуждать Россию за «неоимпериализм»

Достаточно представить себе, что с Британской Империей в 1930-е годы, когда большая часть англичан искренне считала свой имперский статус изначально правильным и соответствующим естественному порядку вещей, происходит то же, что произошло с Советским Союзом. Распад империи сопровождается отделением Шотландии (читай   — Украина) и Уэльса (читай  — Беларуси), жуткой экономической депрессией, а также свержением конституционной монархии и разрушением парламентской политической системы (читай – советское партийное государство), пишет «The Financial Times» (Великобритания).

Учитывая все это, старания России восстановить свой международный статус и сохранить постимперскую сферу влияния вряд ли удивительны. Совершенно естественно, что после выхода России с экономического дна 90-х годов эти попытки усилились. Не только так называемое «ближнее зарубежье», но и практически все страны Центральной и Западной Европы сегодня боятся впасть в слишком сильную зависимость от российских нефти и газа. А когда Грузия неосторожно решила подразнить медведя, обнаружилось, что Москва вновь имеет и волю, и возможности к проведению эффективных военных операций вне своих границ.

Однако крупнейшим риском для международной стабильности всегда было и остается состояние отношений России с Украиной. Здесь необходимо учесть и размеры Украины, и ее внутреннюю нестабильность, и наличие значительного русского меньшинства, и силу символического значения Крыма и Черноморского флота для России. Учитывая все это, нужно отметить, что источником столь позитивных новостей, как апрельские договоренности по продлению сроков аренды базы для российского флота в Севастополе в обмен на снижение цен на энергоносители, это постсоветское государство не выступало уже давно.

Осуждение русского неоимпериализма в некоторых случаях может быть совершенно правильным, однако, осуждая, всегда следует помнить, что Россия – далеко не единственная бывшая империя, грешащая подобным поведением. Британия после 1945 года точно так же отчаянно пыталась сохранить за собой как можно больше влияния в постоянно сжимавшемся имперском пространстве, что иногда делалось как вопреки международному праву (вспоминаем Суэц), так и в нарушение прав человека (война «мау-мау» в Кении).

Более того, потерю «своей» земли империя всегда переживает тяжелее, чем потерю колоний, от которых метрополию отделяет океан. Если в нашем случае была Британия и была империя, то в российском случае Россия сама была своей империей: с потерей собственности в любом случае легче смириться, чем с потерей собственного лица, и Лондону гораздо проще спокойно смотреть на то, что происходит в Азии или на Ближнем Востоке, чем России – терпеть хаос, творящийся на Кавказе. Самые близкие эпизоды из истории Британии и Франции к тому, что происходит при распаде единой империи – это, соответственно, Северная Ирландия и Алжир, и в обоих случаях империя отступала через огромную боль и с огромными проблемами.

Россия, впрочем, сохранила главную драгоценность своей имперской короны – Сибирь. Понятно, что, учитывая богатство Сибири, ее чрезвычайно малую заселенность и наличие могущественного соседа на юге безопасность этого региона и сегодня беспокоит, и в будущем будет беспокоить Москву. Однако Сибирь остается источником больших возможностей и всевозможных искушений. При нынешней мировой ситуации, когда ресурсов становится все меньше, сибирские углеводороды не только дают России реальное влияние на международной арене, но и практически диктуют ей способы восстановления своего статуса. Собственно, тому, что Россия сегодня выбирает путь энергетических противостояний, можно только порадоваться – это все же не путь военного давления и территориальных захватов. Тем не менее, владение этим оружием делает Россию потенциально неудобным участником либерально-капиталистической глобальной экономики.

При виде всех препятствий, с которыми сталкивается сегодня вторая эра «англоговорящей» глобализации, нельзя не вспомнить первую, еще британскую, эру. Та глобализация получила первый чувствительный удар в 1914-18 годах и была практически остановлена событиями 1939-45 годов. Если нынешний Китай сравнить с тогдашней имперской Германией, перспективы глобальной стабильности получаются совсем не радужными. В 1913 году на Германию приходилось 44 процента торгового оборота России, обе империи были кровно заинтересованы в благополучии друг друга – и все равно в 1914 году пошли друг на друга войной.

Нынешняя Россия столь же кровно заинтересована в стабильности существующего миропорядка. Еще больше она заинтересована в том, чтобы, если он начнет шататься, не попасть в первые ряды воюющих. Однако сегодня она еще слабее, чем в первой половине двадцатого века, контролирует геополитические и экономические факторы, определяющие ее судьбу. История не в состоянии убедить правителей России, что мир и стабильность гарантируются участием в глобальной экономической системе – не говоря уже о демократии. Исторический опыт России таков, что все, на что, с ее точки зрения, можно полагаться – это то, что, если в 1914 и 1939 годах кто-то, начиная войну, еще мог верить в победу, способную принести некие ощутимые выгоды, то сегодня это невозможно, поскольку в мире есть ядерное оружие.

Автор: Доминик Ливен – заведующий кафедрой всемирной истории Лондонской школы экономики (London School of Economics) и автор книги «Россия против Наполеона». Перевод: «Голос России»