Конституционные декорации ЦентрАзии. Республики или ханства?

События, связанные с путчем ГКЧП и распадом СССР, привели стоявших у власти в бывших советских республиках Средней Азии коммунистических бонз к необходимости новых выборов глав государств. Хотя формально сроки полномочий их президентов к том

Конституционные декорации Центральной Азии

В случае принятия основных положений обнародованного недавно проекта новой конституции Кыргызстана, превращающего страну в «парламентскую» республику, это станет прецедентом, противоречащим всему предыдущему опыту так называемого конституционному строительства в странах постсоветской Центральной Азии. Ведь там повсеместно установились «президентские» и даже «суперпрезидентские» республики, и преобладающей тенденцией, включая, кстати, и сам Кыргызстан как при Акаеве, так и при Бакиеве, на протяжении всего периода государственной независимости оставалось лишь укрепление президентской власти и расширение полномочий глав государств. Правда, о каких-либо прецедентах, как и о самом конституционном строительстве, применительно к странам Центральной Азии можно говорить лишь условно, так же, как и о понятиях «демократия», «конституция», «президентская» или «парламентская» республика, или даже просто «республика».

Республики или ханства?

Так получилось, что в бывших советских республиках Центральной Азии конституционное законодательство с провозглашенной там приверженностью демократическим ценностям и прописанными демократическими институтами, да и право в целом, изначально имели подчиненное значение и служили, в основном, задаче сакрализации и правовой легитимации власти, а также реализации конкретных политических задач, выступая исключительно в качестве инструмента все той же власти. В полной мере это относится и к такому важнейшему демократическому институту как народное волеизъявление на выборах. Сама практика проведения всенародных голосований свидетельствует, что целью данных мероприятий является, опять же, укрепление власти и демонстрация поддержки официального курса со стороны населения. Избиратель же лишен возможности хоть как-то влиять на политику государства. При подобном типе власти формально провозглашаются демократические принципы и республиканское правление, но реально происходит закрепление диктатуры, отличающейся от монархии лишь отсутствием короны и титула. Фигурант, занимающий главенствующую позицию в системе власти, концентрирует максимум реальных полномочий, но маскирует их декоративными структурами, имитирующими демократию.

События, связанные с путчем ГКЧП и распадом СССР, привели стоявших у власти в бывших советских республиках Средней Азии коммунистических бонз к необходимости новых выборов глав государств. Хотя формально сроки полномочий их президентов к тому времени еще не истекли, все они постарались при помощи всенародного голосования продемонстрировать всему миру и друг другу, что их легитимность не связана с практикой коммунистических времен, а базируется на новой основе. К тому же в то время была еще относительно сильна демократическая «инерция» горбачевской «перестройки», да и общая ситуация в мире была такова, что ни одно из новых независимых государств Центральной Азии объективно не могло откровенно игнорировать распространенный в общественном сознании взгляд на демократическое правовое государство как оптимальную модель государственного устройства. Отсюда декларирование лидерами центральноазиатских государств своей приверженности демократическим ценностям, правам и свободам и т.д., что было зафиксировано соответствующими положениями конституций новых независимых государств.

Все эти декларации, конечно же, ни в коей мере не отражали подлинных настроений во властных группировках, скорее наоборот. Да и откуда могла взяться приверженность демократическим ценностям у представителей среднеазиатской партхозноменклатуры, чей менталитет формировался на основе довольно сложного и порой противоречивого идеологического конгломерата: советской тоталитарно-иерархической системы ценностей, слившейся с традиционной схемой общественных отношений, основанных на клановом самосознании, коллективистской солидарности и повиновении «старшим». Клановость при этом во многом предопределяет как характер рекрутирования местных политических элит, так и значение первого лица как «предводителя» определенного клана. Добавим глубоко укорененную в центральноазиатском социуме исламскую (прежде всего, суннитскую) догму о слитности, неразделенности власти, превращающую ее «верховного» носителя в некое земное воплощение высшего авторитета.

В условиях, когда подобное самосознание, прямо скажем, не слишком хорошо сочетающееся с демократическими ценностями, характерно не только для правящей бюрократии, но и для масс населения, не было ничего удивительного в том, что «задел» демократического развития, созданный на рубеже 1980-90-х годов, был довольно быстро либо вовсе ликвидирован, либо серьезнейшим образом редуцирован. В результате во всех странах Центральной Азии восторжествовали укорененные местными традициями и ценностями патерналистские автократии той или иной степени жесткости. При таких государственных моделях политический лидер постулирует себя сверху и воспринимается снизу как «отец нации», а зачастую еще и как лидер этноса (естественно, титульного). Отсюда – чрезвычайно персонифицированный характер высшей власти, когда само государство во многом ассоциируется с должностью президента, а последняя — с фигурой конкретного человека: Назарбаева, Каримова, Ниязова.

В политической культуре патерналистских автократий, да и вообще, в традиционной, прежде всего, восточной политической культуре доминирует убеждение, что политическая борьба может идти не иначе, как в соответствии с принципом: победитель получает все. В Центральной Азии властные элиты, органически не приемля демократии, а вместе с нею и демократические правила игры, стали претендовать на властную монополию и при этом фактически развязали войну на уничтожение (нередко не только политическое, но и физическое) своих политических противников. Правила игры оказались не формой консенсуса, а навязанным победившей стороной ультиматумом.

О каких конституционных нормах в этих условиях можно говорить? Сама необходимость иметь главу государства сознательно увязывается с конкретной личностью, и ради продвижения на президентский пост вполне конкретного человека власть неоднократно и сознательно шла на совершенно произвольное перелопачивание законодательных норм – от изменения самих конституций до сокращения сроков избирательных кампаний, а то и до полного отказа от них. Смысл выборов в качестве института демократии был полностью деформирован. Избирательные кампании превратились в квазидемократический формальный акт, не влияющий реально на то, кто будет вершить власть. Последнее предопределено заранее специально сконструированным законодательством и соответствующей практикой, абсолютно далекой от демократических стандартов.

«Конституционное строительство» по «вертикали»… … …. Читать Далее