Может ли РПЦ стать модной?

Несколько дней назад известный в русской Сети юродивый взорвал эфир фотоотчетом собственного изготовления, в котором правдиво отобразил финал хождения российских байкеров к Черному морю.

Несколько дней назад известный в русской Сети юродивый взорвал эфир фотоотчетом собственного изготовления, в котором правдиво отобразил финал хождения российских байкеров к Черному морю.

Поход с самого начала вышел непростой — участников благословил сперва, без лишнего шума, патриарх, а потом, с фанфарами и телекамерами, — премьер. Еще бы — мотоциклисты ведь не кататься отправились, а поддерживать Черноморский флот, от злых украинцев умученный.

Вышел, однако, небольшой скандал: помянутый юродивый, не зла желая, но от излишней, положенной по статусу искренности, выложил в общий доступ фото, на котором, среди триколоров, хоругвей и крестов отчетливо видна симпатичная девушка топлесс [1]. Нет, действительно, симпатичная, но само сочетание вызывает у неподготовленного зрителя некоторый диссонанс. Наводит, что ли, на мысли о кощунстве.

В итоге байкеры покаялись, легкомысленного водителя, прокатившего неодетую подружку, наказали в соответствии с традициями субкультуры, а вождь, известный миру как «Хирург», запретил, от греха, подопечным впредь пользоваться какими-либо флагами, помимо байкерских.

Нас интересует, впрочем, не сам скандал, он здесь — не больше, чем информационный повод. И даже не политический аспект мероприятия, про который, к слову, и без того достаточно уже понаписано. Самое интересное тут, кажется, — новая, не оформленная пока внятно, но ожидаемая стратегия РПЦ.

(Не оформившаяся — еще и потому, что и в церкви озадачены полученным эффектом; во всяком случае дьякон Кураев, засветившийся на мероприятии, потом произнес несколько слов, явно оправдываясь. Ликует с детской непосредственностью, веруя в грядущее торжество православия, только, пожалуй, помянутый выше юродивый. Прозревая, как ему по должности и полагается, будущее.)

Церковь, даже раньше, чем Советский Союз ужался до размеров свободной России, активно начала встраиваться в новый мир, используя все возможности, которые для этого открылись. С каждым днем этих возможностей все больше, хотя бы потому, что теперь церковь прочно встроена в систему государственной идеологии (тут надо понимать, что речь идет скорее о визуальном ряде, чем о понятийном — с формулированием понятий даже у самых образованных представителей власти явные проблемы). Церковь действует не всегда системно, иногда слишком грубо и прямолинейно, раздражая воспитанных в секулярной традиции обывателей, иногда не достигает даже успеха, нет ведь до сих пор в школе обязательного курса ОПК,  — но действует, с каждым днем расширяя и присутствие свое, и влияние. И новый патриарх с самого начала показал, что останавливаться на достигнутом не намерен и даже готов к конфликтам любого уровня (вспомним, например, высказывания о войне как каре божьей).

Ресурсы прямого давления, однако, не безграничны, и казус байкеров показывает: постоянно, скорее даже интуитивно, чем осмысленно, в церкви осуществляется поиск новых путей.

Тут нужна неожиданная оговорка. Резкий разворот. Из мира, где царят духовность с велелепием, в вертеп предельной бездуховности. В привычно поносимый социальными критиками мир престижного потребления ненужных вещей. В царство блесток и мишуры, актуальных брендов, модных дизайнеров и глянцевых журналов. Механика его существования вроде бы понятна: когда базовые, естественные потребности удовлетворены, индустрия начинает навязывать потребности в буквальном смысле неестественные. Индустрия сильна, а человек слаб, прошло лет, наверное, не более сорока с того момента, как Бодрийяр отметил наличие данного феномена в знаменитой своей «Системе вещей», и вот нас уже не удивляют люди, для которых весь смысл бытия заключен в возможности поуместнее продемонстрировать правильную этикетку, а критерием самоидентификации становится марка автомобиля, духов или перчаток.

При этом мало кто задумывается, что корни этого странного дерева — в церковной традиции. Можно, например, и грандиозные соборы, которыми не устаем восхищаться, рассматривать как апофеоз бессмысленных трат, особенно если вспомнить, что строились они в то время, когда вокруг царили голод, чума и война… Но мы не будем сейчас зацикливаться на рассуждениях в стиле «сколько бы вышло портянок для ребят», дабы не спровоцировать ненужной для данного рассуждения дискуссии. Не о том речь.

Но ведь и рекламу, если верить во всяком случае Марку Блоку, изобрела церковь, правда, католическая. Скромные сельские кюре в эпоху мрачного средневековья активно сочиняли полноценные вполне рекламные буклеты, которые и сейчас сделали бы честь профильным агентствам. Обосновывали, что именно в их церкви хранящийся палец ответственного за данный недуг святого излечивает наиболее качественно, а конкуренты из соседних приходов — жалкие шарлатаны. Православные — в силу невысокого уровня грамотности в среде священников — довольствовались «сарафанным радио». Именно церковь нагружала толпы паломников дорогостоящими сувенирами, фрагментами мощей, миром с чудотворных икон и т. п. И ради того, чтобы этими вещами обладать, люди были готовы на любые траты. Довольно часто и до преступлений доходило. Гигантская эта экономика успешно функционировала на протяжении столетий, и уступать свои позиции стала — причем неохотно, цепляясь до последнего за людей бедных и необразованных, — не раньше XVIII века, когда в моду вошли атеизм с индивидуализмом. Уступила, что тоже не случайно, не кому-нибудь, а парижским модисткам и производителям брабантских кружев. И если подумать, устойчивое выражение «икона стиля» появилось в свое время совсем не случайно.

Внутри культуры церкви, таким образом, есть механизмы, структурно идентичные механизмам «модного потребления». А это значит, церковь может быть модной. Тем более что ниша вновь освобождается, как пишут в газетах, в связи с экономическим кризисом: пустеют бутики, в шоу-румах нераспроданными висят прошлогодние коллекции, и рыдают над златом производители дорогих часов. К тому же, например, довольно легко понять, почему крестик из афонского кипариса в разы дороже аналогичного изделия местного производства. Здесь даже объяснения не требуется: духовность — штука, познаваемая интуитивно. Понять же то, что футболка итальянского дизайнера, пошитая на китайской фабрике, стоит в двадцать раз больше, чем такая же футболка, пошитая на той же фабрике и теми же, как правило, руками, но сверх заказанного лимита либо в неурочное время и оттого «поддельная», куда сложнее. Тут необходима уже слепая вера, что лишний раз подтверждает наш тезис о структурном сходстве описанных выше механизмов.

Наиболее активные агенты моды — это не тайна — представители различных субкультур. В большинстве своем обыватели не склонны жертвовать самоидентификацией в пользу одного какого-нибудь увлечения, но зато охотно копируют отдельные аксессуары (от одежды до словечек) представителей субкультур, находящихся в центре внимания СМИ.

И ход с байкерами представляется здесь вполне перспективным. Ну то есть не без оговорок, конечно, байкеры — движение условно модное, скорее ветераны, чем передовики. Но ведь первый блин всегда комом.

Внедрение церкви в модные субкультуры, скорее всего, не прекратится. И не удивляйтесь, граждане, когда прочтете в новостях о крестовом, допустим, походе детишек-эмо куда-нибудь в Грузию.