Станет ли Лужков новым Ельциным?

Уволенный Лужков объявил о намерении заняться политикой: прежде всего, бороться за восстановление прямых губернаторских выборов, а также способствовать принятию в России демократических законов.

Ситуация сейчас такова, что Лужкову просто выгодно пугать российские власти своим возвращением в большую политику: будете обращаться со мной плохо – попорчу вам результаты на федеральных выборах. Это – довольно сильная угроза, с помощью которой можно выторговать серьезные уступки, как по бизнесу, так и в плане преемственности между предыдущей и будущей московской властью. Но вполне возможно, что одного назначения Владимира Ресина новым градоначальником окажется достаточно, чтобы охладить пыл Лужкова.

О том, что политические намерения Лужкова не очень серьезны, косвенно свидетельствует их крайняя размытость. Создать общественное движение, которое способствовало бы принятию демократических законов? Лужкову должно быть достаточно хорошо известно, что способность общественных движений влиять на законодательный процесс в современной России стремится к нулю. Реанимировать «Российское движение демократических реформ», бесследно исчезнувшее более десятка лет назад? Ну, простите. Где деятели этого движения? Иных уж нет (Собчак), а те далече (Шеварднадзе).

Предположим, однако, что намерения окажутся серьезными. Возможно, они и сейчас не вполне конъюнктурны. Возможно также, что дальнейшие действия Кремля – в особенности, предстоящее кадровое решение, – ясно покажут Лужкову, что рано складывать оружие. Тогда-то и станет актуальным вопрос о том, как относиться к Лужкову. Может ли он стать частью демократической оппозиции?

Отвечая на этот вопрос, надо признать, что по своей политической траектории Лужков демократом не является. То, что он многократно избирался мэром на выборах, и некоторые из этих выборов в целом соответствовали общепринятым в мире стандартам, не аргумент. Мало ли кто из нынешних российских правителей когда-то избирался? Это сейчас они обленились и не хотят подвергать свою власть даже малейшему риску, а тогда выборы послужили трамплином для очень и очень многих.

Несомненно, что Лужков был создателем одного из первых в России авторитарных региональных режимов. Практики таких режимов во второй половине нулевых были перенесены на всю страну, но у их истоков стояла небольшая группа региональных начальников, и в этой группе Лужков был несомненным лидером. Более того, я полагаю, что если бы по итогам выборного цикла 2000–2001 гг. у власти оказался тандем Примакова и Лужкова, то авторитарный поворот в российской политике случился бы четырьмя годами раньше, был бы более болезненным и еще менее обратимым, чем на самом деле. И в последние годы Лужков был надежным винтиком системы: обеспечивал победы «Единой России» на всех возможных выборах, не разрешал акции на Триумфальной и пр.

Так вот, являются ли все эти обстоятельства препятствием к тому, чтобы Лужков стал демократом? Полагаю, нет. По моему мнению, движение к демократии в России станет возможным лишь тогда, когда мы признаем: демократ – это не тот, кто всегда был демократом; не тот, кто приятен видом, интеллигентен и «рукопожатен»; и не тот, кто ненавидит Путина, Сечина, коммунистов, Чубайса – далее по списку. Это тот, кто вносит практический вклад в борьбу за демократию. И естественно, что чем больше у такого политика ресурсов, тем полезнее он для дела. Так что вопрос, на самом деле, шире. Он не сводится к фигуре Лужкова.

Демократия, как те самые хрестоматийные стихи, зачастую берется из всякого сора: тут тебе и лопухи, и лебеда. В первом парламенте Франции, избранном после разгрома Парижской коммуны, демократов почти не было. Колоссальным большинством мест располагали три монархические фракции: бонапартисты, легитимисты и орлеанисты – которые просто не смогли договориться между собой о кандидатуре короля. Итогом их маневрирования стала демократия. Более того, учрежденная тогда Третья республика стала самой долгоживущей из пяти французских демократических систем.

Судьба российской демократии, рожденной выборами 1989–1991 г. и провалом путча, оказалась более короткой и печальной. Стоит помнить, что во главе российского демократического движения стоял человек, который ни по предыдущей траектории, ни по политическим взглядам демократом не был. На пике своей карьеры Ельцин, несомненно, стал антикоммунистом. Он ценил некоторые гражданские свободы: например, свободу слова. Но и события осени 1993 г., и омерзительная «президентская кампания» 1996 г., и вкус к монархическому декору ясно показывали, что он оставался крайне далек от основных демократических ценностей.

Казалось бы эти исторические факты противоречат моему выводу. Вот, пустили козла в огород, и не получилось демократии. Думаю, однако, что проблема была в другом. Переход к демократии обычно связан со сменой власти. Проблема России в 1991 г. состояла не в том, что к власти пришел человек, лишенный глубоких демократических убеждений, а в том, что он приобрел власть всю. Целиком. Демократическому движению не удалось оговорить никаких условий коалиции с Ельциным. Он всех назначил сам и проводил ту политику, которую хотел. И это подталкивало к авторитарным решениям.

В то же самое время мэром Петербурга был Собчак, который по части элементарного понимания демократии Ельцина явно превосходил. Но отношения Собчака с демократическим Ленсоветом, с недавними соратниками складывались немногим лучше, чем у Ельцина с Верховным советом и теми его демократически настроенными депутатами, которые в общем-то просто отстаивали право парламента на автономию.

Проблема не в том, сможет ли Лужков стать демократом. Сможет кто угодно, было бы желание. Проблема в том, чтобы остаться на демократических позициях. А это зависит не только и не столько от самого Лужкова, сколько от модели взаимодействия между участниками демократического движения.

Разумеется, я далек от мысли, что Лужкову суждено стать новым Ельциным. Но если он действительно перейдет в оппозицию, то довольно заметная роль ему гарантирована. И это прекрасно: демократическая оппозиция в России слаба, любое пополнение пойдет ей на пользу. Но важно, чтобы расширение круга демократических сил не вело ни к конфликтам между ними, ни к подчинению одних участников движения – другим.

Автор: Григорий Голосов — директор «Межрегиональной электоральной сети поддержки», профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге